— Было б чувство, так не спорил, — сказала Вера.

Надя осуждающе загремела сковородкой на плите.

— «Чувство»! — передразнила она Катю. — От такого чувства матери-одиночки получаются!

— Вот я же и говорю, — поспешила оправдаться Катя, — померещилось…

— Так как же нам быть? — снова спросила Вера. — Решайте.

— Открыть надо Тоське глаза. Правду всегда лучше знать, какая бы она ни была! — убежденно сказала Надя.

— А чем Тоська лучше нас? — удивилась Анфиса. — Нам почему-то глаза не открывали.

— Вот и выросла цаца — смотреть противно!

— А ты не смотри, — посоветовала Анфиса.

Ксан Ксаныч высунулся из-за шкафа этаким добрым домовым, прописанным в этой комнате общежития, и заявил рассудительно:

— Пожалеть человека надо. Веселая сейчас наша Тося, смотришь на нее — и сердце радуется, а как проведает, что Илья обманщик… Прикиньте, каково ей будет?.. Молодые вы еще, вот и думаете: краше правды ничего на свете нету. Правда — вещь хорошая, а только иногда лучше ее и не знать: спокойней так-то жить…

Ксан Ксаныч покосился на Надю. Та загремела сковородкой на плите, и не понять было, слышала она своего жениха или нет. Вера сказала с досадой:

— Да не в спокойствии дело, Ксан Ксаныч! Хрупкая еще Тося, узнает, что Илья сволочь, — и всем людям перестанет верить. Так и душу сломать ей недолго. Бывали такие случаи…

— Вот чудеса! — удивилась вдруг Катя. — А ведь раньше мы ни о ком так не заботились! Как в общем бараке жили, а теперь… С чего бы это, а?

— Несамостоятельная Тоська, вот и хочется ей помочь, — предположила Надя.

Катя покачала головой:

— Нет, здесь что-то другое… Сдается мне, Кислица не только в тумбочки к нам забралась, а и в души… Вот проныра! От горшка три вершка, а поди ж ты, что вытворяет!

— Так что же нам все-таки делать? — напомнила Вера. — Неужели, девчата, мы все вчетвером… — Она покосилась на Анфису и поправилась: — Ну хотя бы втроем не убережем Тосю от одного сукина сына? Грош нам тогда цена!

— Что же нам теперь, часовыми при ней стоять? — усомнилась Катя. — Попробуй уследи за такой! Предупреждала ее, что бабник Илья, кашляла… Другая бы за семь верст обходила его, а наша разлюбезная Кислица…

Договорить Кате не пришлось: дверь со стуком распахнулась, и в комнату ступила тихая Тося. Двигалась она непривычно медленно, словно боялась расплескать молодое свое счастье. Стоящий на ее пути стул Тося обошла стороной, а не отпихнула, как непременно сделала бы раньше. Было сейчас в ней что-то горделиво важное, даже чуть-чуть высокомерное. Она как бы подорожала вдруг в собственных глазах, узнав, что и ее, недоростка, можно полюбить.

— Катерина, ты чего Сашку морозишь? Совсем закоченел парень! Слышишь, как жалобно выводит?.. А я на собрании поваров была, вот где смех!.. — Тося оглядела примолкших девчат, непрочная солидность мигом слетела с нее. — Вы что, косточки мне перемывали? Ну, чего говорили, чего? Стыдно сказать, да? А еще подруги!

Она скинула валенки, крикнула азартно:

— Футбол! — и загнала их под койку.

Вера за ее спиной развела руками, как бы говоря девчатам: «Вот потолкуй с такой!»

— Никто ко мне не приходил? — спросила Тося, вываливая учебники из портфелика на стол.

Вера сразу насторожилась, почуяв недоброе.

— А кого ты ждешь?

— Одного человека…

Прикрывшись книгой, Вера лежала на своей койке-гамаке и поглядывала на Тосю, полная решимости спасти глупую девчонку — если потребуется, даже против ее воли. Потом сама спасибо скажет…

Надя молча поставила на угол стола сковородку с жареной рыбой. Ксан Ксаныч дал скрипучему шкафу передышку, вымыл руки и не спеша, с явным удовольствием почти семейного человека вытер их Надиным полотенцем. Он повесил полотенце на спинку кровати, одарил выцветшего петуха щелчком по гребню и поделился с Надей заветной новостью:

— Стропила уже начали ставить, Надюш! Если и дальше так пойдет — к Первому мая поженимся.

— Скорей бы уж… — тихо сказала Надя.

В дверь три раза постучали — с большими торжественными паузами между ударами. Надя осторожно приоткрыла дверь, и в комнату вошел празднично одетый Илья — в кожаном пальто и при галстуке.

— Мир дому сему! — провозгласил он и стал посреди комнаты так, чтобы не видеть Анфисы.

Тося мышонком притаилась за столом и из-за вороха учебников восторженно глазела на Илью, будто перед ней стоял сказочный Иван-царевич, прискакавший на сером волке. Илья не спеша вытащил целехонькую коробку дорогих папирос, распечатал, пошуршал серебряной бумагой, вежливо, как и подобает человеку в галстуке, спросил:

— Разрешите? — и закурил.

Потом он вынул из нагрудного кармана пиджака два спаренных синеньких билета, разъединил их, один билет спрятал, а другой с торжественным поклоном преподнес Тосе:

— Звуковой художественный фильм «Смелые люди», перед началом танцы!

— Приглашаешь на свиданье, да? — обрадовалась Тося.

— Приглашаю… — нетвердо сказал Илья, подозревая, что малолетка Тося какой-то свой, неведомый ему смысл вкладывает в это приглашение, но не в силах догадаться, в чем тут дело.

— Никуда она не пойдет, — решительно заявила Вера, вставая с койки. — Видела уже эту картину, хватит!

— Нет, пойду! — заупрямилась Тося. — Уважаю про лошадей… Четыре раза смотрела и еще пойду, не остановишь!

— Правильно! — одобрил Илья. — Не слушай ты этих монашек: им дай волю — они тебя в монастырь замуруют.

— А ты, шикарный кавалер, помолчал бы. Знаем мы тебя как облупленного! Улепетывай отсюда, нечего тебе здесь делать.

— Эх, Вера Ивановна! — с укоризной сказал Илья и взялся за ручку двери. — Тось, я тебя на улице подожду.

— Я мигом! — пообещала Тося.

Илья вышел, пустив на прощанье кольцо пахучего дыма в глубь комнаты. Тося приподнялась на цыпочки, продела голову в расходящееся дымное кольцо и счастливо засмеялась. Вера с Надей тревожно переглянулись. А Тося как на крыльях носилась по комнате: она запихнула учебники с тетрадками в портфель, ногой поддела из-под койки запыленный баул, нырнула в него, достала брошку — единственное свое украшенье — и приколола себе на грудь, на бегу спросила у Анфисы:

— Можно? — и, не дожидаясь ответа, подушилась самым пахучим ее одеколоном. Сгоряча она нахлобучила было шапку-ушанку, которую надевала на работу, но тут же скинула ее и повязалась платком: в платке Тося чувствовала себя больше женщиной.

Тосино нетерпенье словно передалось на улицу Сашке — он вдруг громко заиграл походный марш. Катя испуганно ойкнула и выбежала из комнаты.

А Тося протянула руку за пальтецом, но Вера оттолкнула ее от вешалки:

— Сказано же: никуда ты не пойдешь!

— Как это?! — опешила Тося.

— А так: не пойдешь — и все!

Вера загородила дорогу к двери. Тося затравленно огляделась, ища поддержки. Добрый Ксан Ксаныч виновато отвел глаза; он уже покончил с ужином и снова колдовал с масленкой возле шкафа. Анфиса скучающе смотрела на ходики, а Надя подошла к Вере и стала рядом с ней.

— Не имеете права! — выпалила Тося. — Совершеннолетняя… Паспорт имею!..

— Дура ты с паспортом, — сказала Надя. — Свиданья ей захотелось… Задрать юбчонку да отшлепать — вот тебе и все свиданье!

— Мы же добра тебе хотим, — попыталась Вера образумить Тосю. — Илья поиграет с тобой, как с котенком, и бросит!

— Пусть только попробует… — воинственно пробормотала Тося и тут же спохватилась: — А вам-то какое дело? И чего вы в мою личную жизнь носы суете? Взяли моду: то — нельзя, это — тоже, одни задачки решай. Да пропади они пропадом!

Тося запустила портфелик под койку.

— «Личная жизнь»! — передразнила Надя. — Нахваталась! Вот принесешь ребенка в подоле — узнаешь тогда личную жизнь.

— Мы еще и не целовались ни разу, что ты мне ребенка подкидываешь?! — не на шутку разобиделась Тося. — Отцепитесь вы все от меня, и чего пристали?

— Да полюбили мы тебя, непутевую, будь ты неладна! — призналась Вера.