Житьи люди просили, чтобы и дворян великого князя, и новгородцев судили наместник и посадник не на Городище, а в самом Новгороде.

Нетрудно увидеть, что суть предложений новгородской делегации — максимальное сохранение старых порядков. Великий князь мог приезжать в свою «отчину» не по усмотрению, а только в назначенное время. Сбор доходов с новгородских земель оставался в руках боярства — оно только выплачивало великому князю определенную сумму, да и то раз в четыре года. Судебные функции великокняжеского наместника регламентировались и ограничивались— он мог судить суд только в самом городе, а не в своей резиденции на Городище. Он не мог осуществлять контроль ни над судом посадника, ни над судом владыки, а сам без посадника судить не мот. Особо оговаривалось запрещение судить новгородцев в Москве—и этим косвенно осуждалась недавняя практика великого князя. По существу дела, беярские власти в Новгороде думали ограничить свои уступки формальным признанием «государского» титула великого князя.

Между тем великокняжеские войска приближались к Новгороду. В ночь с 24 на 25 ноября, перейдя через Ильмень по льду, полк князя Семена Ряполовского вышел на левый берег Волхова и овладел Юрьевым и Ар-кажским монастырями. Одновременно на правой стороне Волхова князь Данила Холмский вышел к Городищу и овладел предместьями на правом берегу. Новгород оказался в блокаде.

25 ноября великий князь через своих делегатов передал ответ новгородцам. Ответ состоял из трех основных пунктов. Великий князь обвинял новгородцев в оскорблении: послав к нему с предложением титула «государя», они затем отказались от своих слов. Этот пункт в ответе был развит наиболее подробно — он рассматривался как причина похода. Второй пункт ответа касался новгородских «нятцев». Перечислив «вины» бояр, осужденных на Городище, «наезды и грабежи, животы людски отнимаа и кровь крестианскую проливая», великий князь напомнил одному из членов новгородской делегации, посаднику Луке Полинарьину: «...а ты... сам тогды был в истьцех». Как и следовало ожидать, в просьбе освободить «нятцев» было отказано. Третий пункт ответа заключался в многозначительной фразе главы московской делегации: «Восхощет... отчина наша Новгород бити челом, и они знают, отчина наша, как им... бити челом». Новгородские предложения даже не обсуждались. После этого владыке и другим делегатам оставалось только просить пристава проводить их до города. Первый раунд переговоров показал полную несовместимость принципиальных позиций сторон.

27 ноября великий князь с главными силами перешел через Ильмень и встал у Троицы на «Паозерье», в селе Ивана Лошинского. Вокруг всего Новгорода, на левом и на правом берегу, тесным кольцом расположились великокняжеские полки. Началась осада города. 1 декабря на «Паозерье» начался второй тур переговоров. Новгородская делегация явилась в том же составе, а московская пополнилась боярами Федором Давидовичем и князем Иваном Стригой Оболенским.

Переговоры возобновились с нового челобития архиепископа о мире. Повторив почти дословно свое предыдущее челобитье, владыка на этот раз, однако, не упомянул об освобождении «нятцев». После этого новгородские делегаты били челом, чтобы «государь пожаловал, указал своей отчине, как... ему своя отчина жа-ловати». На этот раз новгородцы ничего не требовали, ничего не предлагали, а только хотели узнать конкретные требования великого князя.

Ответ, который они получили, был столь же малоконкретен, сколь и неутешителен. Великий князь просто повторил то, что ответил в предыдущий раз. Вопрос о «нятцах» был опущен, но новгородцы по-прежнему обвинялись в оскорблении, по-прежнему подчеркивалось, что «они знают, как бити челом».

Новые и новые полки стягивались к городу. Вассальный отряд Даниара, углицкий полк князя Андрея Большого, тверской воевода со своим полком. Кольцо осады становилось все плотнее.

б декабря новгородская делегация в третий раз явилась на переговоры. На этот раз началось с того, что новгородцы «повинились»— признались, что посылали «Назара да Захара», а потом-де «пред послы великого князя» от того отреклись. Это было важной принципиальной уступкой — новгородцы соглашались с обвинениями в их адрес, брали на себя вину в возникновении конфликта. Фактически Великий Новгород соглашался принять ответственность за интриги боярской группировки, спровоцировавшей мартовское посольство.

Капитуляция в этом вопросе открывала возможность дальнейших переговоров. Великий князь впервые предъявил свое основное требование: «Хотим государства своего, как... на Москве, так хотим быти на отчине своей Великом Новегороде». Эта краткая формула звучала зловеще. Ведь она в буквальном смысле означала ликвидацию всего того, что отличало Новгород от Москвы, всех тех черт общественного и политического строя, которые составляли суть феодальной республики.

Неудивительно, что на четвертую встречу, 7 декабря, новгородская делегация явилась в расширенном составе. Кроме посадников и житьих в нее впервые вошли «черные люди»—по одному от каждого конца. Наступил решающий момент в ходе переговоров.

Новгородцы изложили свои новые предложения. Яков Короб просил, чтобы наместник судил с посадником. Фе-филат Захарьин по-новому сформулировал пункт о доходах великого князя: «На всяк год... со всех волостей новгородских дань с сохи, по полугривне новгородской». Лука Федоров согласился, чтобы пригороды новгородские великий князь «держал» своими наместниками, но, при условии, чтобы суд был «по старине». Наиболее существенные предложения изложил Яков Федоров: «...чтобы... князь велики вывода не учинил из Нового-родскые земли. Да и о вотчинах боарьскых и землях, чтобы государь не вступался. Да и позвов бы... московскые в Новгород не были». Наконец, «все» (т. е., очевидно, и житьи люди, и «черные» от имени «всего Новгорода») били челом, «чтобы в Низовъскую землю к Берегу службы нам, новогородцем, не было. А которые рубежи и сошлися здесе с новогородскыми землями... мы... ради (рады.— Ю. А.) того боронити».

Присмотримся внимательнее к заявлению новгородской делегации 7 декабря. Оно сильно отличается от того, что новгородцы предлагали в начале переговоров. Сняв вопрос об отпуске на волю осужденных бояр, признав свою вину в «оскорблении» великого князя, они теперь делают дальнейшие, весьма важные уступки. Это, во-первых, согласие на ежегодный сбор великокняжеской дани со всех новгородских волостей, во-вторых, назначение великокняжеских наместников на пригороды. Установление постоянной великокняжеской дани с каждой «сохи» (соответствующей примерно трем крестьянским хозяйствам) означало существенное перераспределение доходов с новгородских погостов — отныне значительная часть этих доходов должна была идти не Великому Новгороду, а в великокняжескую казну. А это ухудшало материальное положение рядовых горожан и усиливало влияние великокняжеской власти на смердьи общины.

Появление наместников на пригородах означало фактически подчинение этих пригородов Москве и могло привести к разрыву их традиционных связей с Новгородом. Понимая это, господа тут же делает существенную оговорку о «старине»—сохранение прежних судебно-административных порядков на пригородах ограничивало власть наместников и поддерживало связь пригородов с метрополией.

Особо важное значение имели вопросы, поднятые Яковом Федоровым. «Вывод» из Новгородской земли, т. е. переселение на новые места, в другие уезды Русской земли, — вот чего опасалось боярство. Основания для таких опасений были. Новгородские бояре, несомненно, знали, что, например, при ликвидации Ярославского княжества в 60-х годах многие бывшие служилые люди я росл а в1 -ских князей были «пожалованы» землями взамен своих прежних вотчин.

С вопросом о «выводах» был связан другой, наиболее жизненно важный — о «вотчинах боярских и землях», о неприкосновенности новгородского феодального землевладения. Получая ежегодную дань со всех «сох», управляя пригородами, великий князь должен был ни в коем случае не «вступаться» в святая святых новгородской элиты, не разрушать веками сложившейся основы боярского могущества.