В общем и в целом он полагал, что у него были основания для осторожного оптимизма. Блокада была провокацией и оскорблением, которые, в отсутствие других возможностей, приходилось бездеятельно выносить — хотя бы для того, чтобы сохранить достоинство. В свое время противника ждало жестокое возмездие, но пока что он обязан был продолжать осуществление величественного плана, в конечном счете сводившегося к уничтожению короля Одри и к водружению Эвандига, трона Старейших островов, в Хайдионе.

Самой уязвимой оставалась западная часть Даота; поэтому следовало как-то обойти линию укреплений вдоль помперольской границы. Маршрут такого вторжения пролегал на север из Нолсби-Севана, мимо замка Тинцин-Фюраль и снова на север, по дороге под наименованием Тромпада, в Даот. Путь этот преграждали две непоколебимые крепости — Кауль-Боках у Ворот Цербера и собственно Тинцин-Фюраль. Кауль-Боках охранялся гарнизоном из Южной Ульфляндии, но ее король Орианте, опасаясь недовольства Казмира, уже предоставил лионесским армиям право свободного прохода.

Таким образом, амбициям короля Казмира препятствовал только Тинцин-Фюраль. Этот замок возвышался над двумя ущельями и контролировал как Тромпаду, так и путь в Южную Ульфляндию по долине Эвандера. Фод Карфилиот, правивший долиной Эвандера из этого неприступного орлиного гнезда, человек тщеславный и дерзкий, не признавал никаких хозяев — особенно когда речь шла о его формальном сюзерене, короле Орианте.

В Зеленую гостиную вошел помощник камергера. Поклонившись королю, он сказал: «Сир, вашего благосклонного внимания ожидает некий посетитель. Он говорит, что его зовут Шимрод, и что он прибыл по вызову вашего величества».

Казмир выпрямился на стуле: «Приведи его».

Помощник камергера удалился и вернулся в сопровождении высокого худощавого молодого человека в камзоле и бриджах из добротной материи, полусапожках и темно-зеленой шляпе, каковую он снял с головы, покрытой густой серовато-каштановой шевелюрой, подстриженной под горшок на уровне ушей, как требовала мода того времени. У него были правильные, несколько аскетические черты: тонкий нос, выдающиеся скулы и подбородок, чуть кривившийся в усмешке широкий рот и ясные серые глаза, придававшие ему вид самоуверенного шутника — другими словами, с точки зрения короля Казмира в нем было недостаточно почтительности и самоуничижения.

«Сир, — сказал Шимрод, — я прибыл по вашему настойчивому требованию».

Казмир разглядывал Шимрода, плотно поджав губы и скептически наклонив голову: «Вы выглядите не так, как я ожидал».

Шимрод вежливо развел руки, отказываясь брать на себя ответственность за несоответствие действительности представлениям короля.

Казмир указал на стул: «Садитесь». Сам король встал, подошел к камину и повернулся к нему спиной: «Говорят, вы искусный чародей».

Шимрод кивнул: «Испокон века люди рассказывают всевозможные небылицы».

Казмир чуть раздраженно улыбнулся: «Так что же? Правду ли говорят в этом случае?»

«Ваше величество, волшебство — сложная дисциплина. Некоторым она дается легко благодаря врожденным наклонностям. Я не принадлежу к их числу. Я прилежно изучаю доступные методы, но это не обязательно означает высокий уровень компетенции».

«Какова же ваша компетенция?»

«По сравнению с экспертами соотношение составляет, скажем, один к тридцати».

«Вы знакомы с Мургеном?»

«Я хорошо его знаю».

«И вы у него учились?»

«В какой-то мере».

Король Казмир старательно сдерживался. Беспечно-вежливые манеры Шимрода даже не приближались к опасной границе дерзости. Тем не менее, Казмира они раздражали; ответы чародея — точные формулировки, содержавшие минимальное количество информации — испытывали терпение короля.

Казмир спросил, спокойно и невыразительно: «Как вам, вероятно, известно, наши берега блокированы Тройсинетом. Не могли бы вы предложить какой-нибудь способ снять эту блокаду?»

Шимрод немного подумал: «Учитывая все обстоятельства, простейший способ — заключить мир».

«Несомненно! — Казмир погладил бороду: странный народ, эти волшебники! — Я предпочел бы способ, который способствовал бы интересам Лионесса, даже если его нельзя назвать простейшим».

«Вам пришлось бы противопоставить блокаде превосходящие силы».

«Разумеется. Но в этом и состоит сущность проблемы. Я подумываю о том, чтобы привлечь ска в качестве союзников, и хотел бы, чтобы вы предсказали последствия такого решения».

Шимрод с улыбкой покачал головой: «Ваше величество, иные чародеи способны предсказывать будущее, но я не вхожу в их избранный круг. Выражая свое мнение как обычный человек, руководствующийся здравым смыслом, я порекомендовал бы не принимать такое решение. Ска — народ, переживший десять тысяч лет сплошных лишений и бед; более суровых людей трудно себе представить. Подобно вам, они стремятся господствовать над Старейшими островами. Если вы пригласите их захватить Лир и предоставите им базы, они никогда не покинут Лионесс. Хотя бы это, по меньшей мере, очевидно».

Казмир слегка прищурился — ему редко приходилось сталкиваться с такой самоуверенностью. Тем не менее, он рассудил, что энергичная манера выражаться свидетельствовала в какой-то степени об откровенности; человек, пытающийся изворачиваться и лгать, никогда не выражается ясно и просто. Король спросил нарочито бесстрастным тоном: «А что вам известно о замке Тинцин-Фюраль?»

«Я никогда там не был. Говорят, Тинцин-Фюраль — неприступная крепость; но вам, разумеется, это уже известно».

Король Казмир сухо кивнул: «Я слышал также, что своей неприступностью этот замок отчасти обязан волшебству».

«По этому поводу ничего не могу сказать. Тинцин-Фюраль строил ученик чародея, Уго Голиас, желавший править долиной Эвандера в полной независимости от синдиков Исса».

«Каким же образом Карфилиот приобрел эту крепость?»

«В этом отношении могу только повторить дошедшие до меня слухи».

Нетерпеливым жестом Казмир пригласил Шимрода продолжать.

«Происхождение самого Карфилиота сомнительно, — сказал Шимрод. — Вполне возможно, что он — сын волшебника Тамурелло от ведьмы Десмёи. Тем не менее, об этом никто почти ничего не знает, кроме того, что в один прекрасный день Десмёя исчезла, и в тот же день исчез Уго Голиас вместе со всем своим гарнизоном — так, будто их черти взяли — и замок пустовал, пока не прибыл с вооруженным отрядом Карфилиот, вступивший во владение».

«Похоже на то, что он тоже чародей».

«Не думаю. Чародей вел бы себя по-другому».

«Значит, вы знакомы с Карфилиотом?»

«Нет, не знаком. Никогда с ним не встречался».

«И все же возникает впечатление, что вам хорошо известны его биография и характер».

«Волшебники сплетничают не меньше других — особенно если речь идет о таком отъявленном мерзавце, как Карфилиот».

Король Казмир потянул шнур звонка. В гостиную зашли два лакея, аккуратно расставившие на столе вино, орехи и сладости. Казмир уселся напротив Шимрода. Налив вино в два бокала, он протянул один из них волшебнику.

«Ваше величество, примите мои наилучшие пожелания», — вежливо поднял бокал Шимрод.

Казмир сидел, глядя в пылающий камин. Он задумчиво произнес: «Шимрод, мои устремления, скорее всего, ни для кого не секрет. Волшебник — такой, как вы — мог бы оказать мне неоценимую помощь. И проявления моей благодарности соответствовали бы вашему вкладу».

Вращая бокал с вином, Шимрод наблюдал за тем, как кружилась темная жидкость: «Король Даота Одри сделал такое же предложение чародею Тамурелло. Король Айвар Эксцельсус просил о помощи Нумика. Все они получили отказ — волшебники не решились нарушить великий эдикт Мургена, в не меньшей степени распространяющийся и на меня».

«Ба! — отрезал король Казмир. — Неужели власть Мургена так велика?»

«В этом отношении — да».

Казмир буркнул: «Тем не менее, в разговоре со мной вы не скрываете свои мнения».

«Такие же рекомендации вы могли бы получить от любого разумного человека».