Наконец-то меня перестало трясти. Щиц готов сотрудничать — и это замечательно. Конечно, кроме него была Бонни… но вряд ли я смогла бы заставить ее стирать мои вещи. Ведь как ведьма она гораздо сильнее и искуснее меня. Хотя мы обе новенькие.
Все, что у меня есть — это имя и статус. Жаль, что я не смогла взять их с собой в Академию, придется справляться за счет других вещей. Головы на плечах, например.
Жаль, что за то долгое время, что я отплясывала на балах и готовилась к замужеству, я почти разучилась ей пользоваться. Там, все-таки, не голова нужна — инстинкты.
— Еще бы ты требовала, — склонил голову Щиц.
— Все, что мне нужно, это чтобы мои… наши с Бонни вещи стирались и гладились. Котлы чистились. Комната убиралась. Если возникнет такая надобность — готовилась еда, — я пояснила на всякий случай, — просто не люблю превращать хобби в обязаловку. Все.
— Ты могла бы добиться этого, взяв в фамильяры мартышку, — грустно усмехнулся Щиц.
— Так ты отказываешься? — я подняла бровь, — думаю, если я попрошу вместо тебя мартышку, Академия выделит ее мне с превеликим удовольствием.
— Почему же? — Щиц встал со стула. — было бы глупо отказаться от такого шанса отсюда вырваться только потому, что страшно четыре года работать ручной говорящей мартышкой.
Он подошел к двери.
— На завтрашнем закате подойду куда надо.
Закрыл ее очень аккуратно, хотя я ждала хлопка. Недовольства. Обиды.
Щиц просто… отстранился. Ушел. Наверное, все-таки обиделся. Но он признал мою правоту, признал, что сделка взаимовыгодная! И вообще, я же старалась предложить безболезненно…
Бонни снова хихикнула.
— У тебя лицо как у ребенка, который только что отобрал у другого ребенка конфету, чтобы нарваться на драку. А тот ему возьми и всучи еще целый кулек. Радуйся давай!
— Ладно, — я пожала плечами. — Я очень-очень рада.
Бонни подошла и стукнула меня по лбу.
— Актриса из тебя никудышная, все на лице написано. Давай вместе: нам не придется стирать мантии! Раз-два: гип-гип…
— Ура-а-а! — подхватила я.
Все-таки хорошо, что эта на диво предприимчивая девчонка стала моей соседкой… и, чем черт не шутит — подругой?
Подружкой. Есть слова, которыми не стоит разбрасываться.
Все-таки перед тем, как называть кого-то другом, необходимо пройти с ним огонь, воду и налоговую проверку. Наше с Бонни общение было выгодно нам обеим, вот и все. Ожидание барыша очень утепляет отношения, не раз видела.
Я не слишком-то доверяю незнакомым людям после того, как меня предал самый родной и самый близкий человек — папенька.
Я вспомнила тот взгляд, которым папенька одарил меня, завидев упавшую служанку. Я, кажется, очень разочаровала его… но я же не просила никакой силы. Я не виновата!
А как мой отъезд будет выглядеть в глазах нэя Элия?
Любил ли нэй Элий меня когда-нибудь или просто обедал за мой счет, развлекал богатую дурочку, ожидая, когда она подарит ему свои денежки? Тетеньку больно слушать, но она частенько бывает права.
Люби он, проследовал бы за мной и сюда. Но я не видела его ни разу. Не получила весточки. И от папеньки тоже ни слова…
— Ты чего такая грустная? Все же хорошо вышло, правда? — Бонни тронула меня за плечо, и я обнаружила, что так и замерла посреди комнаты, оперевшись на монументальный котел рукой.
— Скучаю по дому, — соврала я, — а ты — нет?
— Я тоже, — Бонни застенчиво улыбнулась, — вчера плакала в подушку. Одной скучать совсем тоскливо, а те девчонки, они… не думаю, что им было не все равно. Но вместе скучать не так страшно, да?
— У меня был жених, — на волне иррационального доверия поделилась я.
Может, это часть ее силы: вызывать доверие. Человек же тоже вполне себе животное.
— Ого! — Восхищенно воскликнула Бонни, — Настоящий?
— Не знаю, — я пожала плечами, — может, так… просто.
Просто человек, к которому можно сбежать от тетеньки. Просто человек, который позволил бы мне заниматься финансами в свое удовольствие.
Папенька всегда хотел сына. Когда я показывала, что разбираюсь в его работе, он напрягался, звал тетеньку… И я получала удвоенную дозу языков и этикета. Однажды из домашней библиотеки пропали все книги по математике, по которым я училась.
Тетенька сказала, папенька продал их коллекционеру за большие деньги. Выгодная сделка. Все равно они никому не нужны.
Я не должна по ним учиться. И я согласилась под осуждающим взглядом папеньки. В конце концов… танцевать я ведь тоже любила?
С Элием было легко: он ни в чем меня не ограничивал. Он даже не знал, что такое синус или тангенс, и слушал мои рассказы о них с тем же выражением лица, что и рассказы об экзотических животных, которых я видела на представлении у тайе Катански.
Но он не осуждал.
— Тогда глупости это, а не жених, когда просто, — фыркнула Бонни, — должна быть любовь.
— Кому должна? — Спросила я скорее ради самого спора, чем ради ответа.
— А как иначе?
— В моих кругах редко женятся по любви, — пожала плечами я, — всегда есть причина.
— Любовь…
— Не причина, — я покачала головой, — любовь — баловство, как танцы. Чтобы сбежать от реальности.
Теперь я понимала.
Раньше моей реальностью был дом, где я, такая какая я есть, не была нужна. Была нужна Еленька — и я вжилась в ее мягкую шкурку, и даже научилась находить в этом бездумном бытии удовольствие. Сложно избавиться от нее полностью — потому что она тоже я, и она останется со мной до самой смерти.
Теперь моя реальность — Академия. И не стоит сокрушаться об Элии или о папеньке, потому что в этой реальности их нет и быть не может.
Есть только я.
Эля.
Есть что-то волшебное в смене имени на кличку, в отказе от фамилии и достижений предков. Возможно, это часть той магии, что сделает из меня настоящую ведьму, которой я совершенно не рвусь быть.
Можно плыть по течению и легко стать ведьмой. Как стала ей тетенька.
Я…
Не думаю, что я этого хочу.