Гостиница в этот вечер была набита до такой степени, что трое друзей то и дело отступали к самому краю ступеней, пропуская мимо себя мужчин, женщин и детей. И Танис заметил, что люди посматривали на его спутников и на него самого с подозрением. Куда подевались те радушные и приветливые взгляды, которыми встречали прохожих еще пять лет назад?..

Полуэльф помрачнел. Он мечтал совсем не о таком возвращении. Ни разу за те пятьдесят лет, что он прожил в Утехе, не доводилось ему ощутить такого угрюмого напряжения. Похоже, что слухи о тлетворном влиянии Искателей и впрямь были правдивы…

Пять лет назад люди, именовавшиеся «Искателями» («Мы ищем новых Богов», — говорили они), представляли собой не слишком спаянную организацию священнослужителей, проповедовавших свою религию в трех городах — Гавани, Утехе и Вратах. Танис полагал тогда, что они заблуждались, но заблуждались честно и искренне. Со временем, однако, новое жречество стало приобретать все больший вес в обществе, а вера их процветала. Власть над Кринном стала интересовать их едва ли не больше посмертного воздаяния. Они принимали бразды правления городами, и народ их благословлял…

Прикосновение к плечу прервало размышления Таниса. Обернувшись, он увидел, что Флинт молча указывал вниз. Посмотрев туда же, Танис увидел идущих мимо стражников. Они вышагивали группами по четыре, вооруженные до зубов и раздувшиеся от сознания важности исполняемого долга.

— По крайней мере, хоть люди, не гоблины, — сказал Тас.

— Тот гоблин только хмыкнул, когда я упомянул Высокого Теократа, — вслух подумал Танис. — Ни дать ни взять им платил кто-то другой. Хотел бы я знать, что вообще происходит!

— Может, наши друзья нам расскажут, — предположил Флинт.

— Если только они там, — добавил Тассельхоф. — Мало ли что могло случиться за пять-то лет!

— Если они живы — они там, — понизив голос, проговорил Флинт. — Мы ведь тогда дали священный обет — встретиться ровно через пять лет и поведать друг другу, кто что выведает о распространении зла в этом мире. Могли ли мы думать, что возвратимся домой и обнаружим это самое зло прямо у себя на пороге!..

— Тихо, тихо! — Слова гнома до того встревожили нескольких прохожих, что Танис счел за лучшее умерить его пыл: — Об этом здесь лучше не говорить…

Достигнув верха ступеней, Тас широко распахнул дверь. Прямо в лицо ударила волна света, звуков, тепла и знакомого запаха знаменитой Отиковой картошки со специями. Волна эта мягко и ласково обхватила их и втянула вовнутрь. Отик стоял за стойкой, как и всегда, сколько они его помнили. Он совсем не изменился, ну, может, еще чуточку растолстел. Не изменилась и гостиница — разве что стала еще уютней…

Быстрые глаза Тассельхофа тем временем зорко обежали толпу, и с радостным воплем кендер вытянул руку, указывая через всю комнату. Да, кое-кто тоже не изменился: в свете очага сиял начищенный крылатый шлем с навершием в виде дракона.

— Кто это? — тщетно напрягая зрение, спросил Флинт.

— Карамон, — ответил Танис.

— Значит, и Рейстлин здесь, — сказал Флинт, и особого тепла в его голосе не было.

Тассельхоф уже пробирался в ту сторону между группами занятых разговорами людей: те его, маленького и гибкого, едва замечали. Танису оставалось только надеяться, что кендер по пути ничего не «заимствовал» у посетителей гостиницы. Нельзя сказать, чтобы он был воришкой, — кендер смертельно оскорбился бы, попробуй кто-нибудь назвать его так. Дело лишь в том, что любопытство Тассельхофа — как и всякого кендера — было поистине ненасытно, и как-то само собой получалось так, что различные интересные предметы, принадлежавшие другим, очень легко перекочевывали к нему.

Вот уж что было Танису нынче нужно всего менее так это неприятности. Мысленно он завязал себе узелок побеседовать на сей счет с кендером с глазу на глаз.

Полуэльфу и гному не так-то легко оказалось пробраться через толпу. За каждым столом кто-то сидел почти все стулья были заняты. Те, кому не хватало места разговаривали стоя, приглушенными голосами. Люди исподлобья поглядывали на Флинта и Таниса, кто с любопытством, а кто и подозрительно. Ни один не поздоровался с Флинтом, хотя многие в свое время пользовались услугами кузнеца-гнома. Было очевидно, что утехинцам по уши хватало своих забот, а Флинт с Танисом казались им теперь чужаками.

С другого конца комнаты, со стороны того столика, на котором поблескивал драконьими крыльями полированный шлем, докатился радостный рык. Угрюмое лицо Таниса озарилось невольной улыбкой, когда великан Карамон легко взметнул коротышку Таса над полом и сжал его в медвежьих объятиях.

Флинт, затертый в толпе, этой сцены видеть не мог — перед ним мелькали разве что поясные пряжки других посетителей Гном, однако хорошо слышал, как гудел низкий голос Карамона, отвечая на пискливые приветствия Тассельхофа.

— Береги кошелек, Карамон! — бурчал гном. — Ой, береги!

Выбравшись наконец из толчеи, гном с полуэльфом оказались у стойки. Стол, за которым сидел Карамон, был отодвинут к самому стволу валлина, и Танис успел удивиться: с какой бы стати Отику передвигать его, тогда как все остальное в гостинице было совершенно по-прежнему? Но мимолетная мысль эта тотчас испарилась, ибо настал его черед угодить в дружеские объятия великана. Правду молвить не сбрось он с плеча лук и колчан остались бы от них одни только щепки.

— Дружище! — Глаза Карамона увлажнились. Казалось, он хотел сказать что-то еще, но, расчувствовавшись, так и не смог. Танис тоже на некоторое время утратил голос, но совсем по другой причине: в сокрушительных объятиях Карамона попросту невозможно было дышать.

— А где Рейстлин? — спросил он наконец. Он знал, что близнецы были неразлучны.

— Там, — Карамон кивком указал на другой конец стола. И предупредил Таниса: — Знаешь, он… изменился.

Полуэльф отыскал взглядом уголок, вернее, складку необъятного валлинового ствола. Там лежала тень, и после яркого света огня поначалу трудно было что-либо рассмотреть. Затем Танис различил изможденную фигуру, плотно закутанную, несмотря на жар близкого пламени, в алые одеяния. Низко надвинутый капюшон скрывал лицо.

Танису вдруг совсем расхотелось заговаривать с молодым магом, но делать было нечего — Тассельхоф как раз умчался разыскивать официантку, а Флинт трепыхался высоко над полом в объятиях Карамона. Танис обошел стол.

— Рейстлин? — окликнул он, борясь с неожиданным дурным предчувствием.

Человек поднял голову.

— Танис? — прошептал он и медленно откинул капюшон. Полуэльф ахнул и подался на шаг назад.

Лицо, глядевшее на него из полутьмы, могло разве что присниться в страшном сне. Как там выразился Карамон? «Изменился»? Не то слово! Танис содрогнулся. Когда-то белая, кожа мага сделалась золотистой и металлически поблескивала в свете очага, точно жуткая маска. Исхудалое лицо казалось бесплотным, скулы выпирали, обтянутые кожей, темные губы были сжаты в одну прямую черту. Но ужасней всего на этом лице, без сомнения, были глаза. Танис не мог оторвать от них взгляда. Подобных им он не видел ни у одного человеческого существа. Черные зрачки их приняли форму песочных часов, а радужные оболочки, когда-то бледно-голубые, заблестели золотом!

— Я вижу, моя внешность удивляет тебя, — прошептал Рейстлин, и на тонких губах его возникло подобие улыбки. Танис опустился на стул напротив него.

— Во имя истинных Богов, Рейстлин… — начал он, трудно сглотнув.

— Сегодня, — перебил Флинт, плюхаясь рядом с ним, — я больше летал по воздуху, чем… Реоркс! — ахнул гном, и глаза его округлились. — Какое зло поразило тебя, Рейстлин? Какое-нибудь проклятие?..

Карамон уселся рядом с братом и пододвинул к себе кружку недопитого зля. Потом посмотрел на Рейстлина и тихо спросил:

— Расскажешь им, Рейст?

— Расскажу, — ответил, вернее прошипел, тот, и у Таниса по спине побежали мурашки. Молодой маг говорил негромким, задыхающимся голосом, почти шептал, как если бы на это без остатка уходили все его силы. Его длинные нервные пальцы, обтянутые такой же металлически-желтой кожей, что и лицо, рассеянно передвигали по столу тарелку с нетронутой пищей.