В одном из углов склада — ярко освещенная будка, в которой за небольшим письменным столом сидел Альберт Цауна и что-то отмечал в накладных. За его спиной как охрана стояли два голых манекена ярко-розового цвета.

— Вот тут, мастер, я и обитаю, — весело сказал Цауна. — Сейчас пойдем! — Он уже надевал пальто. — Ничего особенного в нашем магазине нет… Дыра! Но в другой магазин переходить не хочется, план мы тут перевыполняем. Зачем мне шикарный кабинет при пустом кошельке? А на базе я умею выбить хорошие вещи. Может, вашей супруге нужна шуба? Несколько штук у меня есть. Сибирская белка. Дороговато, правда, но крашеный кролик тоже ведь не дешево стоит. А эти синтетические… Настоящие дамы такое не носят. Сибирская белка — редкость, на прилавках таких шуб не бывает.

— Нет, не надо.

— О, тогда вам повезло с женой! Вы на зависть удачно женились! Я не знаю ни одной женщины, которая не нуждалась бы в шубе.

Беата, правда, о шубе мечтала давно, но таких денег у Вильяма не водилось.

«Вилнис» — небольшой уютный ресторан. Стулья обтянуты красной искусственной кожей, пол натерт до блеска, неброский интерьер. По вечерам здесь не танцевали, и это в значительной мере определяло состав посетителей — молодежь появлялась редко, в основном сюда приходили пожилые, занятые серьезными делами люди, а также постояльцы гостиницы, которая располагалась над «Вилнисом».

— Я здесь обычно обедаю, но сегодня обед особенный, и подадут нам сегодня тоже нечто особенное, — сказал Цауна.

Когда подошел официант, Цауна отказался от меню и попросил позвать шеф-повара, который появился незамедлительно — улыбающийся, как месяц ясный.

— Мое почтение!.. — профессионально и заискивающе поздоровался он. — Суп, конечно, заказывать не будем? Стоит ли накачиваться супом — он разжижает желудочный сок, а вот коньяк улучшает аппетит. Положитесь на меня — начать надо с заливной лососины.

— На такого знатока, как ты, можно положиться! — закивал Цауна.

Цауна был из тех, кто умел скрыть опьянение, хотя выпил он не меньше Вильяма. Шеф-повар опрокинул рюмочку, извинился и побежал на кухню распоряжаться. Так он несколько раз возникал у столика, потом исчез совсем.

Часов около пяти в Вильяме пробудилась сознательность, и он сказал Цауне, что должен вернуться на работу — там наверняка полно клиентов, но Цауна не хотел его отпускать. Сошлись на том, что посидят еще с полчасика. Черт знает, о чем они с таким интересом болтали, но когда Вильям опять вспомнил о работе, было уже семь часов. Возвращаться туда не имело никакого смысла — мастерскую может закрыть и приемщица.

— Посидим еще, — предложил Цауна. — Сегодня нам ужин ничего не стоит. Сегодня платит шеф-повар, потому что его жена получила шубу из сибирской белки. — И он сделал знак официанту, чтобы принес еще бутылку.

Спустя час Цауна приметил за соседним столиком двух молодых женщин — должно быть, приезжих, из гостиницы наверху. Он решил пригласить их за свой столик.

— А по мне, пусть они сидят там, где сидят, — сказал Вильям. — Моя жена красивее, чем они обе вместе взятые. И вообще я люблю свою жену, и она тоже меня любит.

— Я тоже когда-то был женат, но больше уж не женюсь.

— Почему?

— Потому что развод мужчинам слишком дорого обходится, хо-хо!

— А зачем разводиться?

— Еще умнее не жениться вовсе. Ваше здоровье!

На улице свистел резкий ветер, но и он не охладил разгоряченную голову Вильяма, хотя до дома он прошел несколько кварталов. Слишком много он выпил.

Беата еще не спала, хотя обычно в это время в спальне уже было темно. Вильям наощупь прошел в первую комнату, услышал посапывание Ролиса. И ему снова стало стыдно, что он опять напился. Гораздо легче ему, наверно, было бы, если бы Беата встретила его шквалом злости. Но она сидела молча, подобрав колени к подбородку и наполовину укрывшись ватным одеялом. Вильям, хотя и был пьян, однако заметил, что она встревожена — под тонкой ночной сорочкой ее высокая упругая грудь напряженно вздымалась.

— Позвони на работу, — сказала без всяких предисловий.

— В полночь там обитают разве только привидения, — попытался сострить Вильям.

Тогда Беата пересказала ему то немногое, что по телефону ей удалось выведать у Саши.

После обеденного перерыва в мастерской собралось несколько клиентов. Прождав около часа, они начали осаждать приемщицу, требуя, чтобы она сказала точно, когда явится закройщик. Они, мол, не могут тратить время попусту, они хотят знать, когда в этой мастерской, наконец, будет порядок. Приемщица вначале успокаивала их заученной фразой: «Подождите немного, закройщик скоро будет!» Но вскоре ей пришлось прибегнуть к байке о срочном совещании у начальника управления. Как назло один из клиентов оказался газетчиком. Он и объявил, что уже давно ждал такого факта, и помчался к начальнику управления. И тогда нагрянула целая комиссия. Она и не разрешила приемщице закрыть мастерскую: такое право имеет только заведующий.

— Значит, мастерская до сих пор не закрыта?

Беата пожала плечами и натянула на себя одеяло.

Вильям подошел к телефону и набрал номер мастерской. Уже после второго гудка кто-то поднял трубку и незнакомый голос ответил:

— Алло!

Вильям, ничего не сказав, глянул на часы — было за полночь.

Беата, наконец, заснула, а Вильям лежал на спине с открытыми глазами и прислушивался к затихающему на улице шуму автомашин. Докатился, подумал он. Пропил пост заведующего мастерской. Теперь наверняка понизят до рядового портного, будешь пить дальше — переведут в простые гладильщики, а дальше… И он вспомнил доходяг в сквере, длинную костлявую старуху Олю, которая разливала фиолетовую жидкость. Он подскочил с намерением что-нибудь предпринять. Но не знал, с чего начать.

Наконец, он решил позвонить завмагу Цауне. Когда он в двух словах рассказал суть дела, Цауна велел немедленно ехать к нему. Хотя уже была глубокая ночь, Цауна возился на кухне — кипятил воду для кофе.

— Просидев в твоей мастерской до полуночи, комиссия, наверняка так обозлилась, что тебя турнут как пить дать, — рассуждал Цауна. — Тут тебя никакие знакомства не спасут. Я знаю только один путь — махнуть лечиться в Страуте. От алкоголизма. Дело проверенное: некоторые по этой дорожке прогулялись раза три, а то и больше, но всегда возвращались оттуда со справкой, удостоверяющей, что теперь они чисты как ангелы. И тебе такую дадут.

— Нет, это не так просто. Я и раньше подумывал о лечении. Нужны всякие анализы, на это уйдут недели.

— Передай с женой ключи от мастерской и напиши покаянное письмо начальнику управления! Извинись за то, что не предупредил, и присочини еще с полдюжины каких-нибудь историй — это любят. Анализы пусть тебя не волнуют, я все устрою.

Там, где теперь расположен воздушный мост возле станции Браса, в начале пятидесятых годов был железнодорожный переезд со шлагбаумом, который поднимали и опускали вручную. Здесь же, со стороны центра города стоял круглый, довольно большой пивной ларек. По воскресеньям, когда на трассе Межапарка гремел мотокросс, в ларек набивалось чуть не с полсотни мужчин; столики тут были маленькие, круглые, на одной ноге, как избушка Бабы-Яги. Большинство посетителей замечали эти столы только тогда, когда осушали свои кружки. Они, видно, считали, что столики для пустых кружек и предназначены. А полные кружки они держали в руках и потягивали пиво, подперев какую-нибудь стену или выходили из ларька на свежий воздух.

— Господь бог для всех господь, — сказал толстый мужчина, выходя из ларька на солнышко. В каждой руке он ловко держал по три кружки с пивом, через края которых перекатывалась и по стеклянным зеленоватым бокам сползала густая пена. Это злило стоявших в очереди и истомившихся от жажды.

Мужчина осторожно поставил кружки на большой дощатый ящик возле забора — в таких ящиках дворники хранят свои орудия труда, и начал медленно, со смаком переливать в себя золотистую жидкость.