— Что вы имеете в виду?

— Многое… Завтра, например, сюда придут подводные лодки. Они готовятся к ответственной операции: лодки отправятся бомбить Америку!

— Какая чепуха!

— В священном писании сказано: «Не судите опрометчиво».

— Вы верите, что этот замысел возможен?

— Как говорят юристы: прецедент был.

— Мне неизвестны такие прецеденты. Правда, Бенитто Муссолини мечтал совершить нечто подобное. Но, к счастью, это осталось на бумаге…

— Я имею в виду другое. Нужны факты? Извольте. Февраль 1942 года. Тихий зимний день на побережье США, близ Лос-Анжелоса. За пять минут до захода солнца из-под воды появляется силуэт боевой рубки подлодки. Это японская И-17. Отдраивается рубочный люк. К орудию бегут матросы. Один за другим гремят десять выстрелов. На берегу взрывы, пожары, паника… И это не единственный факт. Самолеты, взлетавшие с японских лодок, уничтожали военные объекты в Ванкувере, а в штате Орегон подожгли леса: грандиозный пожар бушевал несколько дней. Далее, лодка И-25 обстреляла крупную базу американского флота… Конечно, это были булавочные уколы, но и они доказали врагу, что океан — защита не столь уж надежная.

— Вы тоже намереваетесь поджечь где-то лес и разрушить несколько зданий?

— Сейчас все задумано серьезней. Германские лодки выпустят по городам Америки самолеты-снаряды большой разрушительной силы. Корабли в портах будут атакованы людьми на торпедах. Первый объект — Нью-Йорк с его небоскребами и гигантским портом. Бомбы и небоскребы!… Правда, занятно?

— Конечно, я понимаю, чего вы хотите этим добиться. День ото дня дела немцев идут все хуже. Вас бьют и русские и американцы с англичанами. И удары усиливаются. Как быть дальше? Единственная возможность — расколоть лагерь противников, запугать одного из них, принудить заключить мир, и тогда все силы бросить против другого. На востоке этот ваш замысел обречен на провал. Поэтому свои взоры немцы обратили на запад. Чепуха! Я глубоко убежден: обстрел Америки, пусть с воздуха и из-под воды, пусть самый варварский, уже ничего не изменит в ходе войны. Слишком поздно, синьор.

— Как вам сказать… У президента Рузвельта всегда была сильная оппозиция. Немцы имеют за океаном много хороших друзей. Это могущественные люди. Им нужен повод… Они давно ждут повода, чтобы посадить в Белый дом другого человека, более покладистого. Надо помочь им. Тем более, что выборы президента не за горами. Словом, есть все основания для оптимизма. Кто знает, что произойдет, когда под ударами с воздуха станут рушиться нью-йоркские небоскребы, а в портах взрываться корабли с нефтью!…

— Немцы прольют кровь тысяч людей, в большинстве женщин и детей, но ничего не добьются. Вы отлично понимаете, что войной командуют не из Америки. Главное — русские, а тут, я уверен, вы бессильны… Но перейдем к делу. Я устал и хочу спать. Что вам еще угодно от меня?

— Впервые я увидел, как вы работаете под водой лет пять назад. Ваше искусство взволновало меня. Но тогда это была зависть дилетанта. Сейчас я испытываю интерес профессионала. Мне известно, что вы скрывали свой секрет даже от соотечественников. Не в этом ли причина того, что с вами обошлись столь круто?… В день вашего прибытия и сегодня я показал, что тоже кое-чего добился. Мне кажется, я имею право сказать: давайте объединимся!… Вы молчите? Что ж, я понимаю — деловой человек не расстанется с тем, что дорого стоит, не получив солидных гарантий. Такие гарантии будут. Я уполномочен предложить вам чин капитан-лейтенанта военно-морского флота Германии, должность моего заместителя и сто тысяч марок в любой валюте и в любом банке мира.

— А что потребуется от меня?

— Нам нужен отряд пловцов, способных погружаться на глубины сто — сто двадцать метров… Ну, согласны? Могу добавить: приказ о вашем назначении подпишет сам фюрер.

— Что вы сделали с моими товарищами?

— Для вас это нежелательные свидетели. Я отправил их в лагерь военнопленных.

— Ложь, — кричит Пелла. — Они убиты!

И, вскочив с камня, бросается на Абста.

Абст, как всегда, наготове. Точным ударом он валит итальянца на землю, приподнимает, снова бьет, пинает ногами.

— Я заставлю тебя подчиниться, — твердит он в ярости, — заставлю, заставлю!…

Какую-то секунду Карцов в нерешительности. В следующий миг, расшвыряв ящики, он устремляется вперед, сбивает с ног Абста и, навалившись на него, выкручивает руку, которой тот тянется к пистолету.

Подоспевший Пелла стискивает противнику горло. Еще минута — и Абст связан. Его относят в глубь площадки, за стеллажи. Карцов роется в карманах пленника. Вот он выпрямился. В руках у него связка ключей.

— Русский! — Карцов тычет себя пальцем в грудь.

Итальянец стоит рядом, часто кивает. Он уже все понял.

У него разбит нос, повреждена бровь. Он тяжело дышит. Кровь и слезы, смешавшись, текут по его лицу, капают с подбородка.

Марта Ришер стоит, привалившись к стене, у одного из поворотов туннеля. Силы ее тают, но она не может заставить себя вернуться в комнату.

Включив радиостанцию, она и думать не могла, что услышит такое!… Правда, уже давно стала привычной мысль, что для подпольщицы, действующей в гнезде фашистов, финал только один — катастрофа, гибель. Но где-то в глубине сознания продолжала теплиться надежда: может, все обойдется.

Не обошлось!

В двадцать часов сорок пять минут она вошла в радиорубку. Ей повезло: Абст был занят возле лагуны, и она могла сама принять важные сообщения. Она включила станцию и, так как в запасе имелось время, настроилась на волну центрального вещания рейха. Это было строго запрещено, однако она не раз ухитрялась послушать, что делается в мире: когда дверь в радиорубку открыта и виден большой кусок коридора, всегда можно успеть выключить станцию или сбить настройку, если кто-нибудь появится в туннеле.

Передавалась обычная информация — что-то об экономии электричества и газа. И вдруг диктор, прервав передачу, объявил, что поступило сообщение чрезвычайной важности. В Берлине состоялся суд над руководителями коммунистической организации, которую долго выслеживала и наконец изловила служба безопасности рейха. Крупная подрывная группа была тщательно законспирирована, ее филиалы имелись во многих городах Германии. Однако СД и полиция безопасности оказались на высоте. Трудная операция по ликвидации банды опасных преступников прошла успешно: арестована вся верхушка организации во главе с руководителем — механиком одного из заводов АЭГ Паулем Прозе. Выловлен весь актив.

Голос диктора гремел, когда он рассказывал о работе подпольщиков: те вели пораженческую пропаганду, саботировали важнейшие решения фюрера, прятали дезертиров и беглецов из концлагерей.

Диктор сделал паузу и объявил: недавно предатели пытались переправить противнику информацию о важной военной новинке и о местонахождении некоторых заводов и лабораторий, где это оружие создавалось. Хвала господу, им это не удалось.

Заговорщики осуждены на смерть. Сегодня приговор приведен в исполнение. Что же касается отдельных членов преступной банды, еще не выловленных, то охота за ними продолжается: СД и полиция безопасности знают, где их искать!…

Передача экстренного сообщения закончилась, радио смолкло. А Марта продолжала сидеть с наушниками на голове — неподвижная, бледная, ничего не видя, не слыша. Все рухнуло, все: организация разгромлена, товарищи уничтожены. Казнен Пауль Прозе — человек, научивший ее настоящей жизни, борьбе. Коммунист, чье слово было законом для десятков самоотверженных бойцов. Умный и строгий руководитель, а в редкие часы досуга — взрослый мальчишка, неистощимый на шутки и озорство.

«Фройлейн, — сказал Пауль, когда ей удалось утвердиться в Аненэрбе, — фройлейн, в тот день, когда окончится весь этот кошмар и обожаемого фюрера вздернут на виселицу, в этот день я появлюсь у вас с огромным букетом. И если окажется, что вы не выбрали еще парня по сердцу, берегитесь, фройлейн, ибо я начну невиданные атаки!»