Но в каждом из этих случаев в стране были разные производственные потенциалы, разные системы подчинения их государственным интересам, разные системы согласования государственных интересов и интересов тех или иных слоев его населения.

Каждая из этих - отличных одна от другой - экономик вынужденно использовалась для преодоления проблем, с которыми столкнулось общество и государство на своем историческом пути, что потребовало мобилизации всех ресурсов общества, насколько это могла осуществить государственная власть. Но даже с учетом этого обстоятельства невозможно выявить какие-то специфические черты экономических укладов (способов организации производства как такового и способов распределения произведенного), свойственные обеим экономикам, после чего провозгласить, что общество в ряде случаев способно порождать «мобилизационную экономику», специфическими чертами которой являются такие-то, не свойственные другим типам экономики.

То же касается и «мобилизационной экономики» в мирное время, в условиях так называемой «политической диктатуры». В мире существует множество политических диктатур, одной из которых является демократия по-западному, и каждая из диктатур по-своему управляется со своей экономикой в меру понимания ею возможностей и целесообразности. Но специфических черт, которые позволяют выделить «мобилизационную экономику» как особый тип экономики, нет ни в мирное, ни в военное время, ни в периоды иных общественных бедствий.

Тем не менее после предложения В.Третьякова дать определение термину «мобилизационная экономика» высказались С.Глазьев, Е.Ясин, А.Жуков, А.Илларионов, Л.Абалкин. Если говорить об этой скучной дискуссии кратко, то почти каждый из них обращал внимание на какие-то черты, которые свойственны тем странам, где на его взгляд существует «мобилизационная экономика». Но поскольку те же самые черты свойственны и экономике других стран, то другие участники дискуссии тут же его опровергали, поскольку в этих странах, на их взгляд, экономика не является «мобилизационной». Вследствие такого характера дискуссии взаимно приемлемого определения термину «мобилизационная экономика» дать не удалось. Но не смотря на это дискуссия продолжалась 3,5 часа, и не все занятые люди, приглашенные к участию в ней, имели “свободное” время, чтобы участвовать в ней до конца.

Поскольку экономический кризис в России очевиден и преодолевать его как-то надо, то можно участвовать в дискуссии, не споря о терминах и молча не возражая подходу Л.И.Абалкина, давшему по существу не определение специфического типа «мобилизационной экономики», а обстоятельств, в которых вследствие ошибок и вредительства политиков может оказаться общество вне зависимости от типа его экономики:

«Я исхожу из того, что применительно к современной России само понятие мобилизационной экономики неприемлемо. Я бы трактовал мобилизационную экономику как антикризисную экономику, связанную с чрезвычайными обстоятельствами».

Конечно, неоднозначно осмысляемое понятие «мобилизационная экономика» неприемлемо и не только к России, а просто потому, что нет такого типа экономического уклада, который можно бы было втиснуть в название «мобилизационный» и который обладал бы неповторимыми специфическими чертами, не свойственными другим экономическим укладам. Все экономические уклады имеют те или иные средства воздействия на производство и распределение продукции, употребление которых в принципе позволяет мобилизовать наличные ресурсы на преодоление кризиса, если он разразился в силу каких-то причин, не всегда чисто экономических. Иными словами, общество с любым типом экономики может столкнуться с обстоятельствами, когда оно будет вынуждено перевести свою экономику в некий «мобилизационный режим функционирования», специфика которого во многом будет определятся самими обстоятельствами. Даже если по выходе из этого мобилизационного режима экономика изменит свой тип, то от этого она не станет «мобилизационной».

Но до того, как Л.И.Абалкин связал мобилизацию экономики с кризисными обстоятельствами, состоялся весьма показательный диалог:

«А.Илларионов: Я бы начал не с примеров «мобилизационных экономик» и не с описания различных инструментов «управления экономикой», а с самого определения, которое Сергей Юрьевич дал мобилизационной экономике. Насколько я понимаю, Сергей Юрьевич утверждает, что мобилизационная экономика - это система регулирования, обеспечивающая максимальное использование имеющихся ресурсов. Если я ошибся, поправьте меня.

С.Глазьев: Речь идет о максимальном использовании производственных ресурсов.

А.Илларионов: Хорошо, система регулирования, обеспечивающая максимальное использование производственных ресурсов. Если это считать определением, мобилизационная экономика находится вне пределов исследования науки «экономика». Сама наука «экономика» является наукой об эффективном размещение ресурсов. Не о максимальном или минимальном, а об эффективном. Поэтому с точки зрения экономической теории максимальное использование производственных ресурсов находится за пределами науки «экономика». С точки зрения практики, сам посыл, заключающийся в том, что максимальное использование производственных ресурсов обеспечит максимальные темпы экономического роста абсолютно неверен. Экономическая наука на многочисленных исторических примерах показала отсутствие связи между максимальным использованием ресурсов и экономическим ростом».

Это - образец косноязычия и непонимания как смысла слов родного русского языка, так и причинно-следственных связей во многоотраслевой производственно-потребительской системе общества (кратко именуемой «экономика») и связей её с объемлющими социальными и биосферными процессами.

Во-первых, в русском языке грамматически допустимы обороты речи и «максимальное использование», и «максимальное употребление» («максимальные затраты», «максимальные расходы ресурсов»), но каждый из них несет свой смысл, отличный от другого. «Максимальное использование», содержащее корень «польз»-а, является русскоязычным эквивалентом для латиноязычной «эффективности». То есть «максимальное употребление» вовсе не обязательно является «максимальным использованием», но может оказаться и максимальным расточительством без пользы. То, что большинство привыкло говорить, не задумываясь об изначальной смысловой нагрузке употребляемых ими слов, и это стало господствующей нормой словоупотребления в современном обществе, ничуть это большинство не извиняет, но является лишь выражением того, что люди научились говорить, не научившись соображать речь и думать, прежде чем что-то сказать.

Во-вторых, говорить об эффективности употребления ресурсов безотносительно целей, на достижение которых затрачиваются ресурсы, - бессмысленно. Одна и та же производственно-потребительская система может оказаться исключительно эффективной по отношению к одному набору иерархически упорядоченных целей (вектору целей) и крайне неэффективной по отношению к другому вектору целей. Выбор же вектора целей, на который предстоит настраивать производственно-потребительскую систему, подобно тому, как настраивают гитару перед исполнением на ней музыкальных произведений, лежит в области сознательного и бессознательного субъективизма политиков и их действительных, а не номинальных советников по вопросам экономики.

Это касается и нынешней российской экономики: она предельно эффективна по отношению к достижению антинародных целей на протяжении всей эпохи реформ, начиная с Гайдара по наши дни, и в то же самое время она крайне неэффективна по отношению к обеспечению экономической безопасности россиян ныне и в долговременной перспективе.

Однако, если вы поднимите экономические монографии, то, вопреки заявлениям Илларионова о том, что «экономика - это наука об эффективном размещении ресурсов», с удивлением обнаружите, что легитимная экономическая наука не интересуется вопросами целеполагания на уровне макроэкономики (многоотраслевой производственно-потребительской системы в целом) и, как следствие, не интересуется выявлением альтернатив в целеполагании, т.е. альтернатив в сознательном формировании векторов целей макроэкономического уровня, ориентация на которые экономики государства средствами налогово-дотационной, кредитной, страховой и таможенной политики позволила бы устойчиво поддерживать режим бескризисного развития [4] общества.