Роберто ушел, а Смирнов соединился по голофону со своим коллегой для консультации по насущным вопросам.
- Привет, Наставник.
- И тебе привет, мозгокрут. Как дела? Как пациенты?
- Спасибо. Я вот по какому поводу звоню. Роберто, он у тебя под ником Попрыгунчик проходит. Что это за глупость с полным погружением на два года?
- А, блатной? Кстати очень неплохой пример быстрой адаптации к Миру. Я вообще хочу подать на следующем собрании предложение, всем проходящим реабилитацию пациентам отключать чат и рассылку сообщений от системы, чтоб, так сказать, органолептически ощущать прелесть виртуального мира, а не через вычитку логов.
- Это все конечно интересно, но все равно не пройдет. Опять задавят сторонники свободы слова и неограниченного права на информацию. Но я тебя о Попрыгунчике спрашивал? Он что решил полностью в виртуал сбежать?
- А почему нет? Ему тут нравится, а вот в реале он реально попал, прости за каламбур. Пропустил две стрелки, потерял весь бизнес, авторитет его упал ниже уровня Мертвого моря и много нехороших личностей теперь хотят добавить к его массе несовместимого с жизнью металла. Вот он и проплатил себе тюремную капсулу в самом защищенном в России месте. Глядишь, годик - другой и о нем все забудут. А сейчас ему безопаснее голым рейд босса завалить, чем просто по улице пройтись.
- И откуда у тебя все эти сведения?
- А знаешь, как много интересного бесы могут рассказать, когда думают что перед ними непись?
Мир.
- Але, баклан. Ты че ритуал не знаешь? Ману слил, денежку пожертвовал, марафет получил. Только так, а не на тихаря пакетики тырять, - учил послушник паству, как правильно богу молиться.
- Это... это ты написал? - Ворвался в храм-палатку возмущенный жрец.
- Ты че, шеф. Я же писать не умею. Это гоблин за дурь нарисовал.(Марафет. Дурь - жарг. Наркотик)
- Я не гоблин, я хоббит, - возмутился мохнатоногий коротышка.
- Да хоть папа Карла. Он что, по пьяни буквы перепутал? Да я же его урою.
- Нет. Грамматически все правильно, но смысл...
- А что? Правильный смысл. По нашему.
- Ну, написал бы - "Да будете благословенны под ликом Смерти", или "Живое живым - мертвое мертвым", - начал припоминать Обитус самые ходовые фразы центрального храма Некроса.
- Ага. Ты еще скажи - "Бог тебя любит" и елдак драконий пририсуй, пошипастее, - заржал послушник. - Не, а че? Фраза нормальная получилась. Не подкопаешься.
- Ладно, пусть остается, - махнул рукой жрец.
Над шатром, яркими большими буквами развивался плакат с надписью - "Бог тебя в натуре уважает!".
---------------------------------------
- Шеф. У нас неприятности.
- Господи. Ну что еще? - Застонал жрец.
Последние четыре недели прошли для него очень тяжело. Несмотря на то, что послушник взял на себя все организационные вопросы, Обитус чувствовал, словно попал в другой мир. В храме Смерти, в месте где отступает суета жизни и воцаряется покой и тишина, теперь звучал постоянный мат и стоял дым коромыслом. Обкуренные неписи и командующий ими новорожденный бес - казались каким то бредовым сном. Даже алтарь уже почти наполненный необходимым количеством праны не радовал глаз. А тут еще какие то "неприятности".
- Ацетон у барыг поднялся, а жвачка вообще пропала. Трава есть, а кашку бодяжить не из чего.
- Стоп, еще раз и по человечески, - оборвал послушника жрец.
- Так я и объясняю, - немного сосредоточившись начал Попрыгунчик. - В алхимических лавках жевательный лист закончился.
- Не жевательный лист, а сушеный кишечник фиолетового слизня.
- Один хрен. А на ацетон цены взвинтили.
- Не ацетон, а слеза Омана. Вот я одного понять не могу. Если ты ни одного названия не знаешь, как тогда у меня все ингредиенты для своего зелья выманил?
- А че тут непонятного? Два обдолбанных между собой всегда общий язык найдут. Вот, помню, мы с одним япошкой, из Якудзы, переговоры вели. Вначале ни хрена не понятно было, а потом кокаинчика жахнули, вискарем заполировали и сразу друг друга поняли, хотя он по нашему ни бэ ни мэ. Но я о другом твержу. Сырье кончается, скоро толкать будет нечего. Одна радость - травы полно.
- А трава откуда?
- Деляночку засеял. Здесь она как на дрожжах растет. За неделю такие кусты вымахали, что мама не горюй.
- Где эта сволочь? - Послышался снаружи чей то голос, и ворвавшаяся в шатер дородная дама схватила меня за ухо.
- Грабли убрала, дура еба..., - попытался возмутится я, но прикусил язык, после того как дамочка слегка потрясла мою тушку.
- Позвольте, а что тут происходит? - Попытался возмутится Обилус.
- Что происходит? - Еще больше взъярилась дамочка, помахивая стонущим бесом. - Открыл притон, развел наркоманов, детей совращаешь...
От неправедных обвинений жрец только открывал рот не в силах сказать ни слова.
- Мама, мы больше не будем, - сунулись в шатер Гришка с Мишкой.
- Ты что, детям наркотики продавал? - Возмутился жрец.
- Гадом буду. Не толкал дурь малолеткам. Я им репутацию поднимал.
- В смысле?
- Квест давал. Сгонять в лавку, купить жовки и ацетону. За это им репа, денежка и жизненный опыт. У меня Бодрость низкая, так мне что, самому по барыгам бегать? А так детям и монета на мороженное перепадет, и какое ни есть развлечение. А у вас, мамаша, они вечно по деревьям лазают. Того гляди упадут и что то сломают.
- Я сейчас тебя сломаю, - еще раз встряхнула беса женщина.
- Мишка, гляди. Мать ему ухо оторвала, - восторженно зашептал брату Гришка.
- Ага, и кровотечением дебафнуло.
Упавшая на пол тушка Попрыгунчика медленно растаяла в воздухе, оставив за собой только аккуратно сложенные старые штаны, рубаху, несколько монет и кучку пакетиков из серой бумаги.
Есть женщины в русских селениях
В народе их бабой зовут
Слона на ходу остановят
И хобот ему оторвут.
Вспомнились строчки неизвестно где услышанного стишка. Сижу в круге возрождения, жизнь с маной на единичке, бодрость медленно восстанавливается. Ухо болит, да значки дебафов показывают, что болеть еще будет долго. А местечко вроде знакомое. Я тут с Наставником впервые повстречался. А вот и могилка Великого Нуба, что дебафы снимает. В этот раз нога не сломана, и ползти к ней не придется. Вот и вылечился, а на улице никого... Вроде как бабка Маланья в той стороне живет, можно будет пока разборки закончатся у нее на сеновале отлежаться. Не торопясь, но посматривая по сторонам, топаю к избушке старушки.
- Явился, ирод.
Мдя. Что то бабка сегодня не в духе.
- Ты по что мне двор испоганил?
- Обижаешь, мать. Я дровишки убрал, огород вскопал, цветочки посадил. Из свалки - конфетку сделал.
Весь задний двор был густо усажен кустами трын-травы.
- Цветочки? Вот тебе цветочки! - Из рук Маланьи ударили ветвистые молнии, испепеляя ухоженную растительность. - А вот тебе ягодки...
Млин. Снова круг возрождения. А дебафов - мама не горюй. Ноги отнимаются, руки дрожат, голова кружится. Еле ковыляя ползу к нубовскому алтарю. Облом. Вроде как Наставник говорил, что откат у "могилки" то ли раз в час, то ли раз в сутки. Убей - не помню. Хотя, админы могут и такую подлянку устроить, что на месяц - но это не реально. Ладно, пошкандыляю к жрецу. Может эта, психованная, уже домой свалила.
Дорога домой будет мне долго вспоминаться в кошмарных снах.
- Фу, бесстыдник.
- Оденься, убогий.
- Мама, а почему дядя голый? Он что, штанишки потерял?
Проходя мимо дома где жили Гришка с Мишкой, я получил в лоб метко брошенным яблоком, и чуть снова не отправился в круг возрождения. Возникать, естественно, не стал, а то вдруг ихняя мать уже дома. Пустырь с пивным ларьком был пуст, а из прикрытого входа в вигвам доносился разговор.
- Заползай уже, не стой на пороге.
Пришлось войти.
Помимо жреца в шатре сидели Наставник, и какой-то мужичек, в забавной бейсболке, которую русские называют картузом.