Таким образом, псковские власти вовсе не расстались с мыслью добиться церковной независимости от архиепископа. И так же, как в вопросе о создании псковской епархии, Москва поддержала новгородского владыку (и очевидно, из соображений столь же канонических, сколь и прагматических). В октябре 1469 г. посол великого князя боярин Селиван (по-видимому, Селиван Глебович Кутузов) и митрополичий посол «на имя Глеб» привезли во Псков благословение и грамоту митрополита, отменившую псковские нововведения. 5 января 1470 г. грамота, «кая была из Номоканона писана», была извлечена из ларя и «подрана», «а лежала у лари тоя грамота положена год да пол третьи месяца» (т.е. с 20 октября 1468 г.)²⁷. Через два дня, 7 января, псковичи посылают в Новгород послов, которые должны были не только доложить владыке об уничтожении «крамольной» грамоты, но и выяснить вопрос «о порубленом гости и о тех людех, которые в Новгороде от посла отняли». В псковско-новгородских отношениях при их мирной форме накапливалось достаточно горючего материала. Одновременно псковичи нашли необходимым обратиться и «на Москву, к великому князю, к своему государю, о своих делех». В великое говенье, т.е. после середины марта, послы возвратились из Москвы, «из Новгорода людей порубленных только головами выняв, а седели в Новгороде больши полугоду в порубе». Захват новгородцами псковских людей, приехавших в Новгород, и заточение их в «поруб» произошло летом 1469 г. Мирные отношения «старшего брата» к «молодшему» не были ни искренними, ни прочными.

Но еще до возвращения захваченных псковских послов вспыхнул новый конфликт с владыкой. Архиепископ Иона вызвал к себе в Новгород вдовых псковских попов и дьяконов, отстраненных псковичами согласно их толкованию церковных правил от службы. Владыка Иона, по словам псковского летописца, «у них нача имати мзду, в коего по рублю, в коего полтора… и ста нова ис тоа мзды за печатми (грамоты) давати», что вызвало возмущение псковичей²⁸.

Итак, в самом конце 60-х годов XV в. политический горизонт Новгорода снова начал покрываться тучами. Поворот к мирным отношениям, наметившийся за несколько лет до этого, приходил к концу. Записи новгородского летописца за последние годы этого десятилетия наполнены сообщениями о пожарах и других бедствиях, постигавших Новгород. Пожары в деревянной Руси, как и в других средневековых странах, — явление обычное. Редкий год не горела Москва, не раз сгорал дотла ее Кремль. Но мрачные сентенции летописца придают новгородским пожарам особый, зловещий смысл. Окутанный, как саваном, дымом своих пожаров, терзаемый мрачными предчувствиями, Господин Великий Новгород шел к решительному столкновению с Москвой.

Как и его «брат старейший», Господин Псков являлся феодальной республикой в составе Русской земли. Здесь тоже было свое вече — орган городской общины, были свои бояре и посадники. Еще в 30-х годах XII в. Псков проявил первые признаки независимости от Новгорода, приняв изгнанного новгородцами князя Всеволода Мстиславича. В последующем их становилось все больше, и уже к середине XIII в. Господин Псков фактически добивается полной самостоятельности, признавая, однако, старейшинство Новгорода и находясь в союзе с ним. Но Псковская земля, вытянутая узкой полосой по северо-западному рубежу Руси, находилась в особом положении. Псковские бояре не располагали огромными вотчинами, не отправляли экспедиций за мехами на Югру и Печору. Путь экстенсивного развития феодального хозяйства, по которому шел Великий Новгород, был для Господина Пскова закрыт. К востоку от него находились колонизованные и населенные русские земли, к западу — захваченная орденскими рыцарями Прибалтика, к югу — владения великих князей литовских, включающие земли Полоцкого и Витебского княжеств. В Псковской земле не было условий для появления крупных боярских и монастырских вотчин, владения псковских феодалов состояли из сравнительно небольших участков, разбросанных чересполосно между собой и землями псковских смердов. Псковские бояре держали в своих руках власть на вече, но далеко не обладали такой силой, такими богатствами и таким авторитетом, как их новгородские собратья. Они в гораздо большей степени должны были считаться с мнением рядовых членов городской общины — «меньших», или «черных», людей²⁹.

Огромное значение имело пограничное положение Пскова. С первых десятилетий XIII в. он стал форпостом Русской земли против орденской и литовской экспансии. Не раз видели псковичи под стенами своего города немецких рыцарей и отряды литовских князей. Черным годом для Пскова был 1241-й, когда немцам удалось захватить город благодаря предательству посадника. «Брат старейший» не смог оказать псковичам никакой помощи. Только ополчение русских земель во главе с Александром Невским сумело освободить Псков.

По мере усиления немецкого и литовского натиска, по мере осложнения отношений с Новгородом росло значение связей Пскова не с «братом старейшим», а со всей Русской землей — ориентации на великого князя, теперь уже Московского. Однако до второй половины XV в. в псковской политике значение союзных отношений с Новгородом было еще велико. Новгород был ближе, великие князья были зачастую поглощены ордынскими делами и собственными усобицами. Господину Пскову десятилетиями приходилось лавировать между Москвой и Новгородом, подыскивая покровителя и защитника от немецких и литовских притязаний.

1460 год — важнейший рубеж в истории псковско-московских отношений. Разрыв с князем Александром Чарторийским, живым носителем традиций феодальной войны, и приглашение на псковский стол князя «из рук» Москвы означали коренной поворот во всей политической ориентации Господина Пскова. Отныне он безоговорочно признал великого князя своим «господином» и поставил свою внешнюю политику в полную зависимость от Москвы. В то же время город сохранил особое положение в составе складывающегося нового Русского государства. Отношения с великим князем строились по принципу: «князь великий свою отчину жалует, мужей псковичей добровольных людей, врекается стояти и боронити за дом святые Троицы и за мужей псковичь». В таких выражениях доложил псковскому вечу посадник Максим Ларионович о результатах своих переговоров в Москве летом 1461 г.³⁰ Две тенденции — признание себя частью Русского государства, с одной стороны, и попытки сохранить основы внутреннего политического устройства феодальной республики — с другой, определяют суть отношений Пскова к Москве в течение ряда последующих десятилетий.

Конкретная связь Пскова с Русским государством осуществлялась посредством псковского князя — наместника великого князя во Пскове. Его роль была двойственной: с одной стороны, псковский князь должен считаться с интересами своего «княжества» и блюсти псковскую старину; с другой — как представитель верховной власти Русской земли, он был обязан проводить политическую линию этой власти.

Первый псковский князь-наместник Иван Васильевич Стрига Оболенский пробыл во Пскове немногим более года — с 23 марта 1460 г. до 31 мая 1461 г.³¹ Его пребывание ознаменовалось пятилетним перемирием с Орденом, заключенным с санкции великого князя. Стрига оставил о себе хорошую память: еще дважды — в 1467 и 1472 гг. — псковичи просили его на княжение. Отъезд Стриги вызвал псковское посольство в Москву, «чтобы печаловался князь великий своею отчиною и дал бы князя». В то же лето во Псков приехал новый наместник — ростовский князь Владимир Андреевич³², последний «великий князь» Ростовский, который зимой 1473/74 г. продал свою половину Ростова великому князю всея Руси³³.