Он сказал по-шведски:
— Если они вытащили Адлера, он нам уже ничего не расскажет. Вы — пилот, и вы, наверное, единственный, кто видел, как это случилось. Можете вообще ничего не рассказывать мне сейчас, через некоторое время вам придется объясняться с шефом или чиновниками из управления гражданской авиации. Но я не хотел бы, чтобы вы что-нибудь забыли или начали выдумывать. Ясно?
Толпа зашумела опять: в лодку втащили второе тело.
Полицейский на борту проделал тот же ритуал и снова отрицательно покачал головой.
Толпа отозвалась гомоном, как мне показалось, с явным оттенком ужаса. Ныряльщики забрались во вторую лодку.
Полицейский с усталыми голубыми глазами спрятал блокнот и сказал:
— Вы бы лучше помогли их опознать.
И зашагал сквозь толпу. У него это здорово получилось — шагать сквозь толпу.
Лодка причалила к берегу, и пожилой тип в деревянных башмаках, загорелый до черноты, шустро спрыгнул на песок, придерживая ее за нос.
Мой полицейский одним движением отмел жаждущих помочь, взялся за корму лодки и просто вытряхнул все ее содержимое на берег в трех футах от воды.
Его напарник едва успел выпрыгнуть. Он был меньше, худее, с острым птичьим лицом, наполовину скрытым солнечными очками.
— Кто это? — деловито осведомился он.
Здоровяк ответил:
— Он может их опознать.
Коротышка снял очки и окинул меня с ног до головы быстрым, подозрительным взглядом.
— Один из них — Адлер, — заявил он. — Другого я видел, но кто он — не знаю. А вы?
Я протиснулся вперед и взглянул на трупы.
У Оскара была сломана шея: никому не советую смотреть на человека со сломанной шеей, не призвав для этого на помощь все свое мужество. Другой был весь изранен, лицо тоже сильно пострадало, но все же было узнаваемо.
— Я его знаю, — заявил я. — Микко Эскола. Он работал у меня.
— У вас?
Солнцезащитные очки снова были водворены на место, что сделало его похожим на холодного, въедливого следователя.
— Вы знали, что он находился в этом самолете?
Коп-здоровяк сказал:
— Нет нужды сейчас в этом копаться. — И повернулся ко мне: — Где вас можно найти?
— У меня сегодня полет.
Коротышка фыркнул. Здоровяк сказал:
— Если вы вернетесь к ленчу, можете лететь.
Я кивнул и стал пробираться сквозь толпу, которая возбужденно обсуждала случившееся по крайней мере на четырех языках, так как большинство зевак были постояльцами отеля.
Кто-то осторожно взял меня за руку. Я мгновенно стряхнул руку и только потом взглянул, кто это был.
Алекс Джад, толстяк.
— Еще раз приветствую, — улыбнулся он. — У вас все в порядке, и вообще как дела?
Он определенно не выглядел человеком, за день до этого побывавшим в авиационной катастрофе. На нем был новый отглаженный светло-серый костюм, кремовая рубашка и полосатый галстук, но уже другой. Теперь он выглядел солидным, представительным господином, готовым купить Лапландию по сходной цене. Но здесь он был не для этого.
— Откуда вы взялись?
— О, моего парня поместили в госпиталь, и надолго. И поскольку там мне больше нечего делать, то вчера вечером последним рейсом я прибыл сюда. Что тут случилось?
— Финский пилот и еще один парень погибли в катастрофе.
— Кто они?
Было ли в его голосе беспокойство?
Я ответил:
— Молодой финн. Делал кое-что для меня… прежде.
— А… — Он кивнул. — Я уж было подумал, не случилось ли чего с вами.
— Держу пари, это так и было, — угрюмо буркнул я.
Он взглянул на меня в явном замешательстве, отчетливо запечатлевшемся на толстом лице.
— Я не совсем…
— Давайте-ка отойдем в сторонку.
Мы прошли немного по берегу.
— Я хочу, чтобы это была наша последняя встреча, Джад. Именно так, я не хочу видеть вас снова.
Озадаченное его лицо выглядело презабавно, однако он не обиделся.
— Я не понимаю, что вы…
— Отлично. Объясняю вам без околичностей. Вы — из департамента иностранных дел, который в народе называют секретной службой. Я не знаю, какие у вас тут дела, и не хочу знать, но зато я прекрасно знаю, что вы под колпаком у кого-то, кто также замешан в этом деле. Если у вас еще остаются на этот счет сомнения, будьте уверены, что вчерашний пожар в моторе — отнюдь не случайность. Вернувшись за своей клиенткой, я взглянул в «Остер», и у меня не осталось сомнений в справедливости моих суждений.
Лицо Джада расползлось в симпатичную открытую улыбку.
— Я ужасно сожалею, мистер Кэри, мне действительно очень бы хотелось быть секретным агентом, но я всего лишь бизнесмен, специалист по древесине. Если желаете, можете удостовериться.
И он захихикал, издавая сочные бодрые звуки.
— Бьюсь об заклад, вы способны это доказать. Департамент иностранных дел можно было бы считать сонными бездельниками, если бы вы не могли ничего доказать. Но вот что доказать невозможно, так это что в реальной жизни существует деревообделочная фирма, способная пойти на безумные расходы, чтобы переделать «Остер» в гидроплан, а я-то знаю приблизительно, сколько это стоит. Дороговато для единственного полета в Финляндию. Так что его переделывали для вполне определенной цели. В Британии теперь гидропланы вообще не используют.
Он достал из нагрудного кармана металлический контейнер с парой сигар и предложил одну мне.
Я отрицательно покачал головой:
— Благодарю, сигареты непоправимо испортили мой вкус.
Я наблюдал за тем, как он вытащил сигару из контейнера,
тщательно осмотрел ее и сунул в рот. Подождал, пока он щелкнул зажигалкой, и лишь потом сказал:
— Кроме того, я обнаружил ваш радарный детектор там, где вы его спрятали. У него десятисантиметровая антенна-приемник, а это длина волны, которую русские используют в своей пограничной радарной сети, так что, как я полагаю, вы планируете в одну из ночей пересечь границу.
Пламя зажигалки даже не дрогнуло, он просто поднял на меня глаза, в которых были и печаль, и скрытое удивление, потом вынул сигару и сказал:
— Сожалею, мистер Кэри, но это выше моего понимания.
— Послушайте, Джад, я не пытаюсь вас раскрыть как агента. Так или иначе, вы это сами уже сделали. Когда вы вчера взлетали, ваш масляный бак был полон бензина. Все, что рассказал пилот о том, как вел себя мотор, с этим точно согласуется: в среднем давление низкое, но с прыжками: блокируемое шламом и саморазблокирующееся бензином, как растворителем. Между прочим, когда я открыл бак на вашем самолете, все вокруг провоняло бензином. Трюк старый, но не без недостатков. Он может вызвать заклинивание или пожар мотора, но не гарантирует, что вы погибнете. Так что в следующий раз ваши противники попытаются использовать что-то поэффективнее. Именно это подводит черту нашим коммерческим переговорам: я не хочу из-за вас погибнуть. Все предложения по использованию моего самолета отклоняются, и я больше не желаю иметь с вами никакого дела. Никаких личных отношений — у меня и своих собственных трудностей предостаточно.
— Уверен, их у вас хватает, мистер Кэри.
Сигара отлично тлела, и казалось, это единственное, что его заботило.
— И все-таки, я думаю, экспертиза установит, что у нас просто перегрелся мотор.
— О да, конечно. — Я кивнул и тоже закурил. — Даже отбросив на минутку соображения по поводу радарной аппаратуры, Джад, вспомните, что я пилот. У самолетов типа «Остер» двигатель воздушного охлаждения, и практически невозможно перегреть такой мотор в Лапландии осенью. Но и это можно не принимать во внимание, если вам угодно. Просто я хотел объяснить вам, что кто-то пытается вас убить. Мне приходилось прежде встречаться с людом, торгующим лесом. Если бы я вот так же доказал одному из них, что кто-то намеревается его убить, он бы немедленно оказался на верхушке ближайшего дерева и стал бы орать благим матом «Мама!». Так вот, в следующий раз вас наверняка попытаются убить, и нечего, черт возьми, так нахально улыбаться.
Я повернулся и, оставив его «облагораживать» осенний воздух сигарным дымом, зашагал в город.