ИМЯ ВЕРНЁТ ПОБЕДА»
(документальная повесть)
ГУГО ВОРМСБЕХЕР
ГУГО ВОРМСБЕХЕР, День Победы, победа-65, журнал Сенатор, МТК Вечная Память, 65-летие Победы
ОТ ОРГКОМИТЕТА. Великая Отечественная война страшной трагедией вошла в судьбы всех народов нашей страны. Сказалась она, и по-особому, на судьбе советских немцев. Они были наши граждане, советские люди, их предки были приглашены для освоения окраинных тогда земель России еще в XVIII веке, и как все другие наши народы, они с первых дней войны встали на защиту своей Родины – советского Отечества. Но вскоре они превентивно, за одну свою национальность, поголовно были объявлены пособниками врага, выселены из родных мест в Сибирь и Казахстан, направлены в «трудовые лагеря», где под конвоем, за колючей проволокой, все годы войны валили лес, добывали уголь, строили оборонные предприятия и железные дороги – приближали Победу как могли…
Документальная повесть, предлагаемая вашему вниманию, приоткрывает сегодня атмосферу тех лет и драматическое положение людей, на многие годы лишенных права на равенство с другими гражданами нашей страны, на восстановление их чести и достоинства как одного из народов своей Родины – многонациональной России.
Повесть «Deinen Namen gibt der Sieg dir wieder» была написана 35 лет назад, к 30-летию Победы, что объясняет внешнюю сдержанность повествования, но на русском языке публикуется впервые…
1
Вторая буханка тоже кончилась, и теперь он собирал грибы, рыл посаженную вдоль железной дороги картошку и пек её по вечерам, перед темнотой, чтобы огонь костра не так было видно. Села обходил стороной: в военное время, чужой человек, да еще без документов – сходу влипнешь. Впрочем, с документами, с такими документами, какие были у него, влип бы еще хуже. Потому что в них значилось: Пауль Эдуардович Шмидт, 1914 года рождения, национальность – немец... Нет, с такими документами он бы далеко не ушел. И правильно он сделал, что зарыл их в землю, сразу же в ту первую ночь. Зарыл – насовсем, навсегда, и сам бы теперь не нашел того места...
Спал он днем. Так было безопаснее. И теплее. И можно было портянки просушить. Устраивался в лесу, в березовых колках или в кустах начинающей сквозить лесополосы, тянувшейся вдоль железной дороги. Просыпался, когда грохотали мимо редкие поезда, и каждый раз провожал их взглядом. Туда, куда он шел, везли танки, пушки, солдат. А навстречу шли платформы с исковерканной техникой, вагоны, в которых мелькали забинтованные головы и белые халаты. И вороны медленными стаями тоже тянулись оттуда, где не выдерживало даже железо. Пролетая над ним или вспугнутые с телеграфных столбов паровозом, они громко орали, заставляя его настороженно осматриваться. А вечером, когда он, завернув в тряпку остатки ужина, выходил на полотно и трогался в путь, туда, где прочерченное рваными черными полосами еще светло краснело небо, вороны беззвучно, как мертвые, густо сидели на ветках, и было немного жутко идти мимо этих черных деревьев с черными плодами неподвижных ворон на красном фоне заката в полнеба.
Ушел он один: трое-четверо молодых мужиков обязательно вызвали бы подозрение. Да и групповой побег. Нет, одному вернее…
Какую, однако, дугу описал он с того дня, когда в село их пришла та страшная весть! Всех немцев, проживающих в Грузии, выселить, как до этого выселили немцев Поволжья, в Сибирь и Казахстан! Эшелоны формировались по улицам. Три эшелона составило их село, большое богатое немецкое село под названием Люксембург. Скот свели на край села в колхозный загон, закрыли свои дома, и он закрыл свой только что построенный дом, в котором и года не прожил со своей Ганной и с дочкой Симильдой, и сдал ключ в сельсовет.
Довезли их до Каспийского моря. Потом на баржах через море до Красноводска. Там снова в вагоны, и через всю Среднюю Азию – в Павлодар. На место добрались к октябрьским праздникам. Иртыш уже застывал. На плотах, на лодках перебрались на другой берег. Стали ждать, когда из окрестных сел придут подводы, чтобы разобрать прибывших. Прошли сутки, подвод не было. Дочь, заболевшая в дороге, кашляла всё сильней, жена кутала ее во все тряпки, что взяли с собой, а Пауль пошел в ближайшее село, километров за сорок, за подводой.
Им выделили низенький глинобитный домик с плоской крышей, без печки. Но и то хорошо – не под открытым небом. Пошел, разгреб снег, накопал глины, слепил печь, затопил, иней в углы отошел...
А через два месяца его, как и всех прибывших мужчин-немцев, вызвали в военкомат и посадили в эшелон. Когда эшелон тронулся, они увидели – на запад. И подумали: на фронт! Только непонятно было тогда: зачем их везут под конвоем? Выяснилось скоро: потому что поезд шел не на фронт…
ПАУЛЬ ШМИДТ, День Победы, победа-65, имя вернет Победа, журнал Сенатор, МТК Вечная Память, 65-летие Победы / Ахмедов Али Ахмедович - ПАУЛЬ ШМИДТ
Пауль Шмидт - Ахмедов Али Ахмедович (1975 год).
Пауль был беспартийный: из комсомола только что выбыл, по возрасту, а в партию вступать – не при выселении же. Но первое партсобрание в трудармии было открытым, поэтому он тоже присутствовал. Было это на вторую неделю, как прибыли туда. Все ходили подавленные, еще жгла боль расставания с семьями: как они проживут там зиму, без запасов, без дров, без теплой одежды, не зная русского языка, среди чужих людей? Да и они здесь – «на фронт, на фронт», а оказались в голой степи, с лопатами да тачками в руках и – всё так же под конвоем. Кто-то из коммунистов, видимо, по инерции прежней жизни, обратился к начальству: надо провести партсобрание, хотя бы объяснить людям необходимость и важность порученного, успокоить, подбодрить. Начальство дало «добро».
Собрание проводили прямо на трассе. После обеда привели всех к большому штабелю шпал. На штабеле появились начальник строительства и начальник конвоя, оба в военной форме. Потом к ним поднялись двое из немцев, один пожилой, другой – помоложе. Начальник конвоя выступил вперед. Рядом с ним встал тот, что помоложе.
– Граждане немцы! – крикнул начальник конвоя.
– Геноссен... – тут же крикнул по-немецки стоявший рядом с ним и, осекшись, недоуменно-испуганно повернулся к начальнику. Тот строго посмотрел на него. Пауль, хотя и не совсем правильно, говорил по-русски, поэтому понимал обоих. – Даю вам пятнадцать минут, – опять крикнул начальник. – Так что по-деловому.
Он предоставил слово пожилому в гражданском. Пауль, как все здесь, уже немного знал его: это был старый член партии, бывший ответственный работник из немцев Поволжья.
– Товарищи коммунисты, – сказал тот, – на собрании присутствуют 173 члена партии и 18 кандидатов. Есть предложение открыть собрание. Кто за это, прошу поднять руку. Голосуют только члены партии.
Видимо, не только Паулю было странно участвовать в партсобрании, на которое ведут и которое проводится под конвоем, и при этом еще и соблюдаются регламентные правила. Над большой толпой здесь и там поднялись руки в брезентовых рукавицах.
Начальник стройки сделал сообщение о положении на фронте. Впервые за много дней опять прозвучали слова из сводок: «Враг под Москвой разбит... На других фронтах остановлен... Идут кровопролитные бои... Ленинград... Кавказ...».
– Вопросы есть? – спросил пожилой, когда начальник стройки закончил.
– Есть! – Поднялось десятка два рук. – Когда нас на фронт пустят?