Даже зная, что на этот раз они точно убьют меня, я была счастлива, что умру без операции — так и не став «настоящим взрослым».

Мой отец наклонился и попытался вытащить нож из тела Кино, но нож не поддался. Моя мать тоже наклонилась, чтобы помочь ему. Ручка ножа была вся в крови, поэтому она отвела руки отца в сторону и зажала её через рукав своей белой кофты. Он положил свои руки на её, и они медленно потащили нож — сантиметр за сантиметром — с жутким скрежещущим звуком.

Вспоминая, я понимаю, что это отсрочка была последним подарком Кино мне. Словно он каким — то образом удерживал лезвие ножа, чтобы выиграть мне время. Пока мои родители были заняты ножом, пытаясь покрепче ухватить его, тихий голос зашептал в моих ушах.

«Умеешь ездить на велосипеде?»

Так он спросил. Он был похож на голос маленького мальчика, даже младше меня.

«Да».

Так я прошептала в ответ.

Голос продолжил:

«Если ты останешься здесь, то тебя убьют».

«Лучше я умру, чем останусь жить, и мне сделают операцию. Эта операция хуже, чем смерть, если она меня превратит в такого же человека, как они».

И снова жуткий скрежет металла по костям. Нож вышел уже почти наполовину.

«Ты действительно хочешь умереть?»

Действительно?

«Я бы предпочла жить».

«Тогда самое время для третьего варианта».

Так тихо сказал голос.

«Какого варианта?»

Нож вышел уже почти полностью.

«Ты ведь умеешь ездить на велосипеде, да?»

«Да».

«Тогда залазь на сиденье мотоцикла, что сзади тебя. Возьмись за руль. Поверни правую ручку на себя и наклони тело вперёд. Это будет похоже на езду на велосипеде — большом, тяжёлом велосипеде».

С жутким чавкающим звуком, который я иногда слышу во сне, нож вышел из тела Кино и мои мать и отец повалились навзничь. Нож остался в руках у отца. Взрослые вокруг них тревожно вскрикнули, а затем нервно рассмеялись.

«И что потом?»

Так спросила я, слишком громко.

Взрослые вокруг удивлённо посмотрели на меня так, словно они забыли, что я здесь — словно забыли, что здесь вообще происходит. Мой отец держал жуткий разделочный нож в своих окровавленных руках и скалился на меня. Он был ужасен, но я не чувствовала страха.

«Уезжаем отсюда!»

Так завопил маленький голос.

Я развернулась и вскочила на сиденье мотоцикла, в то время как отец бросился ко мне, размахивая ножом. Моя мать пронзительно закричала.

Как мне и было сказано, я крутанула правую рукоятку и наклонилась вперёд. Мотоцикл тяжело соскочил с подножки и двигатель громко взревел. Моё тело отбросило назад, я отчаянно вцепилась в руль и зажала коленками топливный бак.

Группа взрослых неожиданно оказалась позади меня.

Я ехала на мотоцикле. И это действительно было похоже на езду на большом, тяжёлом велосипеде. Я слегка подкручивала ручку, когда мы проезжали неровный участок. Когда мы выехали на ровную дорогу, мы поехали быстрее.

«Неплохо! Так держать!»

Так прокричал голос.

«Крепко зажми бёдрами бак. Это придаст тебе устойчивости. Теперь я расскажу тебе, как менять скорость».

Я сделала всё так, как сказал голос. Ветер дул мне в лицо, на глазах выступили слёзы. Сквозь слёзы я видела, как ворота впереди нас становятся больше и больше, затем неожиданно они остались позади и мы оказались на открытой дороге, бегущей сквозь бесконечные поля зелёной травы. Это было впервые в моей жизни, когда я оказалась за воротами своей деревни.

Пока я ехала, я не могла думать ни о чём, кроме сохранения равновесия. Ни о родителях, ни о Кино, ни о холодных, ониксовых глазах старейшины. Ни даже о жизни, которую я оставляла позади.

Ветер колол глаза, но я не обращала на это внимания. Я ехала, всхлипывая.

Я не знаю, как долго я ехала. Минуты, часы, дни. Затем голос сказал:

«Ладно, я думаю, что уже достаточно».

Я пришла в себя, моргая, и села прямо.

«Теперь делай так, как я скажу».

Следуя инструкциям, я осторожно отжала рычаг левой рукой, подвинула правую ногу к педали, и мотоцикл стал понемногу сбрасывать скорость. Когда он готов был полностью остановиться, я выставила ногу.

На велосипеде мои ноги легонько отскакивали от земли, и я скользила до полной остановки, но тут было всё не так. Мои ноги сильно ударились о землю, и тяжёлый мотоцикл завалился набок.

«Ай!»

Так воскликнул мой терпеливый инструктор. Всё ещё сжимая руль, я упала на землю и покатилась, в ушах стоял звук металла, падающего на землю.

«Ну, это было просто ужасно! Кто учил тебя ездить на велосипеде, как — там — тебя — зовут?»

Я проигнорировала голос и легла на спину, устремив взгляд в небо. Оно было безоблачным и голубым. Я повернула голову и увидела только траву и цветы, колышущиеся на ветру. Я встала и осмотрелась. Я оказалась посреди поля красных цветов. Поле было таким огромным, что, даже взглянув назад, вдоль следа от колёс мотоцикла, я не смогла разглядеть свою деревню. Но на мгновение я вернулась назад, к путешественнику, оставшемуся там, на заднем дворике нашей гостиницы, с ножом в сердце, умирающему.

«Кино».

Так я прошептала. Странно, но мне не было грустно. Я больше не могла плакать. Я выплакала все слёзы, что у меня были. Но и счастья я не чувствовала. Я просто стояла, оцепенев.

«Эй!»

Так сказал голос, раздавшийся около моих ног. Я посмотрела вниз и увидела мотоцикл, лежащий на боку.

«Я сказал, что это было просто ужасно!»

«Что?»

«Твоё вождение, вот что. Тебе не составит большого труда поставить меня?»

Такой же странный, как и показалось раньше — вот неожиданность — голос исходил от мотоцикла Кино.

«Мотоцикл? Это ты?»

«Конечно я! Здесь же больше никого нет, разве не так?»

Так сказал голос немного рассерженно.

Вокруг действительно никого больше не было. Мы были одни посреди поля красных цветов.

«Точно, извини».

«Мне не нужны твои извинения, маленькая девочка, мне нужно, чтобы ты поставила меня. Пожалуйста».

Так добавил мотоцикл просящим тоном.

Я решила, что этот тон более приятный, чем тот, которым он требовал. Я сделала так, как он и просил. Наклонилась, упёрлась грудью около сиденья и подняла его, приложив все силы.

Мы раздавили изрядное количество красных цветов.

Я поставила ногу сверху на подножку и надавила вниз, потянув мотоцикл вверх. Он сдвинулся немного назад, встал на подножку и больше не опрокинулся, когда я его отпустила.

«Спасибо».

Так он сказал.

«Пожалуйста».

Так я ответила.

«Ещё немного и всё бы кончилось плачевно».

В его голосе чувствовалось облегчение.

Я не сразу поняла, о чём он говорит. Затем я вспомнила солнечный луч, блеснувший на лезвии разделочного ножа. Это было так, словно я наблюдала со стороны за тем, что происходило с кем — то другим. Так, словно я уже не была маленькой девочкой из моей деревни.

«Спасибо, что спас меня».

Так я сказала автоматически. Мотоцикл ответил:

«И тебе тоже. Если бы я остался там, кто знает, что случилось бы со мной? Я рад, что ты отвезла меня сюда, Кино».

«Как ты только что меня назвал?»

Так я спросила.

«Кино».

«Почему?»

«Совсем недавно я спросил, как тебя зовут, и ты сказала „Кино“».

«Но я…» — я начала произносить своё имя, но оно больше не было моим. Это было имя ребёнка, который жил в той деревне, не имея ни малейшего представления о мире. Который верил, что должен пройти операцию, когда ему исполнится двенадцать, чтобы стать «настоящим взрослым». Этот ребёнок умер сегодня, а может быть, он просто повзрослел, своими силами. Как бы то ни было, но этой девочки больше не существовало.

Я сделала шаг к мотоциклу и сказала:

«Я Кино. Хорошее имя, правда?»

«Да, мне нравится. Скажи, а как меня зовут? У меня есть имя? Я не помню».

Я вспомнила имя, которое выбрали я и другой Кино.

«Гермес. Тебя зовут Гермес. В честь старого друга того… кто умер».

«Хм… Гермес. Не плохо».