- Антирусская коалиция, складывавшаяся вокруг Новгорода, была разрушена одним ударом. Новгородские послы-с призывом, «чтобы король всел на конь за Новгород», не смогли доехать до Казимира Ягеллончика: пути в Литву были перехвачены. А магистр Ливонского ордена после Шелонской битвы отказался пропустить послов к королю. Еще раньше удалые вятские ушкуйники во главе со своим атаманом Костей Юрьевым совершили небывалый по дерзости набег на Орду. Они спустились по Каме и Волге, врасплох напали на ханскую столицу, разорили ее и с богатой добычей вернулись домой, пробившись через ордынские и казанские заставы.

Трудно сказать, действовали ли вятчане самостоятельно или по предложению Москвы. Но, так или иначе, лучшего трудно было придумать. В канун новгородского похода Орда оказалась парализованной разорением своей столицы. Ахмат не пошел на соединение с Казимиром. Казимир не пошел на помощь новгородским боярам. Орден побоялся выступить. Могущественные покровители господы оказались ненадежными. Можно ли их упрекать в излишней медлительности и осторожности? События развивались слишком быстро, и для врагов Руси — неожиданно. Решением начать кампанию в июне великий князь прочно захватил стратегическую инициативу. Благодаря стремительному походу московских войск к берегам Ильменя и Шелони и быстрому разгрому главных сил боярской республики создалась принципиально новая политическая и стратегическая ситуация, к которой враги Русской земли оказались не готовы. Победа над Новгородом была фактически одержана меньше чем за месяц. Антирусской коалиции выступать было уже поздно.

Известие о победе своих войск Иван Васильевич получил 18 июля на стане в Яжелбицах. Здесь с ним были и трое его братьев, и «царевич» Даниар. Был тут и новгородский посол Лука Клементьев — он просил об «опасе» для приезда других послов. Ведя войну, господа (или, вероятнее, ее умеренное крыло) не прекращала переговоры —такая практика была широко распространена в средневековье. Господа надеялась выторговать приемлемые условия мира. Шелонский разгром перечеркнул все планы.

Восторг по поводу победы принял обычную для средневековья формулу — был дан обет поставить церковь апостола Акиллы, в день памяти которого произошло сражение.

Лука Клементьев был отправлен обратно в Новгород. Великий князь 24 июля прибыл в Русу. Сюда же были приведены пленные.

Перед Иваном Васильевичем стояли посадники, бояре, воеводы, житьи. В его глазах это были не просто военнопленные, подлежавшие по средневековым традициям выкупу или размену по окончании военных действий. Перед великим князем, государем всея Руси, стояли изменники, клятвопреступники, предатели Русской земли. «Вы за короля задаватися хотесте». Дмитрий Борецкий, Василий Губа Селезнев, чашник владычный, Еремей Сухощек и Киприан Арзубьев подверглись «немилостивной», страшной казни. «Секирою отсе» коша им главы, к колоде прикладая», — с содроганием записал псковский летописец.

Было от чего содрогаться. Впервые за всю историю новгородско-княжеских отношений, за всю историю удельных войн и распрей с пленными боярами поступили, как с изменниками. Не равноправные договаривающиеся стороны, и даже не вассалы, защищенные высоким положением, богатством, феодальной традицией,— просто изменники, вот кем были в глазах великого князя руководители новгородской политики, подписавшие договор с польским королем.

Посадник Василий Казимир и 50 «лутчих» новгородцев были отправлены в Москву и в Коломну — в тюрьмы, где в средние века содержали пленников.

«А мелких людей велел отпущати к Новгороду». Не вассалы — подданные Русского государства, вот кто такие были в глазах Ивана Васильевича новгородцы. «Злу заводчики» были наказаны. «Мелкие», «меньшие» люди, уцелевшие от гибели на Шелони «плотницы и горчары» — отпущены с миром к своим очагам. Великий князь, государь всея Руси, строг, но милостив. Ему свойственен ясный, незамутненный, здравый смысл. Он хорошо понимал, с кем имеет дело. Он знал, кто его враги в Новгороде, а кто — потенциальная опора. Посадники и бояре, богатые житьи, хозяева Новгородской земли... С ними ли можно рассчитывать на прочный мир, на их безусловное подчинение, на их превращение в подданных, в подвластных великому князю слуг? Захо: тят ли они отказаться от своей власти, богатства, авторитета? Ответ на этот вопрос было найти не так уж трудно. А вот «мастери всякие, спроста рещи плотницы и горчары и прочий», те, у которых «и на мысли... того не бывало, что руку поднята противу великого князя», жившие в своих маленьких домиках на новгородских улицах, под властью бояр и посадников, — выступят ли они еще раз под знаменами этих посадников? Они не опасны. Они не выступят е феодальными претензиями, не потребуют в держание городов и сел, не перейдут на сторону католического короля. Как тысячам и тысячам русских людей, им нужны мир и тишина, нужна безопасность от вражеских ратей, от боярских усобиц и смут. Чтобы день за днем, год за годом, поколение за поколением делать свое нехитрое, но жизненно важное дело— кормить Русскую землю, строить ее, оборонять от врагов. Тысячи и тысячи таких людей — сила, опора нового государства, его надежда в трудную минуту. Пусть идут с миром по своим домам.

Казнь бояр-изменников и отпуск на волю пленных «мелких» людей — не менее важное событие для будущего, чем страшный разгром на Шелони. Впервые обозначилась ось, вокруг которой десятками лет будет вращаться великокняжеская политика в Новгородской земле. Прежние князья-сюзерены видели Господин Великий Новгород в целом, сверху и как бы со стороны. Новый великий князь, государь всея Руси, разглядел разные слои новгородского общества. Боярам — одно, «меньшим»— другое.

Как и следовало ожидать, весть о Шелонском разгроме усилила междоусобную борьбу в новгородском обществе. «И бысть в Новегороди молва велика, и мятежь мног, и многа лжа неприазнена». Политика «литовской» партии поставила Господин Великий Новгород перед катастрофой. Московские и псковские войска выходили на ближние подступы к городу, взятому в кольцо

Были приняты элементарно необходимые меры обороны: учреждена «сторожа многа по граду и по каменным кострам (башням.— Ю. А.) на переменах, день и ночь». Сожжены все посады около города, а также пригородные монастыри — Зверинский, Онтонов, Юрьев, Рождественский. Сожжено было и Городище — обычная резиденция великих князей. Каменные и деревянные постройки вблизи городских укреплений могли послужить хорошим укрытием для противника. Так же жгли новгородцы свои посады в страшную для них зиму 1386—1387 года, когда на их город надвигалась рать Дмитрия Донского. Тогда было сожжено 24 монастыря. Но от Донского удалось откупиться, все осталось тогда по-старому.

Город готовился к осаде. «И много бысть новгородцемь пагубы». Как всегда, под защиту городских стен сбежались окрестные жители, даже из Русы. Но в городе не оказалось запасов ~=-«не бысть ржи на торгу в то время, ни хлеба. Только пшеничный хлеб, и то по оскуду». Начался голод.

Междоусобица нарастала. «И разделишася людие, иней хотяху за князя, а инии за короля за Литовьского». Началась «молва» на «лучших людей»—это они «при-ведоша великого князя на Новгород». «Суди им, зачинающим рать и обидящим нас»,— замечает по этому поводу летописец.

Некто Упадыш со своими «единомышленниками» заколотил железом пять пушек на городской стене. Рассказ о казни «переветника» летописец сопровождает нравоучением: «хощеть и богатитися, впадають во зло». Летописец не сомневается в подкупе Упадыша («на "мьзды ли предавши врагом Новгород»). Вполне возможно, так оно и было. Но сам по себе этот факт с несомненностью свидетельствует о начинающемся моральном разложении защитников города, об упадке воинского духа, нравственности и дисциплины. А ведь осада еще не началась! На улицах города вспыхивали пожары. Горело на Яковле улицы, на Боркове (где жили Борецкие), на Кузьмодемьянской...

Нет, не готов был город к осаде, к борьбе не на жизнь, а на смерть.