— Капец, больно-то как, — прошипела она и мгновенно выскочила из машины, я же последовал ее примеру и пошел за девушкой, догнав ее уже около подъезда.

— Ира, может, объяснишь мне свое поведение?

— А разве я должна тебе что-то объяснять? — злым голосом спросила она, смотря мне прямо в глаза. — Спасибо за хороший вечер, но на этом все. До свидания, — и, развернувшись, открыла дверь. Я снова прошел за ней и за плечо резко развернул к себе.

— Милаша…

— Хватит меня хватать! — прикрикнула она и смерила меня взглядом. Я же не отпускал ее глаза, пытаясь в них хоть что-то прочитать. Но они выражали лишь отчаянье, а я, не сдержавшись резко наклонился и припал к сладким манящим губам. Девушка вздрогнула и оттолкнула меня со всей силы, которая в ней была, и, отойдя на метр, произнесла. — Я же сказала, что мне нужно идти, зачем ты это делаешь? Зачем задерживаешь, ты же ничего не понимаешь…

В конце она уже шептала, едва сдерживая слезы, и развернулась, ступая на ступеньки, шаг за шагом удаляясь вверх, уходя прочь, так, как она и хотела.

— Ира, — позвал я, но она лишь фыркнула и взбежала наверх, исчезая из поля зрения.

— Бл*ть, что же делать? — психанув, я направился к выходу, но меня будто что-то остановило, и я, ни о чем не думая, направился вслед за девушкой, не имея представления, на каком этаже она живет.

На втором! На втором этаже она сидела у двери ко мне спиной и что-то едва слышно шептала, я решил подойти и поднять ее, когда увидел сидящего на полу малыша и услышал его тихий шепот:

— … папа пьяный, и не пускает меня домой, — у меня глаза чуть не повылазили от услышанного, что за х*рня?

— Котеночек мой любимый, кровь откуда? — сипло спросила Ира, касаясь лба ребенка и вытирая красные капли, от чего малый поморщился, а девушка мгновенно прижала ребятенка к себе. — Господи, пощади, прошу тебя.

— Ивочка, там дядя, — показал малыш ручкой, и Ира резко обернулась ко мне, глаза ее были наполнены слезами, а по щекам размазана тушь, и она провела тыльной стороной ладони по лицу, пытаясь вытереть следы, или скрыть от меня свою слабость, до конца я не понял.

— Он не обидит тебя, дорогой, не бойся, иначе я ему голову пробью, — а вот на эту заявку я мысленно хмыкнул и увидел, как Милаша подняла мальчика на руки и принялась, что-то искать в сумочке, скорее всего — ключ. Ей было неудобно, и я понял, что пора бы мне приступить к обязанностям мужчины, а именно — решать проблемы.

Подойдя в Ире, осторожно перехватил ребенка на руки и кивком головы показал, чтобы она спокойно искала ключ и открывала нам двери. Через полминуты мы уже прошли в маленький, тускло освещенный коридор, и я, разувшись, пошел с маленькой драгоценной ношей в комнату, которая, по видимости, была единственной в этой квартире. Приметив небольшой диван около стены, я положил на него малыша и принялся стягивать пиджак, чтобы удобнее было двигаться. В этот момент девушка вошла с аптечкой в руках, которую успела взять в кухне, и, встав на колени около мальчика, судорожно искала вату и спирт в коробке.

Я, видя волнение Иры, молча поднял ее, усадив в ближайшее кресло, а сам спокойно достал вату и перекись, поразмыслив, что для ребенка все же это средство будет лучше, и принялся не спеша обрабатывать ранку над его бровкой. Малыш достойно выдержал это испытание и прилег на бочок, рассматривая меня во все глаза. Какой же он замечательный, умилительный, словно ангел, сошедший с небес. Такие детки должны рождаться в необычных семьях.

— Ты холоший дядя, я бы хотел, чтобы ты был моим папой, — меня едва не парализовало от его слов, а внутри сжался комок боли за этого ребенка. То, что он не сын Иры, я понял сразу, ведь иначе здесь был бы тот пьяный придурок, выгнавший крохотного сына из дома.

— Котик мой, мальчик дорогой, — Милаша подошла к мальчику и, присев рядом, стала целовать его личико и маленькие ручки, при этом крепко обнимая и прижимая к себе. По ее щекам текли слезы, но ей было плевать. Казалось, что ее мир сузился до этого малыша, и не более, и все, что она сейчас чувствовала — это боль за него.

— Ивочка, не плачь, мне не больно. Не плачь, — он начал гладить своей маленькой ручкой по ее волосам и успокаивать, как настоящий взрослый мужчина.

— Не плачу, малыш, — прошептала она, продолжая целовать его тельце. Сколько любви в этой женщине, сколько эмоций, я никогда в жизни не видел, чтобы так тряслись над ребенком, особенно учитывая тот факт, что он чужой. — Не плачу…

— Только я кушать хочу, у тебя есть что-то покушать? — задал ребенок вопрос, отчего Ира тут же замерла.

— Господи, Егорка, что же ты сразу не сказал, да и я хороша, расселась там. Сейчас покормлю тебя, родненький, побудь пока с дядей Стасом, — и, чмокнув его напоследок, девушка исчезла в кухне.

— Значит, тебя Егорка величать, — уточнил я, на что малыш просто кивнул. — А батя, за что тебя так?

— Кушать поплосил, — тихо сказал он, будто боясь, что его услышат. — Он как лаз пил в этот момент.

Я чертыхнулся про себя, какой надо быть мразью, чтобы водку любить больше родного сына? Как вообще можно поднять руку на безобидного малыша? Одно дело, когда отшлепал по попе за непослушание, но так, чтобы до крови, когда ребенок кушать просит! Тварь! Я вздохнул, успокаиваясь и смотря мальчонке в глаза:

— Пойдем к тете Ирочке, она, наверное, тебе что-то вкусное приготовила.

Малыш приподнялся на диване с восхищенными глазами и начал вставать, упираясь ручкой в мягкую поверхность, и я заметил, как он поморщился.

— У меня лука немножечко болит, но это елунда, только Ивочке — ни слова, а то она снова будет плакать, — заботливо попросил Егор, показывая небольшой синяк около локтя, и тут же добавил. — И не называй ее так, ей не нлавится, она только мне лазлешает…

— Договорились, — я протянул ему руку, он вложил свою маленькую ладошку в мою и пожал по-взрослому.

Как же волнительно было за ребенка, и в то же время удивительно прекрасно, видя, как Ира относится к Егорке, окружая его заботой и любовью. Она словно создана быть матерью, создана для семьи, и в ней нет той бл*дской натуры, которую я так часто встречаю в девушках. Ира — женщина, прекрасная и неповторимая, рожденная для любви и ласки.

Я поднял мальчика на руки и понес в кухню, где суетилась, накрывая на стол, девушка, взволнованная, растрепанная и безумно красивая. Заметив нас, она поставила последнюю пиалку на стол и прильнула к малышу, забирая его к себе на руки. Да, стол ломился от еды, что говорило о том, что для ребенка ей ничего не жаль.

Сходив вместе с Егором в ванную, следом отправила мыть руки меня, и когда я вернулся в кухню, на коленях девушки сидел ребенок, не спеша, поглощая из ее рук борщ и периодически кусая котлету, а сам держал в маленьких ручках чашечку с компотом. Милаша все это время, хоть и отвлекалась, чтобы набрать новую ложку борща, но не забывала при этом целовать котенка то в щечку, то в макушку, при этом умиротворенно улыбаясь и наслаждаясь запахом малыша.

Глядя на нее, я понимал, что сердце ее разрывается на части, и внутренности скручиваются в тугой узел, пронося сквозь себя боль и отчаяние за этого ребенка.

Я присел рядом и принялся кушать из тарелки, приготовленной для меня заранее, и, признаться честно, я мог предполагать, что будет вкусно, но, чтобы так, что мне понравится, так же, как и у моей мамы, я не ожидал. Нужно срочно жениться на этой малышке, улыбнулся я сам себе.

Когда я в очередной раз набрал ложку борща, Егорка протянул на ладошке кусочек мяса, который явно достал со своей тарелки.

— У меня уже был один кусочек, а этот — тебе. Угощайся, — предложил малыш, а у меня отняло дар речи. Он говорил это искренне, с по-детски наивным личиком и теплым взглядом, отражающим искреннюю заботу. Господи, если ребенок так добр, то почему родители — мрази? Как у них могло родиться такое счастье?

— Спасибо, парень, — я улыбнулся ему и подмигнул, приняв кусочек мяса из его ручки.

Разве можно отказать этим ангельским глазам? Так я думал, пока не произошло следующее, а именно: в одно мгновение ко мне в тарелку прилетает котлета, и остатки содержимого красными брызгами оседает мне на белоснежную рубашку и местами на лицо. Если малыш и решил поиграть, то явно не рассчитывал меня обрызгивать, и, заметив сложившуюся ситуацию, как котенок, сжался, и в прямом смысле прилип к Ире, опустив глаза в тарелку, и мне казалось, что он вот-вот расплачется, от чего мое сердце сжалось точно так же, как и этот человечек.