Миссис Бикман нетерпеливо спросила:

— Что вы там так долго изучаете?

— Ничего никому не говорите, но я думаю, то, что я изучаю, называется аэроплан.

Признаки пожара как такового не особенно просматривались, не считая черного нагара в нескольких дюймах позади капота и густого, устоявшегося запаха сгоревшего масла, резины и просто гари. Машина была теперь холодна как лед. Я повернул монеткой винты крепления, и капот, щелкнув, открылся. Внутри двигатель выглядел как кусок говядины, лежавшей на солнце не меньше месяца. Он был покрыт грязной затвердевшей пеной углекислотного огнетушителя, пронизанной обожженными проводами, похожими на съежившиеся вены и сухожилия.

Среди хаоса в почти скапотировавшем самолете мне понадобилось некоторое время, чтобы сориентироваться. Я установил местоположение карбюратора, обследовал идущую назад, через переборку, топливную магистраль, но нигде не обнаружил повреждений. Потом проследил масляные трассы. Сам бак был перевернут. Основная масса содержимого образовала липкую дорожку на земле под самолетом. Я сбил ссохшуюся корку углекислой пены и извлек масляный футляр наружу. В нем скопилось много шлака, большая часть на стенках сетки фильтра. При открытой системе распространялся сильный запах бензина. Я установил масляный фильтр обратно на место, счистил корку пены с остальных частей двигателя, чтобы скрыть следы моего вторжения. Затем открыл крышку масляного бака, намереваясь слить из системы остатки масла, и тут обнаружил, что крышка бака была закрыта неподобающим образом.

Миссис Бикман, наблюдавшая за происходящим через мое плечо, произнесла:

— Боже, как же воняет!

— Готов поклясться, что запах появился еще в воздухе. Но у них возникли другие, более серьезные трудности.

Захлопнув капот, я завернул винты.

Она снова заговорила:

— Прощу прощения. Я не имела в виду чего-то определенного… Просто искала повод завязать какой-никакой разговор.

— Да… Простите, я был несколько резковат.

— Что, такого рода аварии часто случаются?

— Нет, я знаю несколько случаев вынужденных посадок, и никогда по причине пожара мотора в полете. Пилот — новичок в этой стране.

Она только кивнула. Она выглядела исключительно привлекательной в туалете с Пятой авеню и с солнечными лучами, запутавшимися в ее волосах. И в моем мозгу мелькнула мысль, что на много миль вокруг ни одной живой души. И уж во всяком случае в пределах слышимости человеческого крика.

Мысль мелькнула и исчезла. Но я ощутил сожаление, расставаясь с нею.

Однако я еще не закончил с «Остером». Что-то еще должно быть не так, не знаю что, но теперь я в это окончательно уверовал.

Вскоре все выяснилось. Под панелью приборов со стороны пассажирского места я обнаружил свисающую электрическую розетку и пару зажимов с резиновым покрытием, которые явно предназначались для чего-то, чего в кабине не было. Я начал шарить в траве возле самолета.

Миссис Бикман спросила:

— Ну, что теперь?

Я продолжал поиск. Не прошло и десяти минут, как я наткнулся на искомый предмет. Если бы его действительно хотели спрятать, то в здешних зарослях его можно было бы искать неделями. Это была коробка, начиненная электроникой размером с большой словарь, соединенная длинным проводом с устройством, включающим в себя трубку из легированной стали с ручкой, круглую шкалу с градусным делением с одной стороны и небольшой квадратный металлический раструб — с другой. Я вытащил прибор на открытое место и тщательно осмотрел. Он не выглядел поврежденным, хотя никогда нельзя быть уверенным в исправности электроники, пока ее не включишь.

Миссис Бикман спросила:

— Что это вы нашли?

Я приподнял прибор, чтобы она взглянула.

— Часть оборудования, которое вывалилось из самолета.

— Вывалилось? Просто выскочило наружу и само спряталось за дерево?

Я ласково улыбнулся:

— Должно быть, так все и было. Зачем бы понадобилось им прятать такую безделицу? Разве что из опасения, что другой пилот ее сцапает?

И я повел ее обратно к «Биверу», предоставив возможность поразмыслить о том, что я просто дешевый воришка, мародерствующий на развалинах. Она была права только наполовину. Я планировал положиться на этот аппарат, и весьма серьезно; черта с два здесь добудешь лицензию на ввоз радарного приемника — вещи, единственное назначение которой — определять местоположение радарных станций. Между прочим, особенно трудно ее добыть, если летаешь близко к русской границе.

Кроме того, оставался неясным вопрос, почему это Джад считал нужным таскать с собой такое оборудование. И как это связано с аварией «Остера».

Мы приземлились в Ивало вскоре после трех. Я отправился заказать по телефону такси для миссис Бикман и ее багажа, затем дал команду дозаправить «Бивер».

— Проблем с номером в гостинице у вас не будет, — сказал я ей. — Снова встретимся за ужином, после того, как я навещу вашего брата. Это займет не слишком много времени, только если он не отправился куда-нибудь далеко палить по медведям и мне удастся сразу его найти. Но в любом случае я вернусь засветло.

— Благодарю, мистер Кэри.

Она снова теперь была в пальто, всего с несколькими кровавыми пятнами на подкладке, но в застегнутом виде их видно не было.

— Сожалею, что вела себя сегодня несдержанно.

— Не просите прощения… пока. Вероятно, сегодня вечером у вас еще будет такая возможность.

Она только кивнула.

— Может, вы передадите это ему при встрече?

Она вручила мне письмо, посланное авиапочтой, и надежно упакованную бандероль величиной со среднюю коробку с шоколадками.

— Между прочим, бандероль, видимо, для вас. Я чуть не уронила ее: она тяжелая, как свинцовая болванка.

Я взглянул на почтовую этикетку. Бандероль была адресована Ф.У. Хоумеру, под его попечительство, в качестве услуги фирмы, и для передачи мне.

Наверняка это были патроны с литыми пулями 12-го калибра, которые он мне обещал.

— Это письмо, которое я ему посылала, — продолжала она. — Оно может помочь при объяснениях.

Я сунул конверт в карман рубашки.

— Сделаю все, что смогу, миссис Бикман. Я действительно попытаюсь убедить его встретиться с вами. Но существует что-то такое, о чем вы осведомлены гораздо лучше, и оно может оказаться сильнее моих доводов.

— Да, — сказала она, — да, гораздо сильнее.

Она повернулась и направилась к зданию аэропорта.

Микко так и не появился, однако в диспетчерской мне передали от него послание: заболел, мол, надеется прийти завтра, но обещать не может.

Ожидая, когда закончат заправку, я вскрыл бандероль с патронами и зарядил дробовик.

Патроны были с латунными гильзами, около двух с половиной дюймов в длину. Из гильзы торчало только острие свинцовой пули. Я пообещал себе, что как-нибудь разряжу один патрон, чтобы только увидеть величину и определить вес самой пули. Чувствовалось, что она действительно должна быть громадной и ужасной по своей разрушительной силе.

Ружье я вернул на прежнее место, решив про себя непременно купить какие-нибудь ремни или парусиновый ружейный чехол и укрепить ружье на потолке, чтобы оно не мешало передвигаться по кабине и в то же время всегда находилось под рукой. А пока я сделал надрез в звукоизоляционной обшивке над дверью для пассажира и запихнул ружье за нее.

Маленький желтый грузовичок, отчаянно гудя, носился по взлетной полосе, пытаясь прогнать оленя. Я вырулил и взлетел где-то около половины четвертого.

Облет хижины Хоумера и прилегающей к ней местности я совершил дважды, намеренно покачивая крыльями, чтобы привлечь его внимание. Потом пошел на посадку.

Я выкурил две сигареты и уже начал жалеть, что не задержался в Ивало, чтобы перекусить, когда он появился из леса и зашагал мне навстречу, как и прежде, в охотничьем костюме и с ружьем.

— Как охота? — поинтересовался я.

— Встретился еще с двумя и завалил одного, сэр.