Оставалось лишь, как считало германское командование, сровнять с землей города Москву и Ленинград, что возлагалось на бомбардировочную авиацию. За три-четыре недели блицкрига, по первоначальным планам «Барбаросса», прорваться к линии Астрахань — Архангельск и милостиво принять капитуляцию. Для достижения этого авантюрного плана впервые в истории войн войска агрессора наступали по фронту небывалой протяженности — 4500 км, от Баренцева до Черного моря.

Но в первые же дни войны в штаб люфтваффе стали приходить смятенные сообщения с фронтов: «Русские идут на таран!»…

22 июня наши летчики сбили 200 самолетов врага, 16 из них — воздушным тараном. Героям-таранщикам было в то время двадцать с небольшим лет, четырнадцать из них были необстрелянными лейтенантами. А сражаться им пришлось с опытным врагом.

22 июня 1941 года в 4.05–4.15[1] у польского города Замбрув Дмитрий Кокорев крылом «мига» отрубил хвост фашистскому самолету-разведчику, уходящему на запад с отснятой фотопленкой. Советский летчик благополучно сел на крестьянское поле, а затем вернулся в свой полк.

В 4.25 Иван Иванов винтом своего И-16 срезал хвостовое оперение Хе-111, не дав сбросить смертоносные бомбы на аэродром у Млинова. Раненный советский летчик сумел посадить свой самолет, умер в госпитале от потери крови. В этом же квадрате неба в 1914 году при первом в мире воздушном таране погиб Петр Николаевич Нестеров…

В 5.15 под Галичем сбил один «юнкере» и таранил второй Леонид Бутелин. Советский летчик погиб, но бомбы врага не упали на боевые позиции наших войск.

В 5.20, отражая налет вражеских самолетов на Пружаны, близ Бреста, сбил один Хе-111, а второй уничтожил тараном своего горящего «ястребка» смертельно раненный Степан Гудимов.

Между 6.00 и 7.00 в районе Долубова, в Белоруссии, таранным ударом сразил фашистский самолет Василий Лобода. Погиб…

В 7.00 над аэродромом в Черляны, сбив самолет противника, таранил второй и погиб смертью героя Анатолий Протасов.

В 8.30, отогнав группу «юнкерсов» от аэродрома и продолжая патрулирование, Евгений Панфилов и Георгий Алаев вступили в бой с группой «мессеров». Самолет Алаева был подбит, у Панфилова кончился боезапас, он пошел на таран. Сам летчик приземлился на парашюте.

В 10.00 в неравном бою над Брестом (четыре наших самолета против восьми фашистских) таранил врага на И-153 («чайке») Петр Рябцев. Летчик остался жив.

Список героических таранов первого дня войны на разных участках фронта продолжили: политрук Андрей Данилов в районе Гродно — Лида, Тарас Малиенко над городом Трембовля, Александр Мокляк над Бессарабией, Николай Игнатьев в районе Харькова, Иван Ковтун над городом Стрый… А. Пачин и П. Кузьмин на подступах к Гродно, Н. Ковтун в районе Львова…

Страх перед тараном заставлял подавляющее большинство фашистских асов сворачивать с курса перед идущим в лобовую атаку советским самолетом и в панике сбрасывать бомбы куда попало, даже на собственные войска. Был случай, когда, устрашась тарана, фашистский ас вогнал свой самолет в воды Псковского озера!

Этот прием наших бесстрашных летчиков фашистские асы, вслед за ними и западные историки и, к сожалению, даже наши доморощенные «ревизоры» истории войны как только не называли: «азиатчина», «варварство», «безумие», «животный инстинкт защиты родного дома»…

«Азиатчина» и «варварство» — потому что не входил этот сопряженный с риском для жизни маневр ни в один устав ВВС мира, а значит, никто не требовал его выполнения от летчика. «Животный инстинкт защиты родного дома» — потому что большая часть таранов совершена в первые трудные годы войны, а в 1943 году, когда советский тыл дал фронту новую технику, в том числе самолеты, и господство в воздухе перешло к советской авиации, число таранов резко снизилось. Но как объяснить «животным инстинктом защиты родного дома» тот факт, что вдали от родного крова славные сыны России, Армении, Грузии, Азербайджана, Татарии шли на таран в небе Украины, Белоруссии, Молдавии?

Далеко был родной городок двадцатидвухлетнего Михаила Джушшудовича Галустяна — Маргушеван — от Украины, в небе которой 4 июля 1944 года он таранил фашистский разведчик «фокке-вульф».

Далеко и утопающее в персиковых садах село Негиберово Глечкарского района Грузинской ССР от Курска, в небе над которым 6 мая 1943 года таранил фашистский самолет Иван Михайлович Габуния.

Более шестисот воздушных таранов за четыре года Великой Отечественной войны совершили наши славные летчики, некоторые из них — неоднократно.

Среди героев тарана — сыны многих народов СССР.

Грузины — Чичико Бенделиани, Вано Беришвили, Вано Габуния, Давид Джабидзе, Аристотель Кавтарадзе, Моисей Табатадзе, Отари Чечелашвили; армянин Михаил Галустян, еврей Лев Бинов, азербайджанец Владимир Багиров, татарин Султан Амет-Хан.

А список огненных таранов, когда летчик направлял пылающий самолет на скопление врагов на земле, открывает имя командира героического экипажа белоруса Николая Гастелло.

«Русский феномен» — такое определение тарану дали западные историки. А феномен — это все, что необъяснимо, что непонятно и удивительно.

Да и в самом деле — трудно понять психологию летчика, идущего на таран, трудно представить миг, в который он решается на смертельный риск.

«Безумие?» Но попробуем представить себе этот решающий миг, именно миг, за который надо успеть принять решение, провести в уме молниеносные расчеты — уравнять скорость с самолетом врага (причем с преимуществом всего в 5–10 метров!), подняться над ним и, приблизившись почти вплотную, находясь справа или слева, чтобы не задели обломки вражеской машины, рубануть винтом по хвосту или плоскости самолета врага… Все это — в пылу атаки, за мгновения, на огромных скоростях! И вот он — страшный удар! Оглушающий треск, скрежет, встряска всей мощной машины, приводившая часто и атакуемого, и атакующего к потере сознания…

Короткий миг от 0,15 до 1 секунды, но это — от 30 до 75 ударов по машине врага вращающимся винтом!

Нет, не похож на безумие такой расчетливый маневр! Видный английский специалист в области военной авиации Роберт Джексон в книге «Красные соколы», изданной в Лондоне в 1970 году, пишет: «Имелось немало случаев, когда советские летчики-истребители таранили вражеские самолеты, но вопреки распространенному мнению это не было жестом отчаяния, а хладнокровно продуманным приемом боя, требовавшим высочайшего мастерства и стальных нервов… Хотя немецкие истребители Ме-109 и Ме-110 обладали большей скоростью, чем И-16 и И-153, советские летчики умело использовали лучшую маневренность своих самолетов на виражах. Когда русский пилот оказывался в трудном положении в воздушной схватке, он закладывал крутой вираж и на полной скорости устремлялся на ближайший «мессершмитт»… Эта тактика обычно срабатывала, нервы немцев не выдерживали, и они сразу выходили из боя».

«Когда советский самолет догнал меня и врезался в мой «мессер», мне показалось, что на меня обрушилось небо!» — признался на допросе пленный фашистский ас.

Ощущение «обрушившегося неба» испытывали и атакующие, но…

Дважды шли на таран десятки наших соколов, трижды — Алексей Хлобыстов. Четырежды — Борис Ковзан.

Большинство воздушных таранов совершено в небе на подступах к Москве, Ленинграду, Сталинграду, куда шли и шли обвешанные бомбами крестатые машины. Их нужно было остановить любой ценой…

Считалось, что таран вызывают лишь две причины — отказ бортового оружия и иссякший боезапас. Но, защищая товарища в бою, спасая эвакуированных от бомбежки, наши летчики шли, бывало, в таранную атаку с полным боекомплектом и исправным оружием — если дело решали секунды и на необходимый для истребителя разворот для новой атаки не было времени.

«Воздушный таран — это не только виртуозное владение машиной, исключительная храбрость и самообладание, это одна из форм проявления героизма, того самого морального фактора, который не учел враг да и не мог учесть, так как имел о нашем народе… весьма смутное представление», — сказал дважды Герой Советского Союза Главный маршал авиации Александр Александрович Новиков, возглавлявший в первые годы войны военно-воздушные силы Ленинградского фронта.