– Это невероятно! – выдохнула я, поворачиваясь по кругу и замечая великолепие в каждом уголке.

– Ты же еще ничего не увидела, – широко улыбнувшись, сказала Дэйзи, взяв меня под руку и потащив вниз по обворожительной улице.

Мимо еще одной обворожительной улицы, и еще одной, и еще. Мы кружили и поворачивали, расположение улиц, казалось, не подчинялось никаким шаблонам или схемам. Я увидела все, что пропустила во время моего марша смерти, в этот раз уже наблюдая, как постепенно улочки оживали и начинали готовиться к новому дню. Мы прошли мимо станции метро и оставили позади еще несколько улочек. И здесь жизнь уже била ключом – сигналили автомобили, ездили велосипеды, проезжали скутеры – всё это представляло собой сплошной гул и бесконечную энергию, несмотря на вроде бы спокойное воскресенье. Начинали открываться кафе, люди толпились в кофейнях, они одновременно пили кофе, громко разговаривали и жестикулировали руками.

Я непрерывно крутила головой за 360 градусов, боясь упустить что-то из виду. И меня совершенно не беспокоило, что я была похожа на сову, и во мне однозначно можно было распознать туриста. Я буквально ожила, ступни болели уже не так сильно, и теперь, когда я чувствовала себя достаточно хорошо, вдруг поняла, что...

– Голодная. Я очень голодная, – заныла я, не желая сдвинуться ни на сантиметр и уставившись в одну из витрин. Хлеб, хрустящие круассаны, тонкие кусочки пиццы, а также сладкая и манящая выпечка, пирамидками выставленная на подносах, так и зазывающая войти внутрь, занять место и запихнуть в рот каждый кусочек этой вкуснотищи.

– Еще один квартал и все, – заверила меня Дэйзи, сильнее потянув за руку, чтобы всё же направить в нужном направлении. – Я точно знаю, что тебе нужно в данный момент.

Десять минут спустя я сидела за столиком в кафе, расположенном где-то между «потрясающе» и «поразительно». Кофеварка за стойкой кафе была размером больше, чем Фиат, да и выглядела, на самом деле, более мощной. Кстати, говоря о мощности.

– Я в Раю, – утвердительно произнесла я, отпив восхитительно горячий капучино с толстым слоем идеально взбитой молочной пенки. – Чёрт, а это еще божественнее,– удалось промычать мне в тот момент, когда зубы коснулись хрустящей и ароматной корочки великолепной выпечки. – Умоляю, скажи еще раз, как называется этот маленький круассанчик.

– Корнетто, – ответила Дэйзи, произнеся это так, словно её язык тонул в этом вкусном слове. – Именно этот называется Корнетто а'ля крема. – Господи, этот словно перекатывающийся звук «р». – Я подумала, что тебе нужна доза заварного крема.

– Я бы могла съесть несколько доз чего-нибудь подобного, – промычала я сквозь рот, набитый корнетто а'ля что-то там.– Как долго ты будешь держать меня в сознании?

– До позднего вечера. На сегодня у меня есть на тебя кое-какие планы.

– Серьезно? – произнесла я с остатками крошек на губах, от корнетто так и текли слюнки.Дейзи подала мне салфетку. – Действительно планы на сегодняшний вечер? А нельзя ли мне официально начать свои каникулы с завтрашнего дня?

– Это не просто каникулы – это стиль жизни, Эвери. И поэтому сегодня мы отмечаем твою первую ночь в Риме.

– Стоит ли мне пытаться хоть как-то отмазаться?

– Можешь попытаться, но вряд ли сработает. На самом деле, всё достаточно банально, всего лишь небольшой ужин с несколькими моими друзьями и коллегами с работы.

– Только ужин?

– Только ужин. Все очень хотят с тобой познакомиться и устроить тебе «торжественную встречу для Эвери».

Я сделала еще глоток капучино. Кажется, я снова превращалась в человека.

Всего лишь ужин. Вечеринка. Для меня.

– Если хочешь, чтобы к вечеру я всё еще стояла на ногах, тогда мне нужно больше вот этого, – я указала на пустую чашку, а затем перевела взгляд тарелку с крошками от корнетто и добавила.– И еще порцию вот этих. Убедись, что произносишь это "р" так, как мне нравится.

После ЧЕТЫРЕХ ударных чашек эспрессо, взбодривших меня до нужной степени, я, словно хвостик, ухватилась за Дэйзи и, словно губка, впитывала все прелести Рима. Теплый ветерок ласкал мои голые ноги, заигрывая с краями льняного платья. В то время как я беспокоилась из-за щелей в брусчатке на древних улочках, Дэйзи порхала над ними, даже не смотря под ноги.

На каблуках.

Если бы она была Грейс Келли, то по сравнению с ней я бы выглядела как Бэмби, тщетно пытающийся ходить на подкашивающихся ногах, даже несмотря на золотые балетки.

Основываясь на том факте, что история искусства была одним из предметов, которые мне пришлось изучать, я была уверена, что точно знаю, как выглядит Рим, у меня даже диплом имелся, между прочим. Ключевое слово в предложении БЫЛА уверена.

Правда же состояла в том, что я не могла быть более чем неправой.

Огромное количество бумажных источников с изображениями работ итальянских достопримечательностей и путеводителей даже близко не подошли к тому, чтобы подготовить меня к реальному погружению в Римскую культуру. Как там было в фильме Умница Уилл Хантинг, «Спорим, ты не сможешь рассказать мне, чем пахнет в Сикстинской Капелле». Так вот, я была Уиллом Хантингом в Риме. Ни одна книга не смогла бы словами выразить то, как выглядел город в действительности.

Яркое вечернее солнце опустилось между крыш, освещая и бросая отблески на дымоходы и черепицу. У города даже был свой собственный звук. Отзвуки истории можно было услышать в каждом шаге по мостовой, каждом шарике мороженого, каждом кусочке пиццы и особенно во фразе «buona sera», звучащей из каждого окна. Дэйзи показывала, а я лишь глазела с открытым ртом. Объяснение того, на что я пялилась, всегда следовало за несколько секунд до того, я как от восхищения широко открывала рот.А Дэйзи закрывала, чтобы, не дай бог, ворона не залетела.

Мы присели возле фонтана для такой долгожданной и необходимой передышки. Я облокотилась назад, впитывая последние лучи заходящего солнца, когда вернулась Дэйзи.

Она присела рядом, и вручила мне пакет с аранчини. (Аранчини — блюдо сицилийской кухни. Представляет собой обжаренные или в некоторых случаях запечённые шарики из риса диаметром 8—10 см, обычно начинённые мясом, иногда вместе с моцареллой, томатным соусом и зелёным горошком. – прим. пер.)

– Кое-что, чтобы мы продержались до вечера.

– Это же невероятно вкусно, – промычала я, с удовольствием вгрызаясь в один из них зубами. Расплавленный внутри моцарелла был просто потрясающим.

– Тогда ты точно получишь огромное удовольствие от Италии, потому что это всего-навсего уличная еда. Там, куда мы приглашены сегодня, ты обязательно захочешь выйти замуж за ньокки. (Ньокки — итальянские клёцки, обычно овальной формы – прим.пер.). Они являют собой чистый грех. О, нет, нет, лучше закажи пасту аррабьята (Аррабиата, salsa arrabbiata — традиционный итальянский соус для заправки макаронных изделий. –прим. пер.), у неё острый и восхитительный вкус. Погоди, знаю, знаю, возьми свежий песто. Чеснок так и тает во рту! –возбужденно затараторила она.

Мне искренне нравилась такая версия моей подруги. Несмотря на то, что Дэйзи вышла из зажиточной семьи, получила превосходное образование и выросла в той же самой атмосфере богатства и «голубых кровей», как я и Дэниел, в её жизни всё было не так уж просто. У неё никак не получалось влиться в то окружение, в котором вращались мы. Она выглядела девчонкой-сорванцом в море дебютанток.

Она всегда была в первых рядах тех, кто бросал вызов, особенно матерям вроде Битси, которая всегда воротила нос от сообразительных, живых, и,боже упаси, имеющих свою собственную точку зрения женщин. Дэйзи оценивала людей независимо от мнения окружающих.

Здесь же, европейская Дэйзи выглядела беззаботной, полной энтузиазма, и жизнь кипела внутри неё настолько, что она словно светилась изнутри. Всё, что в ней пытались сдерживать дома, здесь вырвалось наружу и не душило её. Здешняя жизнь идеально ей подходила. Она без труда вписалась в культуру этого города. Пока мы шли, она приветствовала прохожих словом ciao испрашивала, как у них дела.

– И еще zuppa [ит. суп – прим. пер.]? Dio mio.

– Что означает эта фраза «dio mio»?