Тяжелый выбор между любовью и карьерой порой оканчивался драмой. Пожалуй, самая известная из таких историй — любовь Пьера Абеляра и Элоизы, приключившаяся зимой 1117/18 года. Правда, к тому времени Абеляр уже не был студентом: он основал собственную школу риторики и богословия, где преподавал красноречие и схоластическую философию. Научный мир был тогда поглощен спором об универсалиях, и Абеляр проповедовал реализм в противовес номинализму своего бывшего учителя Гильома из Шампо, который пустил в ход все свои связи, чтобы выжить неблагодарного ученика из Парижа. И вот его пригласили в наставники к благородной девице, воспитывавшейся в монастыре. Абеляр поселился в доме ее дяди, каноника собора Парижской Богоматери, чтобы жить рядом с ученицей. Он был уже далеко не юн, но и еще не стар; в его душе внезапно вспыхнула неукротимая страсть к умной и миловидной девушке; он засыпал ее откровенными письмами, и она в конце концов уступила. Впоследствии Абеляр сам описал их бурный роман в «Истории моих бедствий»: «Перед нами лежали раскрытые книги, но мы говорили более о нежности, чем о философии; поцелуев было больше, чем сентенций, а глаза наши более упражнялись в любви, нежели в чтении Святого Писания».

Дядя застиг влюбленных в неподходящий момент и начал тяжбу с целью «возмещения морального ущерба». К тому времени Элоиза уже была беременна; Абеляр отправил ее к своим родителям в Палле, где она благополучно разрешилась от бремени сыном, которого назвала Астролябом. Она написала дяде письмо, в котором просила не настаивать на ее замужестве (она знала, чем грозит женитьба ее любимому, и не желала ему неприятностей). Но Абеляр тоже понимал, насколько тяжело положение незамужней женщины с ребенком; оставив сына на попечение своей сестры Денизы, он привез Элоизу в Париж и тайно с ней обвенчался — на рассвете, в присутствии пары свидетелей. Но дядя выдал их тайну. Хуже того, не надеясь на правосудие, он подослал к Абеляру своих подручных, которые оскопили богослова. Это уже ни в какие ворота не лезло, потому что подобному наказанию подвергали только насильников и прелюбодеев, а Абеляра причислить к ним было нельзя. К тому же после такого позора на его церковной и преподавательской карьере можно было поставить крест. Но и это еще не всё: насилие, совершённое над самым известным клириком Парижа, да еще и в приходе собора Парижской Богоматери, шокировало всё королевство. Зуб за зуб: обоих злодеев тоже оскопили и выкололи им глаза; дядю Элоизы на два года отстранили от исполнения обязанностей каноника. Но поправить уже ничего было нельзя: Элоиза удалилась в монастырь в Аржантее, Абеляр — в Сен-Дени, где занялся серьезными теологическими исследованиями. Между тем вся страна распевала написанные им любовные песни, которые он посвятил Элоизе. Даже за монастырскими стенами их чувство не угасло; пережив любимого на 22 года, Элоиза попросила похоронить ее рядом с ним.

В Парижском университете доктора медицины, менее всех других связанные с религией, получили разрешение жениться только в XV веке, а философы, богословы и юристы — еще позднее, в конце XVII столетия. В Праге запрет на женитьбу для профессоров университета был отменен в 1609 году. Обычно университетские уставы требовали безбрачия только от ректора, однако и подавляющее большинство профессоров не позволяло себе вступать в брак, поскольку такой поступок вызвал бы резкое осуждение со стороны общественности в силу сложившихся стереотипов. Когда в XIV веке один профессор из Вены всё-таки отважился жениться, современники объяснили эту «выходку» помешательством: «Uxorem dixit versua in demention» («Сойдя с ума, он женился»). Во времена Лютера считалось позором, если ученый человек вступал в брак: «Софисты показывали на него пальцем, говоря: смотрите, он выходит в свет и не хочет быть духовным». Да и позже, например, Лейбниц восхвалял Кеплера за то, что тот остался холостяком, стремясь наслаждаться наукой. Сам Лейбниц тоже не был женат.

Вот еще одна жутковатая история, которую противники женитьбы могли бы использовать в качестве аргумента. В университете Нима был профессор философии Гильом Биго. В его доме жил писарь и музыкант Пьер Фонтан, красивый молодой человек, ставший любовником его жены. Слуга раскрыл хозяину глаза, и тот чуть не сошел с ума от ревности. 8 июня 1547 года разгневанный муж, сопровождаемый несколькими студентами в масках, застиг изменницу в постели с ее «милым другом». Любовника связали, оскопили, отрезали нос и выбросили на улицу. Несчастный провел остаток жизни в Монпелье, ползая на костылях. Биго же арестовали, посадили в тюрьму и приговорили к смерти, но позже амнистировали. Его жена исчезла во время процесса.

Обзаведение семьей всегда сопряжено с большими тратами, а «интеллигенция» никогда не могла похвастаться большими доходами. Душевное благородство тем более редко сочеталось с материальной обеспеченностью. Например, доктор Гугелен из Базеля женился на хорошенькой бесприданнице, хотя его собственное состояние уже было потрачено на обучение. Всю последующую жизнь он пребывал в крайней нужде, тем более что на его иждивении оказалась не только жена, но и теща. Помня об этом примере, Феликс Платтер дал себе зарок, что не женится, пока не обзаведется клиентурой, которая позволит ему содержать семью, и сдержал слово, хотя все годы ученичества тосковал по невесте, дожидавшейся его в Базеле.

Жизнь есть жизнь, и ученые тоже люди. Жак Саломон получил в Монпелье докторскую степень и женился на старшей дочери королевского профессора Ронделе. Когда она умерла, оставив ему дочь, он женился снова и имел многодетную семью. Конрад Геснер в 19 лет вступил в брак с девушкой из бедной семьи, несмотря на то, что друзья всячески отговаривали его от этого шага.

В Средние века практически треть года приходилась на праздники, только католических насчитывалось более полусотни. Но если церковные праздники были в большей степени церемонными, чем веселыми, то во время приуроченных к ним светских веселье било через край. Например, на Рождество, Новый год или Крещение устраивали День дурака: слуги менялись местами с хозяевами, все общепринятые правила выворачивали наизнанку, потешались даже над религией. В некоторых городах Европы в канун Рождества праздновали День осла в память о бегстве Святого семейства в Египет: молодая девушка с младенцем на руках въезжала в церковь верхом на осле, а во время мессы все молитвы завершали дружным «и-a». Правда, Церковь быстро положила этому конец. В начале мая молодые люди клали на порог девушек на выданье ветки деревьев, символизировавших качества или недостатки невест, а вечером Иванова дня (24 июня) молодые пары, взявшись за руки, прыгали через костер, чтобы у них были дети. Разве могло нечто подобное обойтись без участия студентов?

Короли исправно снабжали народ зрелищами, да и подданные не оставались в долгу. Когда сыновей Филиппа Красивого (1285–1314) посвятили в рыцари, Париж устроил праздник в честь этого события. Помимо пиров в особняках принцев, на улицах устроили гулянья и игрища. Как вспоминал современник, там можно было поглазеть на невиданных животных и дикарей, знатных дам верхом на лошадях в богатой сбруе и веселых доступных красавиц в броских нарядах. Дети играли в рыцарей, устраивая турниры; на площадях били фонтаны вина, дворцовая стража демонстрировала ружейные приемы, все жители города нарядились в карнавальные костюмы и танцевали. На перекрестках установили подмостки с загородками, и там представляли сцены из Нового Завета, а также блаженных в раю и грешников в аду. На острове Сен-Луи, соединенном с островом Сите понтоном из лодок, состоялся военный парад, в котором приняло участие всё мужское население Парижа в красивых нарядах и при оружии. Это представление вызвало такой восторг у зрителей, что через несколько дней его повторили для английского короля на пустыре Пре-о-Клер.