— А где брали машины? — спросил генерал.
— Так сказать, брали взаймы часика на три. Чаще всего санитарный фургон, потом возвращали на место. Причем, из пяти случаев четыре раза шоферы даже не заявляли о пропаже. Кто-то покатался и вернул, а заяви — хлопот не оберешься.
— И в этот раз — фургон, — напомнил Строкун.
— Что по этому поводу говорит ГАИ? — поинтересовался генерал.
— Пока ничего конкретного: заявлений по угону машин типа фургон или санитарных не поступало. Опрашивают водителей. По Волновскому району проверены путевки на хлебные фургоны, автолавки и автолетучки. Может, машина из соседнего района. Ищем, Дмитрий Иванович.
— Ну что ж, в таком случае остается только ждать результатов, — подытожил генерал. — Хочу напомнить: не к нашей с вами чести слишком долго гуляет на свободе «святая» троица.
Оперативники и сами понимали все это, но после слов генерала у Ивана Ивановича обострилось чувство невольной виновности. Когда они со Строкуном возвращались к себе, он сказал:
— Хоть вой от бессилия!
— Если это поможет делу — я сам готов, как голодный волк морозной ночью на луну, — отшутился Строкун. — Работать, майор Орач, работать, не теша себя надеждой, что мы ухватили бога за бороду, но и не страдать от мысли, что Папа Юля с Артистом объегорили нас. Вынырнут возле какого-нибудь промтоварного магазина. Вот мы их там и встретим с распростертыми объятиями. А пока займитесь фургонами и этим бабником Шурпиным.
Вот что значит настоящий участковый! Никто из работников райотдела, а областного управления тем более, не сумел бы так тонко подойти к делу, вникнуть в суть человеческого характера. Жил да был в поселке завода Огнеупорном шоферюга, как он сам себя называл, по фамилии Яровой, по имени-отчеству Остап Харитонович. Работал он на заводе в мехцехе на старенькой «лайбе» — полуторке. На ней возили разные «железки» по объектам в случае аварии, а в период смены — людей: слесарей и механиков, которые жили в соседних селах. Возили их зимой и летом, в ветер и в дождь, в метель и в июльский зной, поэтому и соорудили из фанеры что-то вроде навеса-полубудки.
Мечтал Остап Харитонович о собственной машине. Пусть даже то будет «Запорожец» («консервная банка» — пренебрежительно называл заядлый шоферюга микролитражку в разговоре с владельцами таких машин). Конечно, самая престижная «тачка» — «Жигули». Скорость! Двадцать четвертой «Волге» не уступит дорогу. А маневренность! А приемистость! А каков салон! На уровне мировых стандартов и вполне в духе эстетических запросов Остапа Харитоновича. Но только у этой божественной машины цена безбожная.
Яровой надеялся, что ему повезет, и покупал билеты всех лотерей, в выигрыше которых числились хоть какие-нибудь автомашины. На этой почве у него с женою были вечные нелады.
— Дом строим! Сколько можно родственников обирать! А ты с каждой получки — десятку на эту вещевую лотерею. Приносишь в месяц сотню. А на работу топаешь — подавай тебе «тормозок», как порядочному: сала кусок, колбасы или мяса... Я из себя все жилы вытянула!
Но Яровой лишь улыбался в ответ на такую тираду, старался обнять и поцеловать ворчливую жену и вернуть таким способом ее расположение.
— Вот удивлю Огнеупорное — выиграю тебе назло! Одно только меня смущает: гараж доведется строить.
Мечтать-то о машине Яровой мечтал. Но кто не знает, что синица в руке лучше, чем журавль в небе, и стоял шоферюга на своем заводе в очереди на мотоцикл с коляской, хотя всем было известно, что денег даже на мопед не наскребет. В зарплату, когда прибавлялась премия, он еще мог позволить себе «пропустить» в компании слесарей и механиков парочку кружек бочкового пивка с таранкой из «нестандартной» ставриды, сухой и тощей, как теща Кащея Бессмертного.
И вдруг Остап Харитонович покупает на удивление всему поселку мотоцикл с коляской! Да не какой-нибудь, а «Ижачка».
Зарегистрировал покупку в райГАИ честь честью и возвращался уже восвояси, да... врезался в телеграфный столб. Как сам-то жив остался. И не пьяный, разве что от счастья хмельной. Позже он объяснил: «Велосипедист из-за посадки выскочил. Мне оставалось либо его таранить, либо самому — в столб. Мальчонка лет двенадцати. Жалко стало — душа живая, а столбу что... Даже не покосился...»
Попал счастливый владелец мотоцикла в больницу. Пришел к нему участковый инспектор, лейтенант милиции Игорь Васильевич Храпченко.
— Что же ты, Остап Харитонович?
А тот с досадой отвечает:
— Как пришло, так и ушло.
Лейтенант милиции Храпченко намотал на ус слова пострадавшего, подивился, а на досуге начал размышлять, о чем обмолвился Яровой? «Как пришло — так и ушло». Как «ушло» — ясно: по-дурацки, в одно мгновение, р-раз! — об столб — и плакали денежки. А как пришло? Тоже в одно мгновение?
Пошел участковый к жене пострадавшего:
— Инна Савельевна, что ж ты позволила своему суженому-ряженому вывалить такие деньги на глупое, можно сказать, дело! Плакали тысяча триста пятьдесят рубликов, грохнул их Остап о телеграфный столб, словно хрустальную вазу.
— Кто ему позволял, Игорь Васильевич! — возмутилась женщина. — Снял с книжки пятьсот тридцать семь рублей. Последние! Берегла на шифер, очередь подходит. Ирод он! А грохнулся — это слезы мои ему отозвались! Но вернется из больницы, я к его дурной голове такую коляску приспособлю!..
— А где же взял остальные деньги? — осторожно поинтересовался лейтенант милиции. — Может, у родственников разжился?
— У каких родственников? — шумела обиженная женщина. — Две с половиной тысячи долгу! Да ему бы никто и рубля не дал! На дом я занимала.
Участковый инспектор — снова в больницу. И ведет с пострадавшим самый утешительный разговор:
— Хряпнулся ты, Остап Харитонович, завзято, но, можно сказать, тебе повезло — пострадала в основном коляска. Ты сам мастер, и ребята из мехцеха помогут. Коляску подваришь, кардан, правда, придется менять, и коробку... Ну и крыло... А покрасишь — будет как огурчик с тещиной грядки. Обойдется это тебе рублей в пятьсот.
Яровой бурчит:
— Ну, его к дьяволу, этот мотоцикл: продам, как есть, за полцены.
— И не жалко денег? — удивился лейтенант милиции.
— А чего их жалеть! Выиграл! — И, косо глянув на участкового, добавил: — В лотерею.
— Восемьсот рублей!
— Ну... выиграл не деньги — вещь, а взял рублями.
Участковый — к Бухтурме:
— Товарищ капитан, проверить бы по сберкассам, не получал ли крупный выигрыш за последнее время Яровой Остап Харитонович. Он шофером на машине с будкой. Переоборудовали бортовую под перевозку людей. С путевками в мехцехе — свободно, пишут в конце недели на глазок, лишь бы списать бензин. А в потемках, да еще издали, будку можно принять за фургон. Вот я и думаю: где разжился Яровой деньжонками: восемьсот рублей в один момент?
В сберкассах своего района Яровой О. X. никаких выигрышей ни по лотерейным билетам, ни по облигациям не получал. Тогда капитан Бухтурма обратился за помощью к работнику областного управления МВД майору Орачу.
Нигде ничего...
Так вызрела необходимость побеседовать с незадачливым владельцем мотоцикла с коляской.
К тому времени Ярового уже выписали из больницы, и он вернулся домой. Встреча с разгневанной женой была равносильна еще одному автодорожному происшествию с тяжелыми последствиями.
Для очередной беседы Ярового пригласили в райотдел к капитану Бухтурме. Яровому шел тридцать второй год. Человек среднего роста (по прежним, не акселератным меркам). По характеру суетливый, беспокойный, «угнетенный родной женою», — говорил обычно он, когда его спрашивали, почему он такой тощий. Лысоват, на макушке время выстригло тонзуру, которая подошла бы скорее монаху-иезуиту, чем этому, в общем-то, добродушному, члену профсоюза.
Садясь на предложенный капитаном милиции стул, Остап Харитонович надеялся, что речь пойдет об автодорожном происшествии, где он оказался «пострадавшей» стороной по причине, явно от него не зависящей. Более того, он был убежден, что совершил, можно сказать, благородный поступок: новенький мотоцикл ухайдокал и себя не пожалел из-за какого-то стервеца, которого и след простыл. Но начальник уголовного розыска завел разговор совсем на иную тему: