На залитой тропическим солнцем городской площади у подножия башни с часами стоит черная чугунная статуя худого человека со скрещенными на груди руками. Если пройти влево, туда, где бурая вода речки тихо бьется о стенку набережной, глазам предстанет такая же статуя, но уже в белом камне. На постаменте — надпись: «На этом историческом месте 29 января 1819 года высадился сэр Томас Стамфорд Раффлз и прозорливо переменил судьбу Сингапура, превратив его из крошечной рыбацкой деревушки в огромный порт...»

Так и было. После сделки, в результате которой остров стал собственностью Ост-Индской компании, деревушка с несколькими десятками жителей обернулась портом. С невероятной скоростью сколачивались причалы, склады, пакгаузы. Город еще не был нанесен на карты, а сюда уже хлынули толпы людей всех национальностей и профессий. Свободный порт у входа в Малаккский пролив сулил тысячи возможностей и для изгнанников, искавших приюта, и для безработных, жаждавших найти занятие.

Город Льва (1 О происхождении названия Сингапура подробно рассказано в очерке Ю. Савенкова «На семи ветрах» (см. «Вокруг света» № 11, 1974 г.).), Сингапур, еще не был признан официально (в Лондоне шли переговоры между Голландией, считавшей пока территорию острова своей, и Англией, уже понявшей, какие доходы может дать будущая колония), а население его наращивало новые тысячи людей.

Сказочный рост города-порта объясним легко: корабли, плывущие из Тихого океана в Индийский, чаще всего идут через Малаккский пролив. Тут-то и ждал их Сингапур: отдых, пополнение запасов воды и продовольствия, склады, магазины... Город, родившийся на острове на скрещении морских путей, стал конгломератом различных культур Азии. Люди, которые стекались сюда из Индии и Китая, привозили в память о родной земле свои книги, обычаи, своих богов, — а берегли это так, что традиции, подчас умирая на родине, выживали здесь. Выжив, перемешивались самым необычайным образом. И давно уже с чьей-то легкой руки Город Льва получил имя «этнографического музея Азии». Я прожил в Сингапуре год, стажируясь в университете Южных морей. Срок — и большой и маленький, как посмотреть. Достаточно большой, чтобы полюбить этот город, и слишком маленький, чтобы претендовать на роль гида «музея». До сих пор в памяти несхожие картинки жизни индийцев — носильщиков кавади, малайских рыбаков, китайских рикш. Каков же Сингапур? Разный... Это невнятное на первый взгляд слово — пожалуй, самая точная характеристика города, где я жил и учился.

Трехликий Субраманиам

В тот день Сингапур вдруг сразу стал индийским. На улицы вышли сотни мужчин в цветных узорчатых рубашках, женщин в сари, украшенных гирляндами жасмина. Цветы свисают с кровель храмов, усыпают тротуары, плавают в больших ведрах с напитками. Праздник называется Тайпусам. Его отмечают каждый год в дни полной луны десятого месяца. В тамильском календаре этот месяц носит имя «Тай». А «Пусам» — название звезды, перед которой в определенный день проходит Луна. Вот и получается — Тайпусам. Интереснейшая особенность праздника — это ритуал, связанный с кавади.

...По улице движется плотная толпа людей — над головами мелькают руки с фотоаппаратами. В центре толпы — еще выше фотоаппаратов — плывет, покачиваясь, большое ажурное сооружение — нечто вроде полукруглой клетки из металлических прутьев, увенчанной изображением бога Субраманиама. У бога три зеленые слоновьи головы с красными глазами, и олицетворяет он добродетель, юность, отвагу, силу... Железная клетка — это и есть кавади. Она украшена пальмовыми листьями, цветами, павлиньими перьями (павлин — «личная» птица Субраманиама, его часто изображают верхом на ней, с золотым копьем в руке). Завороженно смотрел я на носильщика кавади: руки его были прижаты к бедрам, а изогнутые дугой железные прутья, поддерживавшие конструкцию, впивались прямо в тело: в грудь, лопатки, плечи...

Индиец идет осторожно, словно канатоходец, — балансирует под железным сооружением: уронить его — позор, который можно будет смыть только через год, в следующий Тайпусам, опять-таки водрузив на себя кавади. Потрясенный увиденным, я не сразу воспринимаю, что вопли толпы, хлопки в ладоши и звон колокольчиков подчинены единому ритму и человек с клеткой идет, чуть пританцовывая. Щеки его насквозь проколоты острой стрелой, кожу пронзают серебряные крючки и иголки — так доказывается истинность веры.

Добровольный мученик со 112 иглами под кожей, шагающий пятикилометровым путем от храма Перумаль на Серангун-роуд до храма Шри-Дхандаютапани на Тэнк-роуд, — отнюдь не фокусник. Это инспектор портовых складов Вхаскаран, давший обет нести кавади в честь бога Субраманиама. И другие мужчины, тащившие на себе в этот день «Склаву кавади», «Идумбан кавади», также выполняли обеты. Кто-то взвалил на себя клетку в благодарность за полученную работу, кто-то замаливал совершенный грех, третий доказывал свою верность Субраманиаму. «Мой» же индиец, как я узнал позже, таким образом выражал благодарность за выздоровление своего больного сына. И если мученик почувствует боль, если из-под иглы польется кровь — значит, «вера его не тверда».

Процессия пересекает канал Стамфорд и движется по Форт-Каннинг-роуд, очищенной от транспорта. Полиция в поте лица загоняет зрителей за канаты: толпа чего доброго может помешать выполнению обета.

Мне повезло: я оказался в кучке людей рядом с кавади. Поэтому за канаты меня загнать не успели, и почти весь путь я иду следом, наблюдая, как время от времени младший жрец выдергивает у Бхаскарана одну-две иглы, и я вижу, вижу собственными глазами, что они отточены, входят в тело глубоко и на месте уколов не показывается ни единой капли крови.

Когда процессия подходит к храму, из разных улиц показываются новые железные решетки — вторая, пятая, двенадцатая... Носильщики кавади выстраиваются в очередь перед храмом, где состоится торжественное богослужение и подношение даров статуям богов.

Как получается, что индийцы идут километры и «не замечают» впившихся в тело игл и прутьев? Трудно дать объяснение этому феномену. Известно, что две-три недели перед праздником индиец соблюдает строгий пост, готовя себя к подвигу во имя веры. Известно, что утром в день Тайпусама носильщик кавади совершает особый ритуал — возможно, своего рода сеанс аутотренинга. Известно, что специально назначенный человек, помогающий носильщику надевать кавади, — мастер своего дела, и всю операцию он старается провести так, чтобы причинить как можно меньше страданий. Судя по всему, в. ту минуту, когда в тело вонзаются металлические стержни, человек уже находится как бы в полусне. Наконец, есть признание одного из героев дня — Бхаскарана, которого не оставили вниманием местные репортеры: «Это похоже на то, как если бы вы увидели вдали маленькую звезду, которая вдруг начинает расти и становится больше и больше, и вот она уже окутывает тебя, а потом... потом уже ничего нельзя вспомнить».

Не меньшее удивление вызывает и облик «виновника торжества» — бога Субраманиама (его еще называют Веланом, Муруганом, Кумараном и т. д.). Все дело в том, что традиционно он изображается не со слоновьей головой, а с самой обыкновенной человеческой, как можно судить, например, по его скульптуре в храме Манмата Карунешвера. Вот старший брат Субраманиама, бог мудрости Ганеш, — другое дело. У него голова действительно слоновья, правда, одна, зато рук — две пары. Праздник Ганеша тоже существует, он проводится в Индии (и в Сингапуре) в апреле — мае, но на Тайпусам совсем непохож. В этот день индийцы лепят из сырой глины фигурки, втыкают в них крошечные зонтики и бросают в океан. С другой стороны, праздника Субраманиама в Индии уже не встретишь: специальным указом правительство запретило носильщикам кавади уродовать себя, загоняя под кожу металлические иглы и прутья. Возможно, обычай этот сохранился в одном только Сингапуре, и то видоизменившись: облики братьев-богов слились в один образ, но на порядок церемонии это, впрочем, нисколько не повлияло.