Не ограничиваясь обращением к архиепископу и посадникам, Иван Васильевич послал на вече своих бояр— Федора Давыдовича Хромого и Ивана Борисовича Тучка Морозова — они должны были потребовать от новгородцев, «чтобы дали своих приставов на тех оби-дящих братью свою». И новгородцы дали приставов, двух подвойских, «и велели тех бояр насилующих с приставы великого князя позвати перед великого князя».
Новгородская конституция соблюдалась. Посадники и бояре, обвиненные в тяжких преступлениях, явились на Городище в сопровождении не только великокняжеских, но и новгородских приставов.
Наступило утро воскресенья, 26 ноября. И «обидя-щеи, и обиДеныи» — все были поставлены перед- великим князем на Городище. Начался суд. Процедура суда XV века хорошо известна из многочисленных памятников. Он происходил гласно и открыто. Судья по очереди задавал вопросы тяжущимся сторонам, выслушивал их аргументы, а потом произносил свой приговор. Так было и на этот раз. В присутствии архиепископа и новгородских посадников великий князь после прений сторон вынес свой вердикт: «жалобников оправил, а тех всех, кои находили, и били, и грабили, обвинил».
Тут же были взяты под стражу главные обвиняемые— Василий Онаньин, Богдан Есипов, Федор Исаков и Иван Лошинский. А все прочие были отданы архиепископу «на поруки на крепкие» «в полутора тысяче рублей». Суд на Городище закончился.
Это был черный день боярской республики, удар, от которого она уже не могла оправиться. Сохранилось вече. Сохранились посадники и тысяцкие. Но все это не имело теперь почти никакого значения. Новая власть решала теперь судьбы новгородцев, новый, великокняжеский суд защищал теперь их права, оправдывал «обиденых» и карал виновных.
Но не только уголовные преступления совершали новгородские посадники и бояре. В тот же день, 26 ноября, великий князь «выслал от себе вон» и велел «пои-мати» (взять под стражу) Ивана Офонасова с сыном Алферием: они «мыслили Великому Новугороду датися за короля». Невозможно установить, насколько это обвинение было обоснованным. Можно только сказать, что оно было вполне правдоподобным. Новгородские бояре были и оставались врагами великого князя. В сущности, у них не было другого выхода. «Датися за короля» не могло не быть желанной перспективой во всяком случае для многих из них.
Суд на Городище, взятие под стражу степенного посадника и авторитетнейших представителей господы не м-огли не произвести сильнейшего впечатления на весь Великий Новгород. Все сторонники старого порядка, вечевой «пошлины», все, кто мало-мальски разбирался в происходящем, не могли не увидеть смертельной угрозы, нависшей над боярской республикой. Ведь у взятых под стражу бояр были свои многочисленные приверженцы, ведь они были тесно связаны со своими кланами со своими концами. На третий день после суда к великому князю явилась депутация.
Архиепископ Феофил и посадники били челом от всего Великого Новгорода, т. е. от веча, «о изниманных боярех», «чтобы пожаловал, смиловался, казни им отдал и на поруку их дал». Но все было напрасно. Заявив просителям: «Ведомо тебе, богомольцу нашему, и всему Новугороду, отчине нашей, колико от тех бояр и наперед сего лиха чинилося, а нынеча что ни есть лиха в нашей отчине, то все от них чинится...» — Иван Васильевич в характерной для себя манере поставил перед ними риторический вопрос: «Ино како ми за то их лихо жаловати?»
Ни «богомолец», ни посадники на этот вопрос ответить не смогли. Осужденные бояре в тот же день были в оковах отправлены в Москву.
Смертельно раненная, боярская республика билась в тяжелых конвульсиях. Приехавшие в. Новгород в эти же дни псковские послы (Господин Псков послал их к великому князю «бити челом о том, чтобы... держал Псков, свою вотчину, в старине») свидетельствуют: з четверг, 30 ноября, с наступлением ночи «бысть чюдо дивно и страха- исполнено». «Стряхнувшеся Великан Новгород против князя великого». Всю ночь была тревога («пополох») «по всему Новуграду». А «мнози вер-нии», наделенные достаточно сильным воображением, видели даже, «как столп огнян стоящь над Городищем ' от небеси до земли, тако же и гром небеси».
Опять, как в 1460 году, бурлил старый вечевой город. Опять Городище стало объектом пристального, недоброго внимания врагов Москвы. Но ночь кончилась, и с ней кончился «пополох» — и «по сих ко свету не бысть ничто же». Ярость бояр и их сторонников оказалась бессильной. Она не привела к восстанию новгородцев. Далеко не все горожане сочувствовали боярам, «пойманным» за наезд и разбой на улицах города. Слишком глубоко зашли противоречия между боярскими кланами и массой рядовых членов городской общины. Противники великого князя оказались в меньшинстве. Поднятая ими волна гнева, возмущения и страстей не выплеснулась за пределы словесных угроз и тревожной агитации. Возбужденное народное море, успокаиваясь, возвращалось в свои берега.
На следующий день, в пятницу, 1 декабря, на Городище прибыла еше одна депутация. Это было, вероятно, результатом событий предыдущей ночи. Вместе с архиепископом приехали посадники во главе с Василием Казимиром, и тысяцкие, и бояре, и житьи. От имени всего Великого Новгорода они били челом о Григории Тучине и других, взятых на поруки владыкой: чтобы великий князь «тем винным людям казни отдал», взыскав с них убытки и оштрафовав. И Иван Васильевич, мастер практической психологии и политического такта, «богомольца для своего, владыки, и отчины своей ради, Великого Новгорода» пошел на этот раз навстречу челобитчикам. Уплатив огромные убытки обиженным и еще штраф великому князю, Григорий Тучин и его «товарищи» были отпущены на свободу. Господа смогла перевести дух.
Сообщение московского летописца о дальнейших событиях — это перечень пиров, даваемых в честь великого князя, и подарков, ему подносимых. 6 декабря он «ел и пил» у князя Василия Шуйского. 14-го — пировал у владыки. На следующий день — «пир у Казимера». 17-го — у Захарья Григорьевича Овина, посадника Плотницкого конца. 19-го —у степенного тысяцкого, Василия Есипова (летописец по ошибке назвал его посадником). 21-го —у Якова Короба, посадника Неревского конца, брата Василия Казимира. 23-го — у Луки Федорова, на Прусской улице. Рождество, 25 декабря, ознаменовалось пиром у самого великого князя на Городище. Впервые за месяц принимал он своих новгородских подданных. Были и архиепископ, и князь Василий Гребенка Шуйский, и посадники, и тысяцкие все, и житьи люди, и купцы «многие». «И пил с ними долго до вечера». 28 декабря дала пир Настасья, вдова посадника Ивана Григорьевича с Прусской улицы, а 30-го — посадник Фефилат Захарьинич, с той же улицы. 1 января — пир у Якова Федорова, в Плотницком конце. Через два дня — в Словенском конце, у Луки и Василия Поли-нарьиных. На следующий день — пир на Прусской улице, у Александра Самсонова, 6-го — у нового степенного посадника Фомы Андреевича Курятника, в Словенском конце. 14-го — в Плотницком конце, у Кузьмы Григорьева, брата Захария Овина, 19-го владыка в третий раз давал пир в честь великого князя. Шесть недель непрерывного, казалось бы, праздника на этом закончились. Государь всея Руси готовился отбыть в свою столицу.
Каких только подарков не получил он в «своей отчине» Новгороде. «Поставы» ипрского (фландрского) сукна, восточная камка, кречеты, соколы, породистые кони, «рыбьи зубы», золотые ковши, серебряные блюда и рога, окованные серебром, «сорока» соболей, бочки вина, золотые корабленики... Одних кораблеников было около тысячи двухсот. А еще в кратком перерыве между пирами степенный посадник Фома Андреевич и степенный тысяцкий Василий Есифович «ударили челом»: от «всего Великого Новагорода явили тысячу рублев».
Щедрость гостеприимных хозяев — не их личная добродетель. Пиры у посадников носили прежде всего политический характер. Не от своего имени — от имени своих кончанских общин принимали и одаривали они великого князя. Боярство Великого Новгорода демонстрировало свою политическую мощь, прочность своих связей с городской общиной. Целью этой демонстрации было, без сомнения, соглашение с великим князем на началах приемлемого для боярства компромисса. Еще в Коростыни, согласившись признать великого князя «господином» и передать ему все внешнеполитические функции республики, господа сохранила в своих руках внутреннее управление Новгородской землей, свое положение в городе и пятинах. Суд и управа на Городище з тот страшный для новгородской «старины и пошлины» день 26 ноября были сильным ударом по надеждам боярства. Почва под его ногами начала явственно колебаться. В этих условиях наиболее желательным для господы было бы примирение с великим князем, подчинение ему в расчете на его милость: на то, что он согласится сохранить статус-кво в административном управлении Новгородом, не будет вмешиваться в поземельные дела, ограничится наказанием наиболее одиозных, наиболее скомпрометировавших себя фигур. Необходимо было заручиться доброжелательством великого князя, расположить его к себе, выставить себя перед ним з наиболее выгодном свете. Посадники, главы кончанских общин, бояре, житьи, купцы, все «лучшие люди» Новгорода наперебой рвались на Городище продемонстрировать свою лояльность, заслужить благорасположение. Но не только новгородская элита, хозяева города — «и молодые люди с поминки многые у него с челобитьем были». За долгие недели Городищенского стояния перед главой Русского государства прошли со своими дарами и челобитьями представители всех слоев новгородского общества. Из этого нельзя было не извлечь многих ценных наблюдений и выводов о социальной структуре, о внутренних противоречиях, о расстановке политических и общественных сил в великом старом городе.