Конечно, «суп из трех ароматов» или «борьбу тигра с драконом» здесь не найдешь — это большая роскошь, — но сесть за столик можно смело: китайский повар никогда не накормит невкусно. Даже самая обычная лапша с креветками и зеленью или цыпленок с рисом будут удивительно хороши.

Хозяин колдует у надраенной по блеска жаровенки. На стене — рекламный плакат, предлагающий зубную пасту или шоколад. И вдруг в углу замечаешь свиток с ликом древнего китайского мудреца, перед которым горят курительные свечи... «Здесь, за несколько тысяч километров от родины философа, умершего в пятом веке до нашей эры, горят золотом иероглифы, образующие известную фразу: «Не беспокойся о том, что люди тебя не знают, а беспокойся о том, что ты не знаешь людей».

Выйдя из ресторана, иду дальше. Новая лавочка — новый запах; китайская аптека. Китайская потому, что, кроме витаминов, пенициллина и тому подобных достижений науки, лежат здесь женьшень, оленьи панты и даже «рог единорога». Кто таков единорог, совершенно неясно, но рог лежит на видном месте: желтый, твердый, завитый винтом. Принадлежал он скорее всего нарвалу, хотя кто знает? Китайская традиционная медицина, секреты которой передаются из поколения в поколение, в Сингапуре не умирает. Здесь есть школы по подготовке врачей китайской медицины, и назревает идея о создании такой же школы под руководством министерства здравоохранения.

...Это было случайно: трясясь вечером в автобусе, я увидел в окно зарево огней и темные толпы народа. «Прекрасный мир», обычно сонный и гибнущий, ожил. Под тентами горели гирлянды китайских фонариков, освещая товары. С шумом, музыкой, криками продавались рубашки, очки, ткани, магнитофонные кассеты, пластинки. Прикатили свои тележки торговцы сладостями, мороженым и водой, разожгли очаги хозяева кабачков. Окруженный толпой гадатель чертил на асфальте каббалистические магические квадраты с иероглифами. Моим глазам открылся традиционный ночной рынок — палатки и навесы, огоньки и запахи, протяжные мелодии, скачущий, какой-то даже «насморочный» говор и смех.

Может быть, я и поверил бы, что это действительно «прекрасный мир», если бы не знал других обстоятельств. «Чайнатаун» — «Китайский город» — это вотчина подпольных дельцов и торговцев наркотиками.

Именно в его кварталах в результате облав постоянно выявляются сотни наркоманов. Именно здесь то и дело раскрывают организации китайской мафии — подпольные банды. В 1974 году особый отдел местных спецслужб изловил 21 банду, в 1975 — 33, в 1976 — 34. За последние три года в Сингапуре было приведено в исполнение более 100 смертных приговоров за крупнейшие операции с наркотиками. Число преступлений, связанных с продажей и перепродажей героина, опиума, марихуаны, растет из года в год.

А чего стоит хотя бы одна из улиц «Чайнатауна» под недвусмысленным прозвищем «Воровской рынок»! Здесь не только сбывают краденое: тут изготавливают пиратским методом и продают кассеты, пластинки, пришивают ярлыки известных фирм на только что сшитые джинсы и рубашки. Вскоре после той волшебной ночи мне сообщили, что на «Воровском рынке» была произведена традиционная облава. Из захваченных у торговцев зажигалок, часов и тому подобных «мелочей» многие были сразу же опознаны владельцами — туристами или местными лавочниками...

Что за экраном?

Было в средневековом Китае поверье: чтобы в дом не влетела потусторонняя сила, надо поставить во дворе каменную стенку-экран на прямой линии между воротами и дверью в комнаты. Считалось, что дух, проникший в ворота, ткнулся бы мордой в преграду и повернул обратно. Облететь же экран ему не по силам, поскольку согласно поверью духи летают только по прямой.

Почему речь зашла о духах? Скорее, не о них, а об экране. Том самом, который этих духов отражает...

Сингапур во многом зависит от туризма. А туристу, приехавшему сюда, нужны не только знаменитые магазины — ему требуется экзотика. Поэтому возят людей с фотоаппаратами к раскрашенным храмам, «кормят» национальными танцами... на подмостках кабаре; ставят у входа в отель бородатого пакистанца, одетого под великого визиря в полном облачении (на 35-градусной жаре!). Есть наконец шоу, где за 45 минут демонстрируются ускоренным темпом индийское заклинание змей, китайский «львиный танец», малайская борьба. Именуется это трехдолларовое представление труднопереводимым термином «Инстант Эйша» — «Мгновенная Азия», — термин тот же, которым называют быстрорастворимый кофе.

Все это — экран.

Как голодный дух, турист упирается в него носом и летит, отраженный, обратно по изведанному уже маршруту — остров Сентоза, магазины, индийский обед, китайский завтрак...

За экраном остается экзотика настоящая, нетоварная, неожиданная. Вот хотя бы «Саравак».

Там, где Букиттима-роуд дугой эстакады взмывает вверх, чтобы пропустить под собой Адам-роуд, за густой стеной колючих кустарников располагается это заведение: круг из каменных плит, в которые вмонтированы маленькие грибки — стулья, средние грибки на толстой ножке — столики, высокие тощие грибки — навесы для защиты от солнца. По краям круга кухоньки с шипящими очагами. Лавочки весьма замечательные: в каждой едва повернешься, но сколько всякого добра помещается буквально в четырех кубических метрах! Здесь плита с двумя конфорками, несколько кастрюль и сковородок. Над плитой что-то вроде стеклянного шкафчика, и в нем все меню хозяина: лапша, бутылочки с томатным, соевым и перечным соусами, огурцы и другие овощи, плошки с зеленью.

В одной из стен встроен маленький холодильник, и стоят там разные прохладительные напитки. Противоположная стена — полки с сигаретами, зубной пастой, сладостями, спичками. Это еще не все: под потолком на веревках висит гирлянда свежих газет и журналов.

Собственно, таких ресторанчиков-малюток в Азии множество. Но, пожалуй, только в Сингапуре можно, сев за каменный столик-гриб, увидеть прямо перед собой харчевенку с висящими близ очага сушеными, похожими на восковые муляжи, утками и красными китайскими колбасами. Справа доносится запах баранины из лавчонки, помеченной звездой и полумесяцем, а повернув голову влево, встречаешься глазами с сияющим индусом, колдующим над очагом. Три разных кухни — на выбор...

Туристы, вкусившие уже «экранной» экзотики, сюда, как правило, не добираются. Европейцев в «Сараваке» я встречал очень редко.

В конце концов нам стало знакомо каждое лицо, и нас — меня и моих друзей-студентов — считали своими. Продавец воды, мороженого и фруктов, китаец Ван, узнал, что мы говорим на «мандарине» — пекинском диалекте, — и с того дня мы регулярно обменивались приветствиями в традиционном духе: «Хао ма?» — «Хао, лаобань, хао» («Здоровы?» — «Здоров, хозяин, здоров»). Китайский язык просто-таки грамматически требует особой уважительности к старшим.

Был у нас и другой приятель — малайский юноша по имени Амин. Обязанности парня были несложны, но многочисленны: мыть полы и столы, разносить клиентам тарелки и бутылки, зазывать посетителей. Амин часто садился ко мне, брал сигарету и начинал серьезную мужскую беседу. Окончил он начальную школу и мог весьма сносно объясняться на английском. Говорил о Сингапуре, о малайской кухне, о своем будущем. Отец его работал на верфи, как и многие малайцы, но сам юноша вроде бы не испытывал сильного желания идти по следам отца. «Прикипев» к «Сараваку», он собирался остаться здесь всерьез и надолго.

— Мне осталось всего три года до совершеннолетия (для наглядности на край стола легли три пальца), и тогда я получу лицензию на торговлю. Представьте себе — я буду молодым хозяином здесь, в «Сараваке»!

— А во что это обойдется? — спрашиваю я, и в ответ слышу тяжкий вздох:

— Надо заплатить триста долларов (три пальца снова постукивают по краю стола, подчеркивая важность сказанного). И потом надо еще арендовать лавку, купить сковородки и все прочее... (отгибается четвертый палец, потом — нерешительно — пятый). Но я уже успел скопить сто пятьдесят пять!..