Тауссиг сразу потерял охоту к болтовне: «Хватит! За такие разговорчики секут. Уже подают сигнал к отступлению — пошевеливайся!»

Ска, в сопровождении скалингов, спустились с хребта на горные луга Южной Ульфляндии. Эйлас еще никогда не видел такого ландшафта — их окружали пологие холмы, поросшие утесником и вереском, и столь же пологие долины, посеребренные паутиной холодных ручейков. На склонах холмов, как шрамы, выступали скальные обнажения; болотистые низины ощетинились непроходимым кустарником, среди которого местами темнели рощи. Завидев черные отряды, местные крестьяне разбегались кто куда. Возделанные земли по большей части забросили, хижины пустовали, каменные ограды начинали проседать, и в каждой щели пробивались ростки вездесущего дрока. Замки баронов ютились на неприступных скалах, свидетельствуя об опасностях клановой междоусобицы и ночных набегов. Многие такие крепости давно превратились в развалины — их каменная кладка уже пестрела пятнами лишайника. В других, еще населенных, часовые поспешно поднимали мосты и наблюдали с парапетов за проходившими мимо отрядами ска.

Холмы горбились со всех сторон, окруженные месивом черной земли и торфяными болотами. Тучи клубились над самой головой, иногда расходясь и пропуская радужные солнечные лучи, а затем снова смыкаясь в непрерывную пасмурную пелену. В этих местах почти никто не жил, кроме мелких фермеров-арендаторов, работников оловянных рудников и беглых преступников.

Переставляя ноги, Эйлас ни о чем не думал. Глаза его были сосредоточены на широкой потной спине и взъерошенных грязных волосах идущего впереди человека и на провисавшей цепи, соединявшей их ошейники. Принц ел по приказу и спал по приказу. Он не разговаривал ни с кем, кроме Ейна, да и с тем обменивался только парой ворчливых замечаний, когда они сидели рядом на корточках.

Колонна ска прошла всего лишь в полумиле от укреплений Оэльдеса, где правил король Орианте, издававший торжественные указы, редко выполнявшиеся, и проводивший большую часть времени в саду, играя с ручными белыми кроликами. При виде отрядов ска решетки ворот со стуком опустились, а на стенах выстроились лучники. Ска не обратили на них внимания и продолжали брести по дороге вдоль берега; рядом с брызгами разбивались о скалы атлантические валы.

Подъехал патруль ска, сообщивший вести, быстро распространившиеся по всей колонне ска и скалингов: король Орианте скончался в судорогах, и престол Северной Ульфляндии унаследовал слабоумный Квильси. Квильси разделял интерес отца к белым кроликам; про него рассказывали, что он не ел ничего, кроме заварного крема, медовых коврижек и печенья со сбитыми сливками.

Ейн объяснил Эйласу, почему ска позволяли Орианте, а теперь и его наследнику Квильси, править своим городом: «Эта династия не причиняет ска ни малейших неудобств. С точки зрения ска Квильси может царствовать в Оэльдесе до скончания века — с условием, что не будет заниматься ничем серьезнее кукольного театра».

Колонна пересекла границу Северной Ульфляндии, отмеченную лишь пирамидкой камней у дороги. В опустевших рыбацких поселках на берегу оставались только глубокие старики — все работоспособные мужчины и женщины скрылись, чтобы избежать рабства.

Мрачным пасмурным утром, под порывами ветра, доносившего соленые брызги до грязной дороги в тридцати шагах от прибоя, колонна прошла под древней сигнальной башней фирбольгов, возведенной с целью предупреждения кланов о данайских набегах — значит, они уже находились в Северном Прибрежье, то есть фактически на территории ска. Здесь деревни полностью обезлюдели — всех местных жителей умертвили, поработили или вынудили бежать. В Ваксе колонна разделилась на несколько отрядов. Некоторые взошли на борт корабля, возвращавшегося в Скаган. Другие продолжили путь по прибрежной дороге в направлении карьера, где непокорные скалинги должны были провести остаток дней, круша кувалдами гранит. Еще один отряд, в составе которого оказались Тауссиг и его бригада, повернул и стал удаляться от берега в направлении замка Санк, цитадели герцога Лухалькса,[23] служившей этапом, откуда скалингов конвоировали дальше по дороге в Поэлитетц.

В замке Санк бригаде Тауссига поручили работать на лесопилке. Громоздкое водяное колесо, приводившее в движение чугунный рычажный механизм, поднимало и опускало прямое полотно пилы из кованой стали больше трех ярдов длиной, стоившее дороже, чем если бы оно было отлито из золота. Пила позволяла разделывать бревна со скоростью и точностью, которые Эйлас находил удивительными. Опытные скалинги управляли механизмом, любовно затачивали зубья пилы и, судя по всему, работали без принуждения и без присмотра. Бригаду Тауссига направили на склад для сушки и выдержки пиломатериалов, где они складывали и перекладывали штабели досок.

На протяжении нескольких недель — постепенно, то из-за одной, то из-за другой мелочи — Эйлас стал вызывать у Тауссига все более откровенную неприязнь. Хромого бригадира выводили из себя изобретательность и разборчивость принца, а также его упрямое нежелание работать энергичнее, чем это было абсолютно необходимо. Недовольство Тауссига распространялось и на Ейна, так как тот умудрялся выполнять норму без заметных усилий, что заставляло бригадира подозревать тухту, хотя он и не мог обосновать эти подозрения какими-либо доказательствами.

Сперва Тауссиг пытался увещевать Эйласа: «Послушай-ка, парень! Я за тобой давно слежу, ты меня на мякине не проведешь! Что ты пыжишься, как бывший лорд? Этим ты не поправишь свое положение. Знаешь, что у нас делают с белоручками и бездельниками? Отправляют в свинцовые рудники — там они быстро откидывают копыта, а кровью их трупов в кузницах закаляют сталь. Советую тебе проявлять больше усердия».

Эйлас отвечал как можно вежливее: «Ска поработили меня против моей воли и перевернули вверх дном всю мою жизнь. Они причинили мне огромный ущерб — почему бы я стал проявлять усердие в их интересах?»

«Твоя жизнь изменилась, это верно! — возражал Тауссиг. — Ну и постарайся, чтобы остаток твоих дней не пошел насмарку. Тридцать лет — не так уж долго. Тебе выплатят десять золотых и позволят идти, куда глаза глядят — или выделят участок земли с хижиной, женщиной и скотом. Причем твоим детям будет гарантирована защита от рабства. Разве этого не достаточно?»

«В качестве возмещения за лучшие годы моей жизни?» — Эйлас усмехнулся и повернулся к бригадиру спиной. Тауссиг рассвирепел и схватил его за плечо: «Для тебя, может быть, будущее ничего не значит! Но не для меня! Когда моя бригада не выполняет норму, мне делают выговор и урезают премиальную пайку! Я не намерен голодать из-за таких, как ты!» Подпрыгивая на искалеченной ноге, побагровевший бригадир удалился.

Через два дня Тауссиг отвел Эйласа и Ейна на задний двор замка Санк. При этом он не говорил ни слова, но резкие движения локтей и частые кивки его подпрыгивающей головы не предвещали ничего хорошего.

Остановившись в воротах, ведущих на двор, бригадир повернулся к подчиненным и дал волю накопившейся злости: «Им нужна пара слуг, так я и сказал им все, что о вас думаю! Теперь ваш начальник — Имбоден, заведующий хозяйством. Посмотрим, как ему понравятся ваши изнеженные манеры и разговорчики за спиной!»

Эйлас внимательно посмотрел в искаженное ненавистью лицо хромого раба, пожал плечами и отвернулся. Ейн стоял в позе, выражавшей полное безразличие и скуку. Говорить было не о чем.

Тауссиг окликнул пробегавшего по двору поваренка: «Позови Имбодена!» Злобно усмехнувшись через плечо, он добавил: «Поработаете на Имбодена — помянете меня добрым словом. Заведующий тщеславен, как павлин, и норовит вцепиться в горло, как хорек. Вам больше не придется загорать на солнышке!»

Имбоден вышел на высокое крыльцо с другой стороны двора — пожилой субъект с тощими руками и ногами, узкоплечий, с дряблым животиком. Влажные пряди волос липли к его лысеющему черепу; казалось, у него не лицо, а коллекция нелепых крупных компонентов — длинные уши торчком, длинный шишковатый нос, круглые черные глаза, обведенные сизыми кругами, обвисший сероватый рот. Имбоден сделал повелительный жест, адресованный Тауссигу, но тот заорал: «Сюда, сюда! Я шагу не ступлю на замковый двор!»