Вот сварочный агрегат, вот «мозг» управления станом. Если бы человеку закрыть глаза и подвести к пульту этого «мозга», он решил бы, что его привели к пульту запуска межпланетных ракет. Сотни стрелок, сотни приборов на высоких щитах, тысячи проводов: толщиной в руку и тонких голубоватых, как кровеносные вены, и совсем тонких и золотистых, как женские волосы.

Умные приборы будут управлять всем процессом прокатки и сварки. Сейчас очень важно найти свое место каждому проводку-нерву. Эту непостижимую для новичка работу делают колдуны-монтажники во главе с Ефимом Дмитриевым.

Я попытался заговорить с Ефимом. Он держал по пучку проводов в каждой руке, третий пучок держал в зубах. Замахал головой:

— Некогда, некогда с разговорами.

Еще полкилометра пути по цеху — мимо глубоких цементных ям, мимо фундаментов чуть ли не с площадку для волейбола, мимо кранов, автомобилей, электрических моторов, катушек кабелей, опалубных досок и только что вынутых из контейнеров механизмов.

И вот уже конец цеха. Знакомство еще с одним бригадиром монтажников. Зовут бригадира Георгий Князев. Этот бригадир оказался словоохотливым.

— Вот, обратите внимание: сидим и курим.

Восьмой раз садимся курить. Фундамент готов, который день ждем оборудования. Подводят ребята с Коломенского и других заводов страны.

Сказали бы через газету: «Ребята, там, мол, в Челябинске, здорово жмут. Дело за вами. Давайте все сообща утрем нос старому канцлеру. А тогда и покурим…»

Две тысячи молодых челябинцев не тушат огней на боевой стройке. Не просто и не легко в короткое время построить махину-стан. Тем более что строит его не один Челябинск, а добрый десяток заводов-поставщиков. Но уже определен срок рождения первой трубы. Вначале назывался апрель, сейчас называют март. Первого марта заработает первая линия сборки и сварки.

Поздно вечером я зашел в конторку, где сидит начальник стройки Георгий Степанович Шеркунов. На столе, как карты большого сражения, грудой лежали синие и белые чертежи. Георгий Степанович строил все цехи трубопрокатного завода. Сейчас у начальника усталое от бессонницы лицо. Киваю на голубые окна нового стана:

— Пойдет труба к первому марта?

Георгий Степанович поднимает глаза на молодых ребят-инженеров:

— Пойдет. Пойдет труба-1020, господа Аденауэры. На линию Бухара — Урал пойдет, на линию «Дружба», на другие линии наших строек. Ваш стан в Дуйсбурге остановится. Наш новый стан в Челябинске будет пущен. Судите сами, кто выиграл.

_{Фото автора. Челябинск. 17 февраля 1963 г.}

Таким людям надо каждое утро цветы приносить…

Из разговора с прохожим, у которого я спросил, где живет Ангелина Дмитриевна Золоцевская.

— Вот так было… Дорога трудная, но прямая. Клевана пулями, зубы цинга поела, поседела. А вот смеяться не разучилась. Иначе и жить нельзя.

* * *

Это конец разговора с Ангелиной Дмитриевной. «Не разучилась смеяться…» Сейчас вы узнаете, что эти слова не так просто сказаны.

Во всех учебниках сказано так: «Боевое крещение Красная Армия получила под Псковом и Нарвой». Слова: «Под Псковом и Нарвой» стали почти отвлеченными. Малахов курган — это Малахов курган. Каждый может представить.

А вот место под Псковом никто не представит. Это оттого, видно, что плохо чтим святые для нас места. Из школьных книжек я не помню картинки «место под Псковом». По досадному безразличию на месте этом нет до сих пор памятника.

В феврале, когда справляется день рождения армии, заходят в редакцию генералы, приносят статьи, рассказывают. Захотелось взглянуть на это место под Псковом.

Место, где грянул бой.

Псков — старый воин. На серой кремлевской стене, если потрогать рукой, можно нащупать щербины от стрел, от ядер и от термитных снарядов последней войны. От древней стены до реки Черехи два десятка минут езды на машине.

Поглядите на снимок места, где грянул бой. Полоска мелкого ивняка, крутой левый берег, мост, сосны на берегу, снежный холст на реке. Это и есть место, где четыре с половиной десятка лет назад состоялось первое сражение новорожденной армии. Теперь у армии атом, ракеты и подводные корабли. А в те первые свои дни армия оставляла на снегах следы от лаптей. Не всяким бойцам хватало винтовок. И все-таки в первый свой день, 23 февраля 1918 года, армия остановила врагов под Псковом.

Алевтина Дмитриевна Золоцевская.

Этот день хорошо помнит Ангелина Дмитриевна Золоцевская. Это она рассказывает ребятишкам и двум солдатам, как это было:

— Мы лежали в снегу, вон там, где ивняк. Немцы — там, на пригорке. К вечеру снег покраснел…

Солдат спрашивает:

— А сколько вам было тогда?

— Пятнадцать лет…

Для нее армия началась 21 февраля. Утром гимназистка Лина Махновская с книжками шла от подруги. По городу сновали солдаты. Горели костры, солдаты стреляли в собак, просили по домам хлеба. У тумбы, где висела афиша с названием представления «Коберия», рыжий солдат взял ее под руку.

— Грамотная?.. Читай.

В самом низу под афишей белела бумажка: «Социалистическое отечество в опасности…»

Внизу приписка карандашом корявыми буквами: «Запись в Красную Армию производится в кадетском корпусе». Солдаты попросили еще раз прочитать. Потом подошли другие. Гимназистка читала и читала. Ноги в стареньких туфлях отбивали холодную дробь. Солдаты курили, переговаривались: кайзер… Петроград… Красная Армия… Ленин… Отечество…

Кое-кто из солдат сразу же спрашивал, где этот кадетский корпус.

Лина не помнила, как и почему под вечер вместе с солдатами пошла к кадетскому корпусу.

Во дворе реального училища два офицера царской армии жгли карты. Черный пепел летел над городом, оседал на снегу, на белых куполах кремля. Иногда сгоравшая карта не разрушалась и летела по ветру хрупкою черною птицей.

Один такой лист упал на дорогу. По ломкому серому пеплу проступали кружки городов и ниточки рек: Петроград… Псков…

— Кайзер на Петроград прет, — обсуждали листовку солдаты.

Вместе с солдатами гимназистка шагнула на ступеньки кадетского корпуса. В большой комнате за столом сидел небритый, зеленый от бессонницы человек.

— Да, я командующий. Позерн Борис Павлович… Что, в Красную Армию?! — командующий поглядел на самодельную шляпку, на городские туфельки и неожиданно согласился. — Хорошо, полку нужен грамотный человек.

На стол перед Линой сразу же положили кипу желтой бумаги, разыскали чернильницу.

Хлопала дверь, подходили рабочие и солдаты, называли фамилии. В Пскове спешно получал пополнение один из самых первых полков Красной Армии. В этот день солдатам выдавали патроны, папахи, шинели, таранку, хлеб, табак и жалованье за полгода вперед. Гимназистка писала, писала. Краешком глаза видела, как чернявый солдат гляделся в осколок зеркала, как мочил квасом и приглаживал чуб. Слышала, как сказал комиссар:

— Кто обидит, будет с ротой дело иметь…

Вечером на той же табачной бумаге написала для матери: «Иду в Красную Армию, не убивайся, родная. Надо защищать революцию. Скоро увидимся». В тот же вечер, посылая записку с подругой, Лина не знала, что не увидится с матерью целых четыре года. Не знала, что Махновская Александра Георгиевна через два месяца после дочери сама пошла в Красную Армию санитаркой и тоже написала родным: «Ухожу защищать революцию».

Ночью на станции полыхал пожар. Красные отблески блуждали по куполам древних церквей. Красноармейцы вповалку спали в казармах. Лина лежала на подоконнике, глядела на языки пламени, не могла уснуть. Она первая услышала сигналы тревоги. Это было в канун 23 февраля 1918 года.