Лесков был взбешен не меньше Крутилина, но сумел сдержаться. Голос его стал глухим и жестким. Что же, дуракоустойчивые приборы — вещь полезная. Но они уже известны — лом, лопата, топор. Новые машины не только умнее, но и сложнее старых.

Крутилин оборвал его, вставая:

— Ладно, дорогие товарищи, что у вас еще? Прения по данному вопросу считаю исчерпанными, лекции слушать нет времени.

Лесков тоже поднялся. Жариковский встал еще при первом крике Крутилина и больше не садился.

— Я думаю, можно подвести итоги, — проговорил Лесков, бледнея от негодования. Он решил идти напролом. Теперь речь шла не о мелких сравнительно мероприятиях, а о принципах — быть или не быть автоматике в Черном Бору. Пример Крутилина покажет всем, что старым порядкам пришел конец. Он вынул и показал Крутилину свое инспекторское удостоверение. — Я накладываю на вас и на Жариковского штраф за недопустимые условия эксплуатации контрольно-измерительного хозяйства. На вас — триста рублей, на Жариковского — двести. Даю две недели, чтобы привести все в ажур. Если ничего не будет сделано, наложу второй штраф — пятьсот и триста. Предупреждаю: штраф удерживается из вашей зарплаты, и отменить его может только суд.

Теперь он чувствовал себя сильнее: у Крутилина было возмущенное и растерянное лицо. Но Крутилин, когда это требовалось, умел владеть собой.

— Вот ты какой! — сказал он грозно. — Ну, ничего, посмотрим! — И он проговорил со злой вежливостью: — До свидания, товарищ Лесков, очень приятно было познакомиться.

В коридоре Жариковский со страхом осведомился: неужели Лесков вправду собирается оштрафовать директора завода? Ведь это Крутилин, он не привык к такому обращению.

Лесков кивнул головой. Да, конечно, штраф будет взыскан. Мало ли кто к чему не привык! Советские законы и на Крутилина распространяются, как это ни обидно для такого важного начальника.

— А при чем же здесь я? — заныл Жариковский. — Разве я один могу устранить все непорядки? Между прочим, вы знаете, сколько я получаю? Да еще такие вычеты!

— Слушайте, — сказал Лесков, теряя терпение, — вы мне больше не нужны, я выберусь с завода сам.

Жариковский отстал.

Лесков шел по коридору заводоуправления, всматриваясь в надписи на дверях. Закатов много рассказывал Лескову о секретаре парткома медеплавильного завода Бадигине, напирал на то, что Бадигин — инженер, окончил Московский институт цветных металлов, два года руководил конвертерным переделом и только после этого перешел на партийную работу.

— С Бадигиным можно беседовать обо всем, — уверял Закатов. — Голова, говорю вам. Такому зубру, как Крутилин, он даст ладью вперед во всех технических вопросах.

Лесков решил поговорить с Бадигиным. Партком находился недалеко от кабинета Крутилина. Бадигин сидел за своим столом, напротив разместилось несколько человек — шло заседание. Не обращая внимания на вошедшего Лескова, один из сидевших что-то горячо доказывал другим, вынимая из портфеля бумаги и бросая их на стол. Бадигин покосился на Лескова и кивнул ему головой, словно знакомому, потом молча показал на стул. Лесков присел.

Вскоре он понял, что заседание заряжено надолго — обсуждалось, как разместить в поселке завода молодежь, прибывающую по набору из центральных районов страны. Но через некоторое время Лесков с интересом стал прислушиваться к спору. Поселок медеплавильного завода был лучшим в Черном Бору. Крутилин в свое время заставил строителей возвести на площадке многоэтажные каменные дома с удобствами, разбил между ними скверы, покрыл дороги асфальтом. Ничего похожего на унылые бараки, окружавшие другие предприятия, здесь не было. В те годы на Крутилина ворчали, что он размахивается не по возможностям, требуя немедленно полного осуществления проекта. Но он знать ничего не хотел — написано, утверждено, значит, осуществляйте! Зато на медеплавильный завод шли охотнее, чем на соседние заводы, здесь быстрее сложился устойчивый коллектив рабочих, ровнее выполнялся план. Сейчас от завода требовали, чтобы он освободил один из своих пятиэтажных домов для размещения первой партии прибывающих юношей и девушек.

— Я понимаю, Борис Леонтьевич, все понимаю! — кричал выступавший, обращаясь к Бадигину. — Люди эти пойдут не к вам, а на шахты и в строительные конторы, вы непосредственно в них не заинтересованы. Но есть же, в конце концов, и общие интересы! Им придется не сладко, этим ребятам, они ведь только от папы с мамой, надо же их хоть от этой трудности — жилищной — избавить!

— Да ведь в решении горкома записано: трехэтажный дом! — возражал Бадигин, улыбаясь. — Трехэтажный дом мы освобождаем. Не понимаю, чего вам еще не хватает?

— Мне всего хватает! — спорил выступавший. — Я живу в одной комнате и не жалуюсь. Но их надо жалеть. Смотрите, это сплошь выпускники средних школ, Что они видели и знают?

Он снова протягивал свои бумаги. Бадигин с досадой отвел их.

— Ладно, пересматривать решение горкома не будем! — сказал он решительно. — Трехэтажный дом освободим через неделю, первые пароходы придут через месяц — успеете его переоборудовать. А если не хватит мест, ставьте кровати в коридорах, для ребят это не катастрофа, поспят в коридоре летние месяцы. И кончим на этом, меня ждут другие товарищи.

После ухода посетителей Бадигин повернулся к Лескову.

— Удивительные люди! — сказал он сердито. — Им приказано хорошо принять молодежь, так они от усердия теряют чувство меры. А я бы этот молодой народ поселил именно в бараках, плохого тут ничего нет — пусть испытают на себе, как жили их отцы, когда возводили эти заводы. А первые дома, которые они построят, им же и отдал бы. Вот вам плоды вашего труда, пользуйтесь!

— Да, конечно, так было бы правильнее, — вежливо согласился Лесков, внимательно разглядывая Бадигина и обдумывая, как лучше повести с ним беседу.

Бадигин был рыжеватый молодой человек с крупным спокойным лицом и пристальными, серьезными глазами. Лескову встречались такие люди, — тихони с твердым характером и ясным умом, с ними было легко вести дела, они лишнего не обещали, но, дав обещание, не подводили. «На Крутилина он, кажется, ни в чем не похож. Как они срабатываются?» — думал Лесков.

— Я вас слушаю, — сказал Бадигин.

Лесков назвал себя. Бадигин уже слышал о его приезде в Черный Бор, это облегчало разговор. Но когда Лесков начал описывать свое впечатление от работы автоматики в цехах и передал беседу с Крутилиным, Бадигин нахмурился. Он с неудовольствием прервал Лескова, не дав договорить до конца.

— Мне кажется, товарищ Лесков, вам нужно обратиться к главному инженеру или в технический отдел. Партийную организацию нашего завода и так уже обвиняют, что она подменяет то механиков, то технологов, то снабженцев — лезет в сугубо специальную область.

— По-вашему, работа регуляторов — это только специальная область? — возразил Лесков. Бадигин усмехнулся:

— А по-вашему, вероятно, нет? Мне пришлось немного поработать в плавильном цеху на конвертерах. Регуляторы и тогда и теперь действовали неважно. Плохо работающие краны мучили нас больше, чем плохо работающие регуляторы: если они стояли, останавливался весь цех. А если регуляторы выходили из строя, это никого особенно не огорчало, плавка шла и без них. Вот почему я считаю, что это вопрос чисто технический.

Лескову уже казалось, что он обманулся в своем первом впечатлении от Бадигина. Этот человек был молод, три года назад он еще сидел на студенческой скамье, ему читали лекции по новой технике, рисовали ему картину нарастающей революции в производстве. Что от всего этого осталось в его голове? Достаточно было ему попасть на завод, как он забыл все, чему его учили, и заразился от производственников худшим, что у них есть, — их консерватизмом, их неприязнью к общим проблемам: день прошел, сменные планы выполнены — ну и ладно! Нет, такому человеку нетрудно с Крутилиным, они найдут общий язык!

— Простите, может, я чего-нибудь не понимаю, — вежливо сказал Лесков, — но чем же тогда занимается партийная организация завода?