ВАЛЕНТИН СИДОРОВ
ВЫСОКИЙ СВОД
Стихи
Библиотека «Огонёк» №24
Издательство «Правда», Москва, 1968
Scan, OCR, Spellcheck А.Бахарев
Содержание
Лебеда
«Горькой пылью пылили войска...»
Память войны
Солдаты свастики
«Пока Россия сквозит в тумане...»
Мы открываем с каждым днём Россию
«Косматый облак надо мной кочует...»
Дома
Не спит земля
Небоскрёбы
Листопад
«Дорога и небо...»
«Ложится на речные скаты...»
«Нам столько выпало событий...»
Алхимики
«О мирозданье бьётся человек...»
«Чудес не бывает...»
«Не трогают холодные стихи...»
«Без Пушкина глухо и немо...»
Нет повести печальнее на свете
Почтовый ящик
«Нету вестей от любимой...»
«Как медленно к тебе я возвращаюсь...»
«А я не знал...»
«Единственный короткий поцелуй...»
«В тебе живёт большое мужество...»
«Любовь оправдывает всё...»
«Мы так устали, так устали...»
«Нисходит снег. Он чист, как свет...»
«Я вспоминаю хруст куста...»
«Но привыкает к чуду человек...»
«А на экране действо крутится...»
Мне говорят...
Свадьба
Железные розы
Лебеда
Пускает корни лебеда.
Пускай растёт.
Она права.
А мне и нынче лебеда
Не просто так – трава.
Не стороной война прошла,
Не обошла нуждой.
И лебеда для нас была
И хлебом и едой.
В тяжёлой ступе лебеду
Мы сокрушали, как беду.
Я помню,
как месили хлеб
В заржавленном ведре
На лебеде да на воде,
На ключевой воде.
Бока мякинные мягки.
Пирог из печки плыл.
В нём только горсточка муки,
Чтоб запах хлеба был.
Пирог – на стол.
Есть хочешь?
Ешь!
Отстала корка.
Мякоть режь.
Мы ели хлеб
за кусом
кус.
И горек был тот хлеб на вкус.
И сладок был.
И не остыл,
Как подобает пирогу,
И ел я хлеб.
И телом креп,
Назло войне.
Назло врагу.
Тревожной хмари не дымить,
Не стлаться над водой,
И лебеде уже не быть
Ни хлебом, ни бедой.
Но память прежняя жива.
Но память прежняя права.
Мне и сегодня лебеда
Не просто так – трава.
* * *
Горькой пылью пылили войска,
На восток уходили войска.
Уходили и мы на восток
По дорогам, уставшим от ног.
С чёрной свастикой на крыле
Самолёты рвались к земле.
И сжималась в комок земля,
Оглушённая огненным воем.
И казалось:
земля – своя,
А небо –
чужое.
Без конца и без края была,
Без конца и без края плыла
С почерневшими ртами колодцев,
До травинки вся обнажённая
Степь, ослеплённая солнцем,
Бомбами обожжённая.
В подземелье наш мир зарывался,
Затемненьем от нас закрывался.
Мир для нас открывался не сказкой,
А штыком и солдатскою скаткой.
Память войны
Пока мы живём на свете,
Нет у тебя конца.
О боль сорок первого года!
Повестка на имя отца.
И снова и снова над нами
Тревожное небо летит.
Осколок, во мне погребённый,
Как колокол, ночью гудит.
И слышу я снова и снова
Военных приказов слова...
Восходит багряное солнце,
Незрячие очи слепя.
Глаза погибших бездонны.
Я чую их взгляд в тишине.
Люди, которых нету,
Не умирают во мне.
Вечностью дышат травы,
Вечностью дышит рассвет.
Пока мы живём,
бессмертны
Люди,
которых нет.
Солдаты свастики
Выжигали вас свинцом и пламенем.
Не найдёшь, где головы сложили.
Ни могилы, ни креста, ни памяти
Смертью вы своей не заслужили.
Добрым словом вас не вспомнит правнук,
Над могилой голову склонивши.
Сколько вас, поверивших в неправду,
Под её знамёнами служивших?
С детства оболваненные души,
Чёрной тенью вы над миром реяли.
Верили вы фюреру и дуче,
Как, наверно, матери не верили.
Больше жизни родину любили,
А того не знали и не ведали:
Вы её отступниками были,
Вы её отринули и предали.
Ни надгробья, ни креста, ни дерева,
Все бугры позаросли с годами.
Только ветер бродит, как потерянный,
Только рыщет оторопь над вами.
* * *
Пока Россия
Сквозит в тумане
И мы подвластны
Её поверьям,
Ничто на свете
Нас не обманет,
Ничто в безверье
Нас не повергнет.
Чужие беды
Её тревожат,
Чужое горе
Ей застит очи.
И быть иною
Она не может,
И быть другою
Она не хочет.
Пока в тумане
И тьме кромешной
Россия брезжит
Над тусклой бездной,
Напрасно тешат
Себя надеждой
Пасти народы
Жезлом железным.
Мы открываем с каждым днём Россию
Мы открываем с каждым днём Россию.
Я просекой иду не торопясь.
Я вижу: пробуждаются росинки,
В них солнце повторяется, дробясь.
Россию, знаю, постигать рискованно,
Лишь полагаясь на премудрость книг.
В её глазах есть что-то от раскольников,
Я затерялся, заблудился в них.
Ей чистота озёрная поручена.
Ей прямота лукавить не велит.
Молчанием случайного попутчика
Она порой так много говорит.
* * *
Косматый облак надо мной кочует,
И ввысь уходят светлые стволы.
Припав к земле, я каждой клеткой чую
Неровное дыхание травы.
Мне этот мир заранее обещан.
Я этим миром с детства увлечён.
Пусть надо мной весёлый лист трепещет,
Насквозь пробитый солнечным лучом.
Дома
Меня врачует нынче тишина.
Она везде.
Она висит, как хлопья,
на проводах
и на ветвях деревьев.
Она во мне.
Я радуюсь спокойному огню,
потрескиванью дров в гудящей печке
и кочану капусты, что степенно
на стол улёгся
и хрустит с мороза.
Да здравствует домашняя еда,
да здравствует домашний распорядок,
к которым мне давно пора привыкнуть,
к которым я привыкнуть не могу!..
Я выхожу на улицу нескоро.
Щербатый тротуар,
ледащий сквер
да школа,
что теперь уже не школа,-
мне это всё знакомо наизусть.
Зима сегодня ласкова с утра.
И слава богу,
что прохожих мало
и что редки машины.
С непривычки
слепит, как солнце,
первозданный снег.
Мне торопиться некуда.
Бреду
ленивым шагом.
Спят мои желанья.
И, словно в детстве,
безмятежен я.
И неужели –
я боюсь и думать –
настанет день
и вновь меня потянет
к бездарной толчее базарных улиц,
к прокуренным и грязным коридорам
и одержимым спорам об искусстве,
где каждый прав
и каждый виноват?
Мне – хорошо.
Не спит земля
Когда закатом отпылает запад
И сыростью потянет от воды,
Пронзительней и яростнее запах
Цветов и горьковатой лебеды.
В тумане зыбком задремали тени.
Густая ночь над пажитью царит.
И каждый шорох – словно откровенье
Высоких трав, развесистых ракит.
Дыханье листьев, колыханье вётел,
Мерцаньем тихим полнится земля.
И от прохлады вздрагивает ветер,
Тяжёлыми крылами шевеля.
И допоздна в потёмках бродит лето,
Бормочет что-то, яблоком хрустит.
Не спит земля.
В предчувствии рассвета
На языке на птичьем говорит.
Небоскрёбы
Их крыши торжественно голы,
И замкнут их ровный предел,
Порою мне кажется:
город
Весь начисто облысел.
Бесстрастно и крупнопанельно
Расчерчена синяя высь
Настолько равнолинейно,
Что это наводит на мысль:
А вдруг этажи возводились
С единственной целью –
затем,
Чтоб мы в правоте убедились
Эвклидовых теорем?!
Но вечно наш дух недоверчив.
Транзистором город глуша,
Томится душа человечья,
Скорбит и тоскует душа.
И кажется зыбким пеналом
Ветрами прохваченный дом,
И ей геометрии мало,
Одетой в стекло и бетон.
Ей нужен, душе,
до зарезу
Неразлинованный двор,
Чтоб был средь камней и железа
Хотя бы намёк на простор,
Чтоб пахло травой и деревней
И чтобы,
как станет темно,
От ветра качались деревья
И тихо стучались в окно.
Листопад
Лес становится грустным и лысым.
Листья падают и скользят.
Вы купались когда-нибудь в листьях?
Я купался.
Лет двадцать назад.
Помню я настороженный шорох,
Неразгаданные следы.
Мы, как в воду, ныряли в ворох,
Словно порох, сухой листвы.
Паутинки над нами плясали
В перевёрнутой синеве.
Мы блаженствовали часами
Голышом в неподвижной листве.
Сколько всякого миновало!
Сколько времени утекло!
Запах свежего сеновала
В ветровое рвётся стекло.
Что-то накрепко мы позабыли.
В чём-то мы обманули себя.
Смотрит в окна автомобиля
Догорающая земля.
Опасайся, водитель, юза! –
Указатели говорят.
И гремит, как железо о кузов,
Угрожающий листопад.
* * *
Дорога и небо, дорога и небо.
О, как надо мною осыпается небо
Листвою и ливнем, и снова листвою
И шастает ветер!
Но сквозь непогоду
Я вижу дорогу, крутую, как радуга,
И вновь надо мной