Через пару лет Феликс зажил настоящим барином:

Бедный студент, воспользовавшийся гостеприимством знакомого, должен был подчиняться правилам, установленным в его доме, в частности, обедать и ужинать в определенное время, за общим столом. На ночь ворота запирали, и если постоялец не возвращался вовремя домой, ему приходилось бродить по улицам до самого утра, а это было опасно.

Совсем уж безденежные селились в коллегиях, которые предоставляли им стол и кров. Согласно уставу Парижского университета 1215 и 1231 годов, плата за проживание в коллегиях устанавливалась университетом с согласия городских властей. Студенты избирали главу коллегии из своей среды или из числа учителей.

К концу XV века в коллегиях жило около 15 процентов студентов в Париже и Тулузе и 10 процентов в Оксфорде. Соотечественники или родственники основателя коллегии могли проживать там даром; прочие студенты получали на это право, если были способны платить за уроки.

В знаменитой Сорбонне жили гости и социетарии (члены Общества). Гостем мог стать бакалавр богословия, защитивший диссертацию «Робертина» (от имени основателя коллегии Робера де Сорбона) и при этом набравший наибольшее количество голосов в результате трех голосований действительных членов. Гости получали стол и кров, могли заниматься в библиотеке, но ключ от нее им не выдавали. Они не имели права голоса на собраниях социетариев, а получив степень доктора богословия, должны были покинуть коллегию.

Чтобы стать социетарием, тоже требовалось с блеском защитить «Робертину», но при этом еще и бесплатно вести курс философии. В Общество принимали после двух голосований. Бедные социетарии получали стипендию в течение десяти лет.

Делами коллегии социетарии заправляли сообща, на равных, без какого-либо начальника. Монахов в Обществе не было; если социетарий вступал в какой-либо монашеский орден, где был единственный настоятель, его автоматически исключали из Общества Сорбонны.

Робер де Сорбон не закрывал двери своей коллегии перед богатыми. Социетарии, не получавшие стипендию, должны были выдержать те же испытания, что и прочие, но платили за проживание пять с половиной парижских су в неделю — такую же сумму получали стипендиаты.

В XVIII веке бакалавры, стремящиеся стать лиценциатами на богословском факультете Сорбонны, делились на ubiquistes (вездесущих), живших в семинариях, приходах, коллегиях, пансионах и не принадлежавших ни к какому особенному обществу; сорбонистов (гостей и социетариев); наварристов (живших в Наваррском коллеже) и монахов (доминиканцев, кордельеров).

В Кембридже в XVII столетии студенты Тринити-колледжа обитали в общежитии по двое в комнате. Три десятка жилых комнат помещались под самой крышей; в каждой, довольно просторной, было две кровати в альковах и две конторки у окна. Как правило, один из обитателей был богатым пансионером, а другой, из бедной семьи, должен был исполнять обязанности его слуги: снимать с него сапоги, заправлять постель, выносить ночной горшок. В «студенческом городке» имелись также многочисленные лавчонки, торговавшие всем необходимым; там можно было купить и провизию, и чернила, перья и тетради. На стипендию — десять фунтов в год — можно было прожить, если ограничивать себя во всём.

Курсанты военных училищ проживали не в казармах, а на съемных квартирах. «Квартиры ни гардемаринам, ни офицерам в Гишпании не дается, и нанимают за свои деньги из жалованья; а некоторым гардемаринам даны квартиры королевские в кастеле (замке. — Е. Г.); а мы нанимали из жалованья, — сообщает Иван Неплюев. — По ордеру королевскому должен всякий гардемарин во втором часу ночи быть на квартире и никуды ночью с квартиры не сходить, чего, ходя по вечерам, осматривают бригадиры, а ежели который гардемарин явится в какой вине, то поручик и прочие офицеры штрафуют; первый штраф: скажут арест, чтобы никуда с квартиры не сходил; 2-ой: сажают в камору и замыкают; 3-ий: по великой вине сажают в тюрьму и есть, кроме хлеба и воды, не дают».

Средневековый университет являлся, по сути, цехом, корпорацией, созданной по образу и подобию других «профессиональных союзов». У любого мастера были ученики и подмастерья; в университетах у магистров и профессоров были студенты и бакалавры. Ремесленники подчинялись правилам своего цеха; у университета был свой устав. Люди, занимающиеся одной профессией, селились на определенной улице; практически в каждом университетском городе был свой «Латинский квартал». У ремесленных цехов были свои ритуалы, праздники, даже свое арго; в университетах строго соблюдали церемонии, почитали святых покровителей и говорили на латыни. Наконец, подмастерья должны были совершить турне по Европе и создать «шедевр», чтобы быть произведенными в мастера; студенты переходили из университета в университет, попутно сдавая экзамены, прежде чем получить степень доктора.

В процессе этих странствий они образовывали сообщества, жившие в складчину и избиравшие старшего из своей среды. В Германии такое сообщество стали называть бурсой[21], а старшего — ректором[22]. Новенького именовали «лисой» (Fuchs) или «рыжиком»; его целью было стать полноправным членом ватаги — буршем. Проще всего это было сделать, прибившись к землякам. Но одного общего происхождения мало, новичок должен был пройти обряд посвящения, который становился настоящим испытанием на прочность. Зато потом он всегда мог рассчитывать на помощь и поддержку «братьев по цеху».

В «оседлых» студенческих общинах эти правила также поддерживались и культивировались. Новички непременно должны были явиться к землякам. Чтобы вступить в «братство», было недостаточно продекламировать «Отче наш» или предъявить справку о зачислении в университет с принесением присяги. Братство студентов было светским обществом, и «рыжикам» предстояло пройти через шутовской обряд посвящения, в котором присутствовала «дедовщина».

В руководстве для школяров конца XV века «Manuale Scolarium» описана церемония «очищения», имеющая целью превратить неотесанного юнца, полуживотное, чьи запах дикого зверя, бегающий взгляд, длинные уши и острые зубы, похожие на клыки, вызывают общий хохот и насмешки, в человеческое существо. Ему отрывают «рога», стачивают зубы, его отмывают от грязи. В пародии на исповедь он кается в невероятных прегрешениях. Бывший деревенщина, явившийся в город «из дикого леса», должен превратиться в «культурного человека».