Дядя Макарий закусил губу. Я тоже так делаю, когда хочу сдержать сильную боль. Я расстроил его?

— Юра, ты поставил чайник?

— Хотите чай пить?

— Посуду надо вымыть.

Я промолчал. Зачем дядя лезет не в свое дело? Придет с работы мама и вымоет всю посуду. Так у нас с ней заведено. Но, оказывается, дядя не такой человек, от которого легко отделаться.

— Поставь чайник. Я сам вымою.

Скрипнула входная дверь. Только один Баскет умеет приходить так некстати. Услышит, что меня воспитывают, и разнесет завтра по всей школе. Хлебом его не корми, а только дай вдоволь поболтать.

— Можно к вам?

— Входите смелей! — пригласил дядя Макарий.

В комнату шагнула Настя Вяткина. Вот кого я никак не ожидал увидеть! На голове по-прежнему красуется серая каракулевая шапочка, а на груди приколота большая круглая брошка с красными камнями. Я не мог удержаться и улыбнулся: брошка большая, как чайное блюдце.

— Здравствуйте! — сказала негромко Настя.

— Это девочка из моего класса. Новая ученица. Настя Вяткина.

— Вяткина? Ну, здравствуй, здравствуй… Салям алейкум!

— Как вы узнали, что я из Туркмении? — недоверчиво спросила Настя.

— По гульяке!

— Правда, красивая?

— Ты давно из Туркмении?

— Мы два дня как приехали. До Москвы на ТУ-104 летели. Совсем не страшно было. Папа здесь работает. Может быть, слышали? Вяткин Сергей Данилович.

«Подумаешь, на ТУ-104 летела! Купили бы мне билет, и я бы полетел. Ни чуточки бы не испугался!»

— Нет, я не знаю твоего отца. Сам сегодня только с поезда, — дядя Макарий кивнул головой в мою сторону: — Юра — мой племянник. Как тебя зовут, кизимка?

— Настя.

— Настя-джан, а ты моешь за собой посуду?

— Нет. Не люблю. Юра, я пришла к тебе за чернилами. Надо ручку зарядить, а мама еще не купила чернил.

«Молодец Вяткина! — подумал я. — Ловко отрезала дяде. Пусть не лезет со своими нравоучениями. Все для него не так! Зеркальная алгебра, мои отметки… Как хочу, так и учусь! В математики я не готовлюсь!»

— Я давно уже не был в Туркмении. Строят канал?

— Первая очередь готова. — Настя повернулась ко мне и прищелкнула языком. — В Керках головное сооружение. Город Мары знаете? Канал пошел через пустыню, по барханам. Вы видели барханы? Правда, они высокие? Канал с Мургабом должны соединить. Пеликаны прилетели на канал. Интересно смотреть, как они охотятся за рыбой. Построятся цепочкой и бьют крыльями по воде, рыбу загоняют и клювами ловят. Такой шум устраивают, оглохнешь!

— Я не видел, как охотятся пеликаны. А вот меня, Настя-джан, потащило сюда. Воевал здесь!

Настя посмотрела на меня. Наверное, она тоже заметила, что лицо дяди Макария стало грустным. Глубокие морщины пересекли высокий лоб. Мне даже показалось, что оспины еще больше потемнели и стали особенно заметными.

— Юра, покажи гильзу! Надо узнать, от какой она пушки!

— А ну, покажи, что нашел, — нетерпеливо сказал дядя. — Мину не притащил?

— Я не маленький.

— Маленькие не подрываются. А специалисты всегда остаются без рук!

Дядя Макарий внимательно повертел гильзу. Зачем-то подбросил ее в руке, посмотрел в торец, где сияла вмятина от острого бойка.

— Стреляная. Долго пролежала в земле — зеленая.

— Память о войне, — сказала Настя и вздохнула.

— Для вас это память. — Дядя Макарий задумчиво поскреб небритый подбородок, и его густые брови сошлись. — Много солдат, кому довелось воевать в последней войне, таскают в теле куски железа. Для Юры память о войне… Его отец… Он умер от старого осколка.

— Это гильза с пушки истребителя! — сказал я и отвернулся к стене, хмурый и недовольный.

— Не угадал. У нас на «Лавочкиных» стояли пушки двадцати двух миллиметров, на «Яках» — тридцати. На штурмовиках — тридцати семи. Скорей всего, гильза от противотанкового ружья. Сколько бы она могла рассказать, если бы заговорила! — Дядя Макарий еще раз посмотрел на вмятину от острого бойка. — Страшные здесь были бои.

Дядя Макарий замолчал. Я хотел попросить, чтобы он рассказал о воздушных боях, но постеснялся. Мы с Настей притихли. В комнате звонко тикали ходики, и круглый пятачок маятника, как привязанный, мотался по полукружью. Я почувствовал, как к горлу подкатывается неприятный ком. Было стыдно признаться, что я был недоволен появлением дяди Макария.

— Настя, твой отец где работает?

— В карьере. Он сказал, что здесь всюду руда. Вам было трудно летать во время войны?

— Почему?

— Руда должна была притягивать самолет.

Дядя Макарий засмеялся.

— Я ошиблась. Если много железа, стрелка компаса будет отклоняться. Папа мне показывал. Потом я сама проверяла!

— Компасу надо верить… Но здесь другое дело. На Курской дуге мы ориентировались по железкам. — Дядя широко улыбнулся, заметив наши с Настей недоуменные взгляды. — Так летчики называют железные дороги. Здесь, недалеко от Встреченки, был наш аэродром.

— Я знаю аэродром. За колхозным садом есть земляные валы.

— Капониры. — Дядя Макарий хлопнул меня по плечу. — А землянки видел?

— Мы с ребятами лазили.

Мы с Настей вышли на кухню.

— Юра, ты не обижайся, что я к тебе пришла. Знаменитый у тебя дядя. Он тебе рассказывал о воздушных боях?

— Он не любит хвалиться, — ответил я шепотом, заглядывая в комнату. И сам не знаю, зачем соврал. — Был летчиком-истребителем. Двадцать пять фашистских самолетов сбил.

— Повезло тебе! — Настя близко придвинулась ко мне и горячо задышала в ухо. — Попроси, чтоб он рассказал о своих боях. Я люблю читать про войну. А ты?

— И я люблю. — Я не мог удержаться и удивленно посмотрел на Настю. Честное слово, она совсем не похожа на наших девчонок!

ГЛАВА 3

Позднее купание

К школе ведет много дорог, но я всегда выбираю одну, самую длинную. Верхнюю дорогу я не люблю. Она проходит через деревню, вся на виду. Взад и вперед снуют машины. Не успеешь немного пройти, и дорога подымается на меловую гору. Сразу вырастет серое здание ТЭЦ. Над красными, закопченными трубами постоянно висит черное облако дыма.

Я всегда хожу нижней дорогой. Она ведет к речке. Речка перед нашей Встреченкой не такая красивая и широкая, как у моста, перед поселком. За густыми зарослями частухи, рогоза и ириса редко где блеснет открытое зеркало воды. А если и встретится бочажок, то он всегда затянут ряской. По зеленому полю снуют деревенские утки. По их следам чернеет вода.

Шагаю по золотому песку, перебираюсь через трясины, болота, куда испуганно шлепаются зеленые лягушки. Часто попадаются маленькие кулички-переводчики. Они испуганно циркают и бросаются в разные стороны. Но, бывает, посчастливится — и увидишь шилохвоста или спугнешь чирка-трескуна. На реке много и красноголовых нырков. В прошлом году я в камышах лисицу встретил. Мог бы убить ее запросто. Жалко, нет у меня охотничьего ружья. Отец обещал купить, а мама и слушать не хочет. Да и денег у нас нет. Не понял я до сих пор дядю Макария. Какой он? Был бы добрый, можно было бы попросить купить ружье. Смотрел я, как он распаковывал свои вещи. Пересчитывал каждую книгу. Наверное, жадный.