Опасная прогулка

Январь 1884 года был похож на все бергенские январи: много дождя, еще больше слякоти. Когда Фритьоф хмурым утром пришел к Даниельсену и в нерешительности остановился у стола, старик, пристально взглянув на вошедшего, рассмеялся:

— Знаю, знаю. Вам, конечно, опять нужен отпуск на несколько дней для небольшой прогулки в горы, Ну что ж, вы хорошо поработали…

Холодный ветер с моря заставлял прохожих втягивать голову в плечи и защищаться зонтиком, как щитом. Фритьоф, шагая с лыжами за плечами, проклинал теплое морское течение, которому Берген был обязан столь бесхарактерной зимой.

По крыше вагона, в который сел Нансен, барабанил дождь. Поезд побежал вдоль Сор-фиорда. На островах зеленела осенняя трава. Не было снегу и в мрачной долине горной реки.

Поезд стал нырять в туннели.

В вагоне зажгли свечи. Паровоз пыхтел все натужнее — начался крутой подъем.

Фритьоф вышел на небольшой станции и упрямо зашлепал по грязи. Его рыжий ирландский сеттер Джен, прилизанный неперестававшим дождем, плелся сзади.

Встречные косились на лыжи: при такой погоде правильнее было бы запастись лодкой. Но чем выше поднимался Фритьоф, тем холоднее становилось. Вскоре вдоль дороги забелели пятна снега. К вечеру совсем разъяснило.

Лыжник ночевал в горном селении. Первое, что он увидел утром, были стекла, разукрашенные морозом. Фритьоф подбежал к окну, подышал, протаивая глазок, — так и есть, солнце!

Как чудесно скользят лыжи, прорезая тонкий наст! А бедняга Григ, наверное, хлюпает сейчас по слякоти бергенских улиц.

С горы — в долину, из долины — на гору… А ну-ка, еще вираж покруче. Ух, хорошо!

Фритьоф наслаждался бегом, солнцем, воздухом. Устав, он спустился к крестьянскому хутору. Крестьянин, покуривая трубку, щурился на солнце.

— Здравствуйте! Как называется хутор? — спросил Фритьоф.

Крестьянин молча разглядывал лыжника. Тот повторил вопрос.

— Давно ходишь на лыжах, парень? — в свою очередь, спросил хуторянин.

— Да, с детства. А скажи-ка, далеко отсюда до Гудвангена?

Но крестьянин снова ничего не ответил, а помолчав, спросил:

— Откуда идешь, парень?

— Иду из Бергена, на восток. Как думаешь, достану я здесь молока?

— Стало быть, тебе надо через горы. — Крестьянин неторопливо выколотил трубку. — Славные у тебя лыжи! Где такие добыл?

Вот и поговори с этим горцем! Нансен махнул рукой и пошел в дом. На нарах сидели и лежали старики, парни и девушки, а по полу вместе с поросятами и курами ползали ребятишки.

Пахло чем-то кислым.

Выпив молока, Фритьоф заскользил по крутому склону.

Далеко внизу, прыгая по черным камням, шумела речка.

Со скал свисали снежные карнизы. Вспененная струя водопада срывалась в ущелье. Нансен пришел в те места, где снежные обвалы были так часты и грозны, что лыжники сюда почти не заглядывали.

Он выбрал склон покруче.

Морозный воздух бил в лицо, слезы застилали глаза. Зигзаги, торможение, когда надо откидываться всем телом назад, налегая на палку, головокружительное скольжение по склонам…

Мелькнула фигура крестьянина, со страху совсем вдавившегося в выступ скалы, — и раньше, чем пес Джен отважился начать спуск, лыжник уже закончил его.

На другой день Нансен добрался до ущелья Овечьей теснины. Завтракал он прямо на снегу, прислушиваясь к шуму водопада. Славно бы попасть сюда весной, когда дубы распускают листья и форель хорошо клюет на муху.

— Да ты в уме ли — уселся под самым обвалом!

Перед размечтавшимся Фритьофом стоял прохожий и показывал вверх, на скалу, откуда свисал тяжелый снежный язык. Нансен возразил, что шум обвала можно услышать и успеть скрыться.

— Эх, парень, да здесь при больших обвалах засыпает всю долину, А бегать от обвала — все равно что от пули, которая летит в тебя. Тут, парень, неподалеку лавина ухнула в фиорд, так, веришь ли, чуть не потопила пароход. Хорошо, что капитан был не промах и успел свернуть.

— Вот видишь, успел же.

— Тьфу! Ну и упрям же ты, парень!

Одну ночь Фритьоф провел в горном селении, где его отругали за то, что он так поздно шляется в горах, другую — на заезжем дворе, среди шумных торговцев лошадьми.

Он все удлинял и усложнял дневные переходы. Изрезать вдоль и поперек Гренландию — это легко сказать. А вот годен ли он сам для такого дела?

Фритьоф упрямо бегал по мокрому липкому снегу, гонял по скользкому льду озер и лишь там, где снежный покров сошел, пробирался на лошадях. Правда, последний перегон до Кристиании он ехал поездом: надо было спешить к началу лыжных состязаний на холме Хусебю, всегда собиравших лучших лыжников Норвегии.

Итак, Фритьоф пересек Норвегию поперек через труднопроходимые горы. Другой бы, наверное, вполне удовлетворился этим. Но Нансен решил и возвращаться в Берген непременно на лыжах, да еще другой, самой рискованной дорогой.

Никто из жителей гор не отважился ходить зимой через перевалы и гребни, которые выбрал Нансен для решительного испытания. Говорили, что давно, в XII веке, именно тут заблудился со свитой король Сверре. Его отряд потерял в горах сто двадцать лошадей с украшенными золотом седлами и неделю жевал только снег.

Не было еще трех часов ночи, когда Нансен ушел с места ночлега. Он помчался так быстро, будто хотел перегнать собственную черную тень, метавшуюся по освещенным луной сугробам.

Звезды начали гаснуть перед рассветом, когда Фритьоф Нансен постучал в дверь одиноко стоявшего дома: ему сказали, что тут живет охотник за куропатками, которому знакомы горные перевалы. Охотник, как на грех, ушел к соседнему фиорду метить оленей. В доме оставались одни женщины.

— Обещай, парень, что ты не пойдешь один через горы, — потребовала самая бойкая из них.

— Нет, мне надо идти, — улыбаясь, ответил Фритьоф. — Но я обещаю тебе быть осторожным.

И он отправился дальше незнакомой дорогой, зигзагами поднимаясь к перевалу.

Но что это с собакой? Почему шерсть дыбом? Нансен снял шапку с потной головы: из-за леса послышался волчий вой. Следы оленьего стада, на которые лыжник наткнулся немного спустя, показывали, что животные были чем-то испуганы и мчались, раскидывая снег. Вскоре рядом пошли следы трех крупных волков. Ну, стая слишком мала, чтобы преследовать человека. Однако на всякий случай он пощупал, на поясе ли нож.

За полдень Фритьоф повернул, как ему казалось, к Грендальскому озеру; там была небольшая альпийская ферма.

Но никакого следа ее он не нашел, хотя пересек не меньше десяти долин и озер, каждое из которых могло быть Грендальским. Уже замерцали в потемневшем небе зеленые звезды, когда Фритьоф должен был с неохотой признать, что сбился с пути.

Он пересек еще одну гору и соскользнул к озеру, возле которого что-то чернело. Неужели хижина? Он крикнул «ура» и примчался прямо… к большому черному камню.

Фритьоф не присел ни на минуту с трех часов утра. Он чиркнул спичкой: без четверти десять. Ветер раскачивал старые ели. Но разве в Гренландии ветры менее свирепы? И, черт возьми, там нет никаких ферм.

Он выбрал сугроб повыше, руками вырыл в нем пещерку, натянул на себя шерстяную фуфайку — единственное, что было у него из теплой одежды, и задремал рядом с измученной собакой.

Проснулся Фритьоф оттого, что заледенели ноги. Было уже за полночь. Взошла луна. Бр-р, до чего же холодно! Фритьоф что было сил побежал в гору, стараясь согреться. Пес на трех лапах прыгал за ним.

Они быстро добрались до вершины. В лунном сиянии хребты казались застывшими белыми волнами, горизонт тонул в серебристой дымке. Ущелья зловеще чернели бездонными провалами. Пожалуй, лучше было дождаться дня. Нансен, согревшийся от бега, снова зарылся в снег и продремал на вершине до рассвета.

Утром он узнал местность. Теперь ему предстоял перевал через гребень Фоссе. Сон в снегу плохо освежил его, все тело ныло. Может быть, вернуться? С минуту он колебался, потом решительно повернул к гребню.

На круче снежные карнизы нависали кое-где так, что пес Джен начинал дрожать и выть, требуя помощи. Тогда Нансен ложился на живот и вытягивал собаку за собой наверх.

Джен был верным псом. Он смело карабкался за хозяином на обледеневшую скалу. Стоило заскользить, сорваться одной ноге, и от бедной собаки остался бы мешок с переломанными костями…