В опасных водах

Если медведи не появлялись, Нансен поднимался в «воронье гнездо» и подолгу смотрел на далекий берег Гренландии. «Викинга» несло вдоль неисследованного восточного побережья этого гигантского острова. В лучах солнца сияли его снежные горные вершины. Пояс густых движущихся льдов, среди которых виднелось несколько довольно крупных айсбергов, казалось, охранял подступы к острову, преграждая путь кораблям.

С каждым днем гренландское побережье все приближалось: «Викинга» несло туда, где синеватые ледники обрывались в море.

Прильнув к подзорной трубе, Нансен видел, как над горными цепями полярный мираж колыхал их опрокинутые отражения, похожие на дым вулканов. Ночью горизонт пламенел расплавленным золотом и пурпуром, и тогда остров казался непонятной, сказочной страной.

Но действительно ли непреодолим движущийся ледяной пояс, мешающий высадке на восточное побережье? Неужели горстка смельчаков, выносливых, неприхотливых, не сумела бы пробиться через него, чтобы, поднявшись на ледники, узнать, наконец, что скрывается за горными цепями, в центре Гренландии?

Нансен поделился своими мыслями с капитаном.

— Опасные воды, — покачал головой Крефтинг. — Очень опасные! Возле этого восточного побережья однажды раздавило шесть промысловых судов. Говорили, что тогда погибло человек триста, если не больше. Только не напоминайте об этом ребятам. Скажу вам откровенно — не нравится мне наш дрейф, сильно не нравится. Как бы не затянулся он…

Нансен подумал, что в такой задержке лично для него не будет ничего дурного. Оказавшись в гуще полярной жизни, он незаметно свыкся с ней, она стала частицей его «я». Да, это и есть настоящая жизнь — грубоватая, простая, трудная, полная борьбы.

Вчера к нему подошли трое парней и дали свои адреса на случай, если на будущий год он снова пойдет в океан: они, оказывается, не прочь занять места гребцов в той шлюпке, на которую его назначат стрелком.

Он поблагодарил их, но сказал, что вряд ли сможет снова отправиться на промысел: ему надо учиться, много учиться… Один из парней почесал в затылке и произнес в раздумье, что ребята на корабле так и не могут понять, чему учится Нансен и чем он, собственно, занимается в свободные от охоты часы. Они видят, как он что-то пишет, измеряет, рисует, а то вскрывает зверей — одним словом, тратит время на занятия совершенно никчемные. Или, может быть, прав судовой плотник, который смотрел, смотрел, как Нансен резал тюленьи желудки и кишки, да и заявил потом в кубрике:

— Я вам скажу, кем он будет, этот Нансен: скотским доктором! Уж больно ловко он, хе-хе, кромсает зверей!

Нансен посмеялся вместе с парнями, а потом хандрил весь вечер. Рейс скоро кончится, и он вернется к своим обычным занятиям. Вряд ли профессор Коллет будет удовлетворен. Наблюдений сделано немало, есть кое-какие интересные мысли о льдах, течениях, образе жизни тюленей, но все это разрозненно, отрывочно. Один день удавалось горы свернуть, зато потом несколько дней в дневнике не отмечалось ничего, кроме количества добытых тюленей или акул.

Когда в первой половине июля «Викинга» принесло к печально знаменитой Бухте Ужаса, где двенадцать лет назад закончила многомесячное плавание на льдине несчастная команда раздавленного судна «Ганза», Нансен не испытывал ни малейшей тревоги. От мысли, что команда «Викинга» тоже может потерпеть кораблекрушение, его сердце не сжималось, нет! Команда доберется по льдинам до берега Гренландии и станет там жить колонией полярных робинзонов. Тогда-то можно будет попытать счастья и проникнуть в глубь острова.

Эта мысль так захватила его, что он даже попросил у Крефтинга разрешения сделать небольшую разведку. Сейчас «Викинг» как раз недалеко от берега, и если взять шлюпку, то…

— Что за странные мысли приходят вам в голову! — оборвал его капитан. — Эх, молодость!..

— Да ведь, право, за несколько часов можно добраться до того вон мыса. Тут совсем близко.

— А если туман? А вдруг шлюпку затрет льдами или, еще хуже, раздавит? Наконец, к лицу ли вам это мальчишество?

Сколько ни упрашивал Нансен, Крефтинг был непреклонен, а под конец рассердился и буркнул что-то о фокусах «сухопутных крыс». Разве льды — игрушка? Потомок моряка должен был бы уже разбираться в этом. Сейчас они кажутся проходимыми, а через час все переменится.

И ведь прав оказался капитан Крефтинг. В ночь на 16 июля подул слабый ветер и сплотил ледовый пояс у берега до полнейшей непроходимости. Но этот же ветер разредил льды вокруг «Викинга», и корабль, на котором поговаривали уже о зимовке, неожиданно оказался на свободе.

Куда же теперь? Промышлять хохлача, пожалуй, уже было поздно. Но капитан для очистки совести повел «Викинга» вдоль кромки льдов. Хоть бы один зверь! Все мертво и пусто. А тут как раз подул ветер с норд-оста и разрешил последние сомнения: он готов был нести «Викинга» на всех парусах к берегам Норвегии.

Ну и покуролесили же зверобои, очутившись снова в бухте Арендаля! Полиция сбилась с ног, утихомиривая их, но потом поспешно отступила перед превосходящими силами противника. Дыша в лицо полицмейстеру винным перегаром, один из зверобоев доверительно говорил ему:

— Слушай-ка, полицмейстер, что я тебе скажу. Я видел, как Нансен в Ледовитом океане гонялся за белым медведем. Здорово мчался, а все же не угнаться бы ему за твоими полицейскими.

Высказав это, парень заорал:

Десятки голосов подхватили:

На следующий день Нансен распрощался со зверобоями. Ребята пошли его провожать и звали снова на промысел в океан. Теперь-то они уже не упустят детную залежку!

По дороге в Кристианию Нансену взгрустнулось. Что-то хорошее осталось позади. И кто знает, повторится ли оно когда-нибудь…