Епископ Камбрейский предоставил стипендию Эразму Роттердамскому по «обычным расценкам». Но Эразму тогда было уже 30 лет, он привык к хорошему обхождению и обильному столу в домах прежних покровителей; стипендия показалась ему чересчур скудной, и он назвал своего благодетеля «антимеценатом».

Деньги требовались университету не только на оплату учителей и служителей. В 1431 году папа Евгений IV ввел в Риме новый налог на вино, чтобы построить дворец, получивший впоследствии название Сапьенца и ставший новым помещением университета. Прежде, когда у университетов не было собственных аудиторий, приходилось платить за наем, позже — тратиться на ремонт. Разнообразные церемонии, богослужения и покупка для них всего необходимого подразумевали довольно значительные траты. Они покрывались из взносов, уплачиваемых кандидатами за право сдавать экзамены на ученую степень.

Выражения «богатый университет», «роскошные университетские здания» или что-либо в этом роде не упоминаются в мемуарах, относящихся к интересующей нас эпохе. Всё, что в университетах было замечательного: библиотеки, кабинеты редкостей, обсерватории, анатомические театры, — как правило, было построено и приобретено на пожертвования или по завещанию благодетелей. Так, Робер де Сорбон в 1270 году завещал основанной им Сорбонне всё свое немалое имущество. Многие профессора или бывшие студенты, посвятившие жизнь науке, впоследствии передавали или завещали альма-матер свои коллекции или денежные средства. Практика показывает, что такой способ финансирования оказывался более продуктивным, чем содержание из казны, ведь где казенные деньги — там воровство и злоупотребления. Например, в сентябре 1757 года, когда не прошло и трех лет после открытия Московского университета, его казна полностью опустела из-за задержки годовых выплат Московской статс-конторой и раздачи университетских денег в долг частным лицам под проценты. «Профессоры и учители, не получая жалованья, принуждены общую со всеми претерпевать нужду», — говорилось в донесении императрице Елизавете Петровне. Недостаток финансирования существенно замедлил развитие первого русского университета на заре его существования.

При всей декларированной автономии и порой республиканских способах управления университеты были зависимы от властей предержащих, выступавших гарантами их привилегий. Во время войн и прочих конфликтов они не могли находиться «над схваткой» и сохранять нейтралитет: волей-неволей приходилось делать выбор. Это подразумевало участие в политической деятельности, ведь университеты оказывали большое влияние на «общественное мнение», особенно в Средние века, поскольку их профессора были еще и проповедниками.

Одним из самых сложных периодов в истории Франции стала Столетняя война, в которой борьба с иноземными захватчиками (англичанами) усугубилась гражданской войной между арманьяками и бургиньонами и Великим расколом Церкви.

В начале XV века Парижский университет рекрутировал в основном школяров из Франции, причем 80 процентов из них приезжали из местностей, лежащих к северу от Луары. Но на дорогах их подстерегали засады из вооруженных людей, которые, на словах отстаивая интересы какой-либо из противоборствующих группировок, на деле занимались банальным грабежом. Не желая подвергать себя опасности, многие школяры передумали ехать в столицу, да и профессора стали перебираться в более надежные места. А ведь чем меньше учащихся, тем меньше доходы…

Когда выяснилось, что король Карл VI безумен и неспособен управлять государством (1392), принцы крови начали борьбу за власть. Сложились две враждующие группировки: бургундская во главе с герцогом Иоанном Бесстрашным, защищавшим интересы своего домена, и партия Людовика Орлеанского, брата несчастного короля. В 1407 году Людовик был убит в Париже вместе со значительной частью своих приближенных, и во главе партии встал его старший сын, зять графа Бернара д’Арманьяка.

По сути, это было противостояние двух экономических и политических систем: французской, основанной на феодальном укладе, с развитым земледелием и большой ролью Церкви, и английской, в которой гораздо большую роль играли города и промыслы. Арманьяки отстаивали французскую модель: сильное государство, основанное на преданности вассалов, регулируемые финансы, независимые институты власти. Бургиньоны же тяготели к английской системе (тем более что Фландрия, производившая сукна из английской шерсти, входила в состав герцогства Бургундского): вольности для городов, отмена налогов. Парижский университет принял сторону бургиньонов. Этот выбор был продиктован не только идейными соображениями: чтобы привлечь университетскую публику на свою сторону, герцог Бургундский раздавал самым влиятельным лицам бурдюки с вином.

В 1411 году члены университета активно занимались шельмованием арманьяков. Те же поклялись выгнать университет из Парижа и заменить его другим, лояльным. Этот пункт был включен в тайный договор, с которым ректора Сорбонны, Якоба из Харлема, ознакомили на Королевском совете 6 апреля 1412 года.

С 1412 по 1419 год, то есть с момента высадки англичан на французский берег Ла-Манша до захвата ими Руана, университет следил за продвижением вражеских войск и умолял принцев оказать помощь осажденным нормандским городам. Выходцы из Нормандии составляли 36 процентов населения университетской республики (850 из 2351 человека), а треть нормандских студентов (310 человек) была из Руана; учителя же из Нормандии составляли 33 процента преподавательского состава. В 1418 году, когда положение осажденного Руана было из рук вон плохо, университет добровольно согласился обложить налогом своих членов в нарушение их привилегий ради финансирования армии, которая освободила бы этот город, — это единственный пример подобной самоотверженности. Однако Руан всё равно капитулировал.

В это время в самом Париже с благословения докторов университета сложилась пробургиньонская фракция из представителей разных ремесленных цехов. Она, не останавливаясь перед насилием и убийством, захватила власть и вернула Парижу его привилегии. Началась «охота на ведьм»: достаточно было указать на богатого буржуа и крикнуть: «Арманьяк!» — как на него тут же набрасывались мясники, избивали и обирали до нитки. В конце концов тирания черни надоела буржуазии, и в 1414 году она открыла ворота арманьякам.

И вскоре пожалела: Париж не только вновь утратил свои вольности и богатства, но и вообще рисковал перестать быть столицей, лишившись парламента и университета. Парижский прево Таннеги Дюшатель разоружил население, замуровал ворота, запретил собрания и казнил всех, кто пытался сопротивляться.

Арманьяки серьезно урезали автономию университета: вмешивались в ход общих собраний или запрещали их вообще, заставляли присягать режиму, назначали членов представительных органов и чиновников, навязывали линию поведения и вынуждали изгонять диссидентов, поощряя при этом верных себе людей. Корпоративный дух ослаб, солидарность была поколеблена.

«Чистка» Сорбонны затронула в основном факультет канонического права и пикардийскую «нацию». Больше 120 членов университета были изгнаны из Парижа в течение одного только 1416 года. Но даже в самые тяжелые времена его деятельность продолжалась, пусть и с нарушениями процедуры: лекции читали не в отведенные часы, а когда придется; к экзаменам допускали даже при наличии многочисленных пропусков занятий и несоблюдении других условий (что поделаешь — война!); общие собрания университета созывали крайне редко и протоколов их не вели.

После пяти лет страданий и репрессий сын одного квартального надзирателя украл у отца ключи от ворот Бюси и впустил в город бургиньонов. Обрадованные парижане подняли восстание; сторонников орлеанской партии убивали или бросали в тюрьмы — потом всех узников перерезали. Как минимум восемь магистров университета были убиты. Те же, кто не сочувствовал бургиньонам, в том числе и канцлер Жан Жерсон, отправились в изгнание. Их судьба напугала остальных: в августе 1418 года университет отправил покаянное письмо Иоанну Бесстрашному в котором напирал на угрозу расправы со стороны арманьяков.