Сама Онни мне не очень нравилась как личность, но преподавателей не выбирают — у них берут то, что они дают. А Онни давала много.
Онни смотрела на меня, не моргая, минут пять.
Потом вдруг сказала:
— Ладно, поверю. Но тебе стоит предупреждать, если ты по каким-то причинам не можешь справиться с моим заданием… или поручением. А не сдавать сделанное наспех и абы как. Так ты не помогаешь — просто у меня появляется в два раза больше работы, чем было.
Она скрестила на груди пухленькие ручки.
Я кивнула.
Она ждала, чуть наклонив голову к плечу. Не знаю даже, откуда ко мне в голову пришла мысль, что она вслушивается в суматошный стук моего сердца.
Я сказала, потому что именно этого она от меня и ждала:
— Завтра не могу. Извините.
Я должна была узнать, что творится с тетенькой! И не мгла ждать еще десять дней до следующей встречи. Пусть Онни и рассердится — но не съест же она меня?
— Вот как? — переспросила Онни, — Как жаль, как жаль. А ведь как раз завтра хотела начать преподавать тебе основы взаимодействия с проклятиями. Я как раз дала тебе необходимую базу…
Я без труда поняла, к чему она клонит, но уточнила на всякий случай:
— То есть мне завтра нужно быть обязательно?
Онни села за стол, подперла голову рукой.
— Или у меня пропадет вс-сякое нас-строение, — грустно сказала она, — и придется подождать мес-сячишко-другой. Но вы же не с-спешите? Тебе же нравится рас-сплачиваться магией с не с-самой лучш-шей прачкой?
Дело было не в магии.
Я привыкла к тому, что у меня ее нет.
У меня почти никогда не было магии. А каждый раз, когда вдруг появлялась, это никогда не приводило ни к чему хорошему.
Банка с медными монетками, которой Бонни разбила окно, могла бы помочь — я чувствовала, что этот подарок от лесного дедушки как-то связан с бабушкой, а значит, должен помочь. Я ведь все-таки собрала стекло тогда.
Она стояла у меня на столе и так и манила с ней разобраться. Так и манила. Банка бы шептала мне на ухо всякие соблазнительные словечки, будь у нее губы, клянусь.
Только вот чем за это придется расплачиваться? Как она вообще действует?
Я боялась того дня, когда магия у меня появится. Для меня Щиц был удачным приобретением: у меня было ровно столько магии, чтобы меня не могли выгнать из Академии, и ее не хватало на что-нибудь серьезное.
И даже мой вечный позор на всяких магических предметах меня беспокоил меньше, чем мое умение убить и без того дохлую ворону парой зернышек собственноручно приготовленного риса.
Нет, мне как раз очень удобно было иметь в фамильярах прачку, которая еще и забирает у меня ненужную магию.
Но…
Щиц стал мне другом, и я видела, как неудобно ему, и это перечеркивало все плюсы.
Но объяснять это Онни? Увольте. Пусть думает обо мне в меру своей испорченности.
— Я спешу. Но мне нужно завтра…
— Значит, тебе не нужно рас-сколдовывать Щица, — кивнула Онни.
На зеленой столешнице — отделка под малахит, дешевый шик, папенькин знакомый делает в Тамане, мы как-то раз ездили к нему горы посмотреть, водички попить, пару контрактиков подписать, — среди бумаг стояла тяжелая литая чернильница. Вдруг захотелось взять ее и опустить на голову Онни с размаху.
Я испугалась вдруг.
Не за себя.
Себя.
Что-то темное вдруг поднялось с самого дна моей души, когда я увидела эту чернильницу. И вряд ли чернильница была каким-то артефактом или вроде того — скорее, это самое темное давно хотело подняться и нашло повод.
Я ущипнула себя за руку, чтобы запихнуть эту пакость обратно. С опаской посмотрела на Онни: она все еще мне не нравилась, но и голову ей расшибить больше не хотелось.
— Мне нужно расколдовать Щица, — сдалась я, — приду завтра с утра…
— У меня есть время после обеда.
— Приду завтра после обеда.
— Ладненько, — пропела Онни.
Я думала целый вечер. Мне нужно было увидеться с тетенькой! Обязательно! И все выяснить!
Но и Онни, она…
Она как будто знала, что мне позарез завтра нужно будет после обеда оказаться у беседки с сиренью, а не у нее в кабинете.
Ну не раздвоиться же…
Хотя…
А это идея.