«Будь уверен, Альвикс уже выбирает нож».

«В таком случае пора уходить».

Ейн огляделся по сторонам — вокруг никого не было: «Всегда готов, если бы не псы».

«Псов можно одурачить. Проблема в том, чтобы Киприан не заметил наше отсутствие, пока мы не доберемся до реки».

«Река не собьет ищеек со следа».

«Если я смогу уйти из замка, я смогу уйти от собак».

Ейн погладил подбородок: «Я подумаю, что можно сделать с Киприаном».

За ужином Ейн сказал: «Есть способ незаметно смыться из замка. Но придется взять с собой еще одного».

«Кого?»

«Его зовут Каргус. Он помогает повару на кухне».

«Ему можно доверять?»

«Не больше и не меньше, чем мне или тебе. Так как насчет собак?»

«Нужно будет провести полчаса в сарае плотника».

«Завтра в полдень там будет пусто. Идет Киприан — нос в баланду!»

Каргус был немногим выше Ейна, но, в отличие от Ейна, сделанного из жил и длинных костей, Каргус весь бугрился мышцами. Шея его толщиной превосходила массивные бицепсы. Черноволосый, почти наголо обритый, Каргус поглядывал маленькими черными глазами из-под мохнатых черных бровей. На кухонном дворе он поведал Эй ласу и Ейну следующее: «Я набрал кварту поганок, их называют „волчьей отравой“. Они слегка ядовиты, но обычно не смертельны. Сегодня у нас на ужин суп с поганками и мясные пирожки с поганками. Ночью у всех в замке Санк будут бурчать животы. Повара обвинят в том, что он использовал подгнившее мясо».

«Если бы ты еще мог отравить собак, мы бы ушли отсюда не торопясь и посвистывая», — проворчал Ейн.

«Удачная мысль, но у меня нет доступа к псарне».

За ужином Ейн и Эйлас ограничились хлебом и квашеной капустой, с удовольствием наблюдая за тем, как Киприан поглощает две миски супа.

Наутро, как и предсказывал Каргус, у обитателей замка разболелись животы; наблюдались и другие разнообразные симптомы — озноб, тошнота, жар, галлюцинации и звон в ушах.

Каргус явился в кладовую — там, положив взмокшую голову на стол и дрожа всем телом, сидел Киприан.

«Почему никто ничего не делает? — заорал Каргус. — Поварята отказываются пальцем о палец ударить, а у меня все корзины переполнены мусором!»

«Выноси мусор сам! — застонал Киприан. — Я не могу заниматься ерундой. Мне плохо — ох, как мне плохо!»

«Я повар, а не судомойка. Эй, вы! — Каргус подозвал слонявшихся поблизости Эйласа и Ейна. — Вы, по крайней мере, еще можете ногами передвигать. Опорожните корзины и поторопитесь!»

«Еще чего! — огрызнулся Ейн. — Ты сам на ногах, у тебя руки не отвалятся».

Каргус повернулся к Киприану: «От мусора нужно избавиться, вся кухня воняет! Прикажите его вынести, или я пойду жаловаться к Им-бодену и спугну его с ночного горшка!»

Киприан вяло махнул рукой в направлении Эйласа и Ейна: «Пойдите, вынесите чертов мусор. На четвереньках, ползком — как хотите, только оставьте меня в покое!»

Эйлас, Ейн и Каргус сложили мусор в мешки и направились к свалке, захватив предварительно приготовленные продолговатые свертки. Избавившись от мешков, они побежали трусцой вдоль поросли кустарника, служившей достаточным прикрытием.

В полумиле к востоку от замка они перевалили через холм и, оказавшись там, где из замка их уже нельзя было заметить, побежали гораздо быстрее на юго-восток, далеко обогнув лесопилку. Они бежали, пока не выдохлись, после чего пошли шагом, потом снова побежали — не прошло и часа, как они уже стояли на берегу реки Малькиш.

Здесь река широко разливалась, хотя выше по течению ревела перекатами по крутым горным ущельям, а ближе к морю снова сужалась, перегороженная бурными порогами — там погибло множество беглых скалингов, утонувших или разбившихся о скалы. Не раздумывая ни минуты, Эйлас, Ейн и Каргус бросились в реку и перешли ее по грудь в воде, удерживая свертки над головой. Приближаясь к другому берегу, они задержались, чтобы получше рассмотреть окрестности.

Рядом не было ничего, что послужило бы их целям; они двинулись вброд выше по течению, пока не нашли на берегу небольшую отмель, покрытую плотной галькой — над ней поднимался пологий травяной склон. Беглецы достали из свертков предметы, заранее изготовленные Эйласом и Ейном в плотницкой мастерской — короткие ходули с надежно закрепленными на концах соломенными подушками.

Оставаясь в воде, они надели ходули, после чего все трое выбрались на берег, стараясь не наследить на гальке, и поднялись по травяному склону. Широкие соломенные подушки не оставляли на траве вмятин и запаха, способного привлечь внимание ищеек.

Целый час они ковыляли на ходулях. Когда им встретился ручей, они зашли в него и сняли ходули, чтобы передохнуть. Затем они снова надели ходули — обученные псы, не обнаружив след у реки, могли бегать кругами все большего радиуса.

Еще час они поднимались на ходулях по пологому склону, поросшему редкими чахлыми сосенками там, где в углублениях скопилась тощая красноватая почва. Эти места были непригодны для сельского хозяйства — немногие крестьяне, собиравшие здесь смолу, чтобы варить скипидар, или выпасавшие свиней, давно переселились в другие края, подальше от ска. Беглецы шли по безлюдной пустоши, что их вполне устраивало.

Переходя еще один ручей, они снова сняли ходули и присели отдохнуть на плоский камень. Утолив жажду, они подкрепились хлебом и сыром из котомок. Прислушиваясь, они не различали никаких отголосков лая, но замок был далеко, и они не ожидали ничего услышать; скорее всего, их отсутствие никто еще не заметил. Беглецов подбодряла мысль о том, что им, может быть, удастся опередить погоню на целый день пути.

Выкинув ходули, они поднялись вверх по течению в восточном направлении, не выходя из воды, и вскоре очутились на причудливом плоскогорье, где обветренные останцы и крошащиеся черные скалы выступали из некогда распаханных, но заброшенных полей. Некоторое время они шли по старой дороге к развалинам древней крепости.

В нескольких милях за крепостью местность снова становилась дикой — начинались холмистые горные луга. Радуясь свободе под открытым небом, три беглеца спешили к туманным горам на востоке.

Здесь, однако, их одиночеству наступил конец. Из ложбины в полумиле к югу выехал под развевающимися на ветру черными стягами отряд вооруженных наездников-ска. Пустив лошадей галопом, они окружили беглых рабов.

Командир, суровой наружности барон в черных латах, не проронил ни слова и бросил на пойманных только один взгляд. К железным ошейникам пристегнули веревки — трех скалингов повели на север.

Прошло несколько часов. Отряд подъехал к каравану фургонов, груженых всевозможной провизией. За фургонами брели сорок человек в ошейниках, соединенных веревками. К этой колонне подвязали Эйласа, Ейна и Каргуса — волей-неволей им пришлось брести за караваном на север. В свое время они пересекли границу Даота и прибыли к Поэлитетцу — огромной крепости на центральном плече Тих-так-Тиха, над Равниной Теней.

Там, где Даот граничил с Северной Ульфляндией, над Равниной Теней возвышался гигантский отвесный уступ протяженностью восемьдесят миль — первый отрог Тих-так-Тиха. В месте под наименованием Поэлитетц река Тамзур, питавшаяся снегами горы Агон, прорезала глубокое ущелье, позволявшее без особого труда подниматься с равнины Даота на горные луга Северной Ульфляндии. Поэлитетц укрепляли с тех незапамятных времен, когда люди начали воевать на Старейших островах — тот, кто удерживал Поэлитетц, защищал и контролировал весь Дальний Даот. Захватив Поэлитетц, ска приступили к осуществлению дерзкого плана, намереваясь защищать цитадель не только с востока, но и с запада, и тем самым сделать ее поистине неприступной. Они перекрыли ущелье каменной стеной тридцать локтей в толщину, оставив в ней проход шириной в двенадцать локтей и высотой в два человеческих роста, охраняемый тремя последовательными чугунными воротами. Со стороны Равнины Теней крепостная стена и обрыв образовывали сплошную непреодолимую преграду.