— По рукам.
Мы как раз пожимали друг другу руки, когда в беседку быстрым шагом вошел Щиц. В своем настоящем облике, что настораживало, но живой и не квакающий, что, учитывая привычку Онни превращать неугодных учеников в жаб на пару-тройку часиков до выяснения всех обстоятельств — или до тех пор, пока она не остынет, — очень радовало.
— Стоит мне на секунду отвернуться, и ты находишь себе нового парня, — насмешливо фыркнул Щиц, — надеюсь, хоть этот не будет бегать за мной по всему бараку, упрашивая устроить вам встречу…
Я увидела взгляд Салатонне, устремленный на Щица. В этих глазах плескался целый океан вины.
— У нас чисто деловые отношения, — я встала, покачнулась, но Щиц привычно поймал меня и закинул мою руку себе на шею.
— Она чего-то сбледнула, чуть не отрубилась, и я посидел с ней, пока ты шел, — Салатонне наконец-то взял себя в руки.
Бросаться к ученику с объятиями он не спешил, но это была не моя тайна и не мое дело. Не хочет Салатонне раскрывать свою личность, и, что важнее, способен ее от Щица скрыть — что же, это его выбор. Зла он ему не причинит… а уж кому как не мне понимать чужое нежелание объясняться!
— Спасибо, — кивнул Щиц, — я бы тебя чем-нибудь угостил, но увы, разве что ты выберешь что-нибудь в столовой.
— Не стоило.
Салатонне помахал на прощание рукой и выпрыгнул в широкое окно беседки, только его и видели.
— Странный он какой-то.
— Ага, прям как ты, — с готовностью подтвердила я, и прежде, чем Щиц успел задать мне вопрос о том, чем кончилась моя исследовательская миссия по раскрыванию тетенькиных тайн, атаковала сама: — Ты в порядке? Бонни вернулась?
— Да, и просила помочь ей стереть пентаграмму, чтобы она могла доложить о теле. Я сказал, пусть с тобой сначала помирится.
— А?
— Она рассказала, что сделала.
— И?
Я почувствовала себя мартышкой, позабывшей все нормальные слова, но открывшей для себя разнообразие гласных.
— Ты могла погибнуть, — сказал Щиц каким-то… тусклым голосом, — у тебя душу из тела выдернули.
— О, я просто отсиделась. Тот парень дал мне конфету!
Щиц только головой покачал.
Я повернула голову, изучая его хмурое лицо. Глаза у него потемнели, как грозовое небо: вот-вот начнет метать молнии.
— …безголовые, — тихо сказал он.
— Кстати, Онни же ничего не заподозрила?
Я все еще надеялась, что буря пройдет стороной, и меня не будут отчитывать, как маленькую девочку. Со мной сегодня и без того целый день общались, как с ребенком.
— Нет. — Коротко ответил Щиц, и прежде, чем я успела облегченно выдохнуть, добавил, — Уверен, она и так знала.
— Но…
— Но ее это вполне устраивало.
— А…
— Всех все устраивает. Пока что-нибудь не сломается, — злобно рыкнул Щиц, и я замолчала.
И мы молчали до самого дома.
Оба знали: откроем рот — наговорим лишнего.