На виселице болтались, темнея на фоне неба, вытянутые силуэты шести мертвецов. Глинет и Друн поспешили вперед, но тут же снова остановились. На низком пне сидел высокий тощий человек с длинным костлявым лицом, в темном костюме. На нем не было шляпы; его матово-черные жесткие волосы, коротко подстриженные, подчеркивали остроконечную форму черепа.

И окружающая обстановка, и человек этот показались Глинет зловещими; она предпочла бы пройти мимо, вежливо поздоровавшись, но встречный поднял руку, чтобы задержать детей: «Не откажите в любезности, голубчики, скажите, что нового нынче в Вукине? Я просидел здесь три дня и три ночи — а эти господа упрямо продолжают висеть».

«Мы не слышали никаких новостей, сударь, кроме того, что недавно повесили шестерых разбойников — но это вам и так известно».

«А почему вы здесь сидите три дня и три ночи?» — с обезоруживающей простотой спросил Друн.

«Хей-хо! — пронзительно-высоким голоском пропел тощий человек. — Мудрецы-теоретики утверждают, что каждая ниша в общественной структуре, какой бы узкой она ни была, обязательно заполняется. Должен признаться, моя профессия носит специализированный характер — настолько специализированный, что у нее еще нет наименования. Но в занятии моем нет на самом деле ничего замысловатого: я жду под виселицей, пока труп не упадет, после чего получаю в свое распоряжение одежду и другие ценности, принадлежавшие покойнику. У меня мало конкурентов; работа скучная, и таким способом на разбогатеешь. Тем не менее, я честно зарабатываю на хлеб — и по меньшей мере у меня есть время сидеть и мечтать».

«Любопытно! — подытожила Глинет. — Всего хорошего, сударь».

«Одну минуту, — тощий субъект оценивающе пригляделся к висящим над ним силуэтам. — Кажется, номер второй уже поспел». Он подобрал инструмент, валявшийся у виселицы — длинный шест с развилкой на конце. Нажав развилкой на веревку непосредственно над узлом петли, он хорошенько встряхнул повешенного. Тот продолжал болтаться, как прежде.

«Если хотите знать, меня зовут Нахабод, а иногда кличут Костлявым Хватом».

«Очень замечательно! А теперь, если вы не против, мы пойдем».

«Подождите! Я хотел бы поделиться соображениями, способными вас заинтересовать. Взгляните еще раз на второго слева — это старый плотник Тонкер, загнавший два гвоздя в голову свой матери. Упрямец, каких мало, до последнего вздоха! Следует отметить… — субъект указал шестом на повешенного и придал голосу дидактический оттенок, — …темно-лиловый кровоподтек вокруг шеи. Это обычное явление на протяжении первых четырех дней. Затем наблюдается багровое покраснение, за которым следует характерная известковая бледность, свидетельствующая о готовности трупа сорваться с петли. Именно бледность Тонкера заставила меня предположить, что он уже поспел. Сегодня, однако, еще рано — он упадет завтра, а за ним созреет Танцор Пильбейн, грабивший на этой дороге тринадцать лет. Он и продолжал бы спокойно этим заниматься, если бы Нуминанте не застал его спящим, в связи с чем Пильбейн станцевал последнюю джигу. Рядом висит фермер Кэм. Именно здесь, на этом перекрестке, прокаженный прошел перед шестью дойными коровами Кэма, и все они лишились молока. Так как закон запрещает проливать кровь прокаженных, Кэм облил прохожего маслом и поджег. Говорят, объятый пламенем прокаженный сделал четырнадцать прыжков и упал, обугленный, в трех милях отсюда, в Лумарте. Нуминанте предпочел слишком строгое истолкование закона, и теперь Кэм болтается в петле. Второй справа, номер пятый — Боско, знаменитый повар. Много лет он терпел причуды старого лорда Тремоя. Однажды, будучи в проказливом настроении, он помочился в суп его сиятельства. Увы! О его преступлении донесли три поваренка и кондитер. Результат налицо — Боско повешен».

«А крайний слева?» — спросила Глинет, невольно заинтересованная вопреки отвращению.

Костлявый Хват постучал шестом по ногам мертвеца: «Это дружище Пиррикло — грабитель, отличавшийся выдающейся наблюдательностью. Он умел пристально взглянуть на жертву… — тут Нахабод резко наклонился к Друну, выставив голову вперед, — …вот так!» Нахабод так же угрожающе повернулся к Глинет: «И в ту же секунду угадывал, где укрывательница прячет драгоценности. Полезнейший талант!» Нахабод скорбно покачал головой, сожалея об утрате неповторимого гения.

Друн инстинктивно нащупал амулет; Глинет бессознательно прикоснулась пальцами к лифу, под которым был спрятан волшебный кошель.

Костлявый Хват, казалось, был всецело поглощен созерцанием шести мертвецов: «Бедняга Пиррикло! Нуминанте вздернул его в расцвете лет, и теперь я жду возможности снять с него костюм. В данном случае я не потрачу время зря — Пиррикло одевался у лучших портных и требовал, чтобы каждый шов простегивали три раза. Так как мы с ним примерно одинакового сложения, может быть, я даже сам буду носить этот костюм».

«А шестой кто такой?»

«Этот? Никто, в сущности. Матерчатые сапоги, одежда в заплатах — оборванец, да и только… Виселицу сию не зря называют „Великолепной шестеркой“. И закон, и традиции запрещают вздергивать на этом древнем эшафоте меньше шести человек за раз. Зубоскал и бездельник по прозвищу Сероухий Йодер стащил яйца из-под черной несушки вдовы Ходд, и Нуминанте решил его повесить в нравоучительных целях, а также потому, что требовался шестой висельник — впервые в своей никчемной жизни Сероухий Йодер оказался чем-то полезен! Он встретил смерть безрадостно, но по меньшей мере как человек, в конце концов нашедший истинное призвание — а ведь не каждый из нас может этим похвастаться!»

Глинет с сомнением кивнула. Замечания Нахабода становились слегка напыщенными, и Глинет подозревала, что тощий мародер забавляется за ее счет. Она взяла Друна за руку: «Пойдем — до Лумарта еще три мили».

«Вполне безопасные три мили — с тех пор, как Нуминанте восстановил порядок и законность!» — заверил их Костлявый Хват.

«Еще один вопрос. Не могли бы вы сказать, где собираются мудрецы и волшебники?»

«Конечно, могу. В тридцати милях за Лумартом — город Фундук, где друиды справляют празднества и устраивают ярмарку. Как раз через две недели там должно состояться великое торжество друидов, Луграсад!»

Глинет и Друн двинулись дальше по дороге. Они не прошли и полмили, как у них за спиной из зарослей ежевики выскочил высокий тощий разбойник. На нем были длинный черный плащ и плоская черная шляпа с чрезвычайно широкими полями; черная маска скрывала все лицо, кроме глаз. В высоко занесенной левой руке он держал блестящий кинжал.

«Стойте! Отдавайте все, что у вас есть! — хрипло закричал бандит. — Или я разрежу вам глотки от уха до уха!»

Он надвинулся на Глинет, запустил руку ей за корсаж и схватил кошель, спрятанный на груди. Повернувшись к Друну, разбойник снова сверкнул кинжалом: «Отдавай все имущество, быстро!»

«Это мое имущество, а не ваше».

«Ошибаешься, приятель! Я заявляю, что мне принадлежит все, что существует в этом мире! Всякий, кто пользуется любым имуществом без моего разрешения, навлечет на себя мой безжалостный гнев. Разве не в этом заключается справедливость?»

Ошеломленный Друн не мог найти слов; тем временем разбойник ловко сорвал с его шеи цепочку с амулетом: «Фу! Это еще что? Ладно, разберемся на досуге. А теперь ступайте прочь и не забывайте полученный урок! Впредь будете осторожнее».

Мрачно молчавшая Глинет и Друн, задыхавшийся от бессильной ярости, продолжили путь. Сзади послышался пронзительный возглас — «Хей-хо!» — и бандит скрылся в кустах.

Через час дети прибыли в Лумарт. Они сразу направились к постоялому двору с вывеской, изображавшей синего гуся. Глинет спросила хозяина, не знает ли тот, где можно было бы найти Нуминанте-Воролова.

«Волею капризного бога судьбы Фортунатуса, Нуминанте собственной персоной восседает у меня в пивной, поглощая эль из кубка, размерами не уступающего его внушительной башке!»

«Благодарю вас!» — Глинет зашла в пивную с некоторой опаской. В других тавернах ей уже приходилось подвергаться всевозможным оскорблениям — пьяным поцелуям, фамильярным шлепкам по ягодицам, блудливым насмешкам и щипкам. За стойкой сидел человек среднего роста со строгим и трезвым лицом, никак не вязавшимся с неумеренными размерами чарки, из которой он прихлебывал эль.