— Ну и что ты прицепился к этому? — Казаков не хотел уступать. — Традиция пошла от Сталина, который уважал русских, и ее никто не пересмотрел. Меня она лично не задевает.

— Казак, посиди помолчи, — сказал Северин. — Мне это тоже не очень приятно слушать, но зачем ему рот затыкать? Давай терпеть. — И посмотрел на Андрея. — Ты все сказал?

— Хочется еще? Пожалуйста. Чего у вас здесь больше всего боится демократическая власть? Кавказцев? Ну, чего молчите? Ладно, скажу. Она больше всего боится своего народа и особенно его вооруженной части. Военных в России замордовали и обратили в бомжей. В Швейцарии, к примеру, резервисты армии, находясь в запасе, хранят свою форму, штатное оружие и боеприпасы у себя дома. Объявляется мобилизация, и они на сборный пункт приходят вооруженными. А в демократической России кадровому офицеру личное оружие выдается из-под замка только на стрельбище или при заступлении на дежурство. И вы привыкли к такому оскорбительному недоверию, не замечаете его унизительности.

— Все, — сказал Казаков. — Он меня достал. Слушай, критик, ты сам-то хоть служил?

— Тебе выписку из личного дела или показать афганскую отметину на пузе?

— Не надо, — воспротивился Северин. — С такими аргументами у нас верят на слово. А насчет патриотизма ты либо чего-то недопонимаешь, либо плутуешь. Скажи, как назвать солдата, который служит стране бесплатно, ничего за службу не получая? Разве он не патриот?

— Он жертва несправедливости. Попробуй такой не пойди в военкомат, да его затравят и с милицией увезут к месту службы силой. А это насилие. Теперь прикинь: за учебу в вузе парню нужно платить, а в армии он служит бесплатно. Институты забиты детками тех, у кого баксов навалом.

— Что предлагаешь?

— Платить солдатам сполна. Отслужил два года — у тебя на счету сумма, которой можно оплатить учебу.

— У государства нет денег.

— Пусть отслужившим выдают безналичные сертификаты. Плохо служишь — штрафуй, опять же из этих сумм.

— Назаров, ты социально опасный тип, — Казаков ошалело мотнул головой. — Тебе хоть что-то в жизни нравится?

— Да, конечно.

— И что же?

— Женщины.

— И все?

— В стране, где благополучие людей определяют два эквивалента — тротиловый и долларовый, для простого человека другого стоящего ничего нет.

— А водка? — спросил Казаков иронически. — Она не в счет?

— Ладно, мужики, не возмущайтесь. Вас я понимаю прекрасно. Вам здесь жить и служить, а потому положено все одобрять, поддерживать и кричать «Ура!» Если вы возьмете манеру недовольно бурчать на порядки и власть, то сами сразу станете службой государственной опасности.

— Хороший ты парень, Назаров, — сказал Северин и сжал правой рукой костяшки пальцев левой так, что раздался треск сухих ломаемых сучьев, — но даже я сейчас бы врезал тебе от души. Так, что потом собирали бы тебя из мелких частей.

Андрей задиристо хохотнул:

— Это у тебя от близости к красным стенам.

— К каким?! — не понял Северин.

— К кремлевским.

— При чем они? — теперь уже удивился Казаков.

— При том, что пока власть не выберется из-за этой стены, она все время будет тяготиться стремлением к монархии. Вы хоть раз задумывались над тем, в какой эпохе живете?

— Все, — Северин встал. — Хватит. Поговорили. Давай-ка, Назаров, иди спать. Пока тут тебе настоящие патриоты не помяли ребер. Беседа окончена.

— Спокойной ночи, господа, — откланялся Андрей. — Только скажу по-нашему, по-азиатски. Никогда не надо наказывать зеркало. Оно ни в чем не виновато.

Андрею и самому это показалось странным, но в ту ночь, после нервного напряжения и споров, он спал беспробудно и проснулся только в девятом часу утра, когда его пришел разбудить Северин.

— За вами машина, — сообщил он тоном вышколенного коридорного пятизвездочного отеля, который вежлив в силу исполнения служебных обязанностей. — Будете завтракать?

— Буду, — сказал Андрей. — И бриться — тоже.

В десять он сел в черную «Ауди» с правительственными номерами, и молчаливый водитель отвез его на Лубянку. Поставив машину у подъезда, он сам провел Андрея в здание. На вахте, где пропуска у входивших проверяли два прапорщика, их пропустили без какой-либо задержки. Через пять минут Андрей был у Травина.

Генерал оглядел гостя и вдруг спросил:

— Сегодня ты завтракал, или готовить бутерброды?

— Даже побрился.

— Это заметно. А коли сыт, не станем терять времени. Сначала обговорим…

— Простите, Иван Артемьевич, сперва один деликатный вопрос.

Травин, не терпевший, когда его прерывали, поморщился:

— Давай.

— Насколько я понимаю, в этой игре я и пуля и мишень в одном лице. Сам выстрелю, и, если попаду, то в самого себя.

— Куда гнешь, Назаров?

— Господин генерал, ваше высокоблагородие! Президент вашей страны определил, что детали операции мне предстоит согласовать с руководством контрразведки. Поэтому я ничего никуда не гну, а стараюсь выстроить прямую линию. Разве не так?

— Давай по порядку. Если решил титуловать, то не делай ошибок. К генерал-лейтенанту, как к имевшему чин третьего класса, равный чину тайного советника, в прошлом было положено обращаться со словами «ваше превосходительство». Далее. Я тебя хорошо понимаю. Ты вляпался в дерьмо, и только теперь начинаешь понимать, в какое. Скажи, кем ты себя мнил, когда согласился взять на себя дело? Мастером тайных операций? Тоже мне, Цезарь. Пришел, увидел… Или просто возжелал денег, о которых раньше не мог и мечтать?

— Могу и отказаться. Скажу, что получил от вас добрый совет.

— Не выйдет. Ты уже прыгнул и летишь. Думать о том, как вернуться назад, бессмысленно. Надо решать, как заполнить водой бассейн, куда ты нацелился.

— Элегантно, Иван Артемьевич! С каким мастерством вы вернули меня на землю. Вот спасибо!

— Тогда к делу. Давай продумаем, как выстроить твою оборону. Видишь, какую плешь я здесь нажил? — Травин положил ладонь на голову с таким количеством волос, чтобы считаться лысым. — И все только потому, что выкручиваю мозги при каждой операции. Даже если в них не участвуют Цезари. Берешь гребаного боевика, а готовишь чуть ли не батальонную операцию. Чтобы дело сделать и людей не потерять. А ты побегал от туркменов по тундре и уже решил, что можешь исполнить все. Теперь скажи откровенно, ты думаешь, что я разверну для тебя операцию прикрытия в полном масштабе?

— Почему нет? — сказал Андрей, понимая, что злит генерала.

— Ай, голова! — вскипятился тот. — Ты взялся за дело, а теперь только понял, что попа у тебя голая. Значит, я должен снять портки и отдать тебе. Так? Тогда ответь, кто на этом месте будет держать беспорточного генерала?

— Это неконструктивно, — сказал Андрей задумчиво. — Если в вашем ведомстве нет лишних штанов, доложите своему шефу. Он переговорит с президентом…

— Ладно, разберемся. Сообщи свои размеры и рост.

— Для гроба?

— Нет, за мой счет этого не получишь.

— Тогда о чем говорить?

— О деле. Я твои проблемы представляю, но лучше, если сперва о них скажешь ты сам.

Андрей задумался. Все, что он заранее продумал, идя на встречу, вдруг раскололось, рассыпалось. Надо было определять свои требования сначала.

— Я слушаю, — прервал его раздумья Травин.

— Для подрыва устройства потребуется взрывчатка.

— Нет проблем.

— Но я везти ее с собой не могу. Как доставить?

— Записал. Подумаем. Дальше.

— Нужен канал связи с вами.

— Продумаем.

— Найдите мне консультанта по взрывному делу.

— Найдем. Что еще?

— Пока вы его будете искать, я поработаю в Минатоме. Изучу геологию района. Разрешите позвонить с вашего телефона?

Андрей кивнул в сторону нескольких аппаратов правительственной связи, стоявших справа от Травина.

— Это спецсвязь, — сказал тот, словно сразу желал отбить у Андрея охоту кому-то звонить.

— Догадываюсь, — Андрей иронично улыбнулся. — А я разве не состою с вами в спецсвязи? Значит, тоже спецчеловек. Так можно или нет?