Мы в мире временно живых, и Пумпур отдал негласный приказ расстреливать выбросившихся с парашютом. Никто не стал возражать, а Сикейрос поддержал у своих. Война в воздухе приобрела ещё более зверский вид.

  Я сочинил письмо домой. Секретность полная, поэтому больше про кормёжку и мягкий климат мадридчины, когда Бобруйск замело снегом. Про Стёпу мельком - болеет сильно, беспокоюсь за него очень. Пусть семья готовится к неизбежному.

  Сбили и Рычагова, носящего здесь конспиративную кличку Пабло Паланкарос. С лёгким ранением, отстранённый от полётов, он как-то оттянул меня в сторону.

  - Вань, ты лучше всех конструкцию "Чатос" знаешь и испанский язык. Есть идея!

  Даже этому закоренелому коммунисту уставы и прочие предписания застряли поперёк организма. Тем более - простреленного.

  - Мы аккумулятор возим мёртвым грузом. Если его выкинуть, сзади железку приконопатить? Слышал, на "Фарманах" в Мировую вообще на сковородках летали. Объясни механикам, у меня с испанским... не очень.

  Хосе моментально врубился и быстро нашёл куски листовой стали от восьми до двенадцати миллиметров толщиной. Винтовочную пулю они удержали, а с крупным калибром мы и не пробовали, дабы не расстраиваться. Лучше хоть что-то, чем ничего. В течение недели желающие получили кустарные бронеспинки.

  Потом из Союза прибыла первая партия И-16. О них большинство воевавших в Испании советских лётчиков только слышало, но не видело. Моноплан, без идиотской бипланной коробки с подкосами и расчалками, шасси убираются, скорострельные пулемёты "ШКАС", бронеспинка заводская, скорость намного выше... Песня!

  Эскадрилья, наконец, получила штатную численность и по количеству машин, и людей. В ней появились иностранные добровольцы - американец, поляк, серб, а также четверо испанцев. Как только узнали про "Ишаков", часть народа моментально запросилась на перевод. И тогда Рычагов выдал историческую фразу:

  - У И-16 самая высокая скорость. Что, любите быстро удирать из боя?

  Потупились летуны, а я понял, что прямота Павла рано или поздно войдёт в тяжёлый конфликт с дубовой советской системой. Его скоро отозвали в Союз, а мы остались на "Чатос" и не пожалели, ибо песня "Ишака" оказалась категорически не лебединой. Весьма строгий в управлении, самолёт поразил недоработанностью конструкции по мелочам. Крайне сложная и трудоёмкая процедура складывания шасси, не менее замороченная последовательность их выпуска привели к тому, что многие пилоты поначалу и не пытались их втягивать. ШКАСы постоянно заедали от перегрева из-за длинных очередей. К сожалению, И-16, наречённый испанцами "Москас" (мошка), утратил горизонтальную манёвренность поликарповских бипланов, позволяющую сбивать "Фиаты". Тем не менее, и на "Ишаках" наши научились летать, выдрессировав упрямое копытное животное. Гордились, что в ВВС РККА появился самый быстрый и совершенный в мире истребитель... Пока испанцы по доброте душевной не притащили газету о прошедшей в Англии выставке авиатехники.

  "Брешут буржуи! - завопил внутри меня товарищ Ваня. - Не могут они так писать про новый и секретный самолёт".

  "Харрикейн" означает "ураган". Моноплан непривычного вида, на фотографии вокруг него позирует кучка джентльменов, с трудом сохраняющих степенность и чопорность вперемешку с самодовольным торжеством.

  "Нет, напарник. Машина предназначена не только для Королевских ВВС, но и на экспорт. То есть может в Испанию попасть, к франкистам. Тогда нам - хана. В чистом виде".

  "Понятно! - протянул мой сознательный комсомолец. - Значит, капиталистическая реклама! Враньё".

  Оптимист, блин. А если с таким в воздухе столкнуться? Скорость больше пятисот километров в час, восемь пулемётов! Для "Харрикейна" наши "Ишаки" и "Чайки" кажутся лёгкой добычей. Понятно, что главная часть истребителя - пилот, но об уровне лётной подготовки в рабоче-крестьянской авиации мы наслышаны из самых первых уст, собственных. Не я один, очень многие лётчики выросли в полноценных истребителей только в Испании. Гражданская война показала даже самым упёртым и зашоренным: пилотажная, огневая и тактическая подготовка в СССР, мягко говоря, далека от совершенства.

  Но было бы нечестно утверждать, что благодаря газетам сыпятся одни неприятности. Иногда очень даже наоборот.

  Весной я завалил третьего немца. На следующий день, критически оглядывая дырки в хвостовом оперении, аккуратно заклеенные и закрашенные верным Хосе, услышал голос за спиной:

  - Салуд, синьор Муэрте!

  Обернулся и почувствовал - на земле бывает труднее, чем в облаках под пулями "Фиатов".

  - Меня зовут Мария Гонсалес. Я - корреспондент газеты "Республика". Хочу взять интервью у русского пилота, сбившего "Савой" над Мадридом.

  Если в тот момент отвернуться и зажмуриться, то по памяти не смог бы описать ни единой черты обратившейся ко мне женщины. Только глаза, огромные, тёмные, тёплые... Они приковали, подчинили, принесли сладостное щемящее желание. Боюсь - ему, скорее всего, никогда не суждено осуществиться.

  - Си, синьорина.

  Язык заплетается, надо же... Она рассмеялась.

  - Так в Италии говорят. У нас - сеньорита. Сможете уделить пять минут?

  Да хоть всё время до следующего вылета. И потом - тоже.

  - Несомненно.

  - Если вам непривычно, можете называть меня "камрад Мария".

  - Сеньорита вам больше подходит. Не возражаете, если я переоденусь, и мы побеседуем в более уютном месте?

  "И кто упрекал меня в похоти?"

  "Молчи, Ванятка. Я не женат. Пикнешь под руку - мигом летишь в чистилище. Избавлюсь от шизы".

  Удар ниже пояса - подлый, но эффективный. Квартирант стих.

  Денег мало, зато тратить некуда, поэтому песеты накапливаются. Тем более при виде товарища Гонсалес мне бы скинулась вся эскадрилья.

  В марте ещё прохладно по местным меркам, уличные кафе с осени втянули столики внутрь, как черепахи убирают ноги. Мария нашла нечто среднее между дешёвым и сравнительно приличным, постаралась не разорить меня на заказ и засыпала стандартным набором вопросов. Отвечать на них не сложно, можно и Ванятке поручить, если бы лентяй выучил испанский.

  Кто-то мне говорил, что в Испании дефицит красивых женщин, ибо мало-мальски привлекательных спалили на кострах Инквизиции за ведьмовство. Так сказать, сработал естественный отбор наоборот. Этот теоретик не видел Марию. Коммунистка, а лицо тонкое, аристократическое, немного удлинённое. Глаза тёмные с синевой. Невысокая, с меня ростом, не то чтобы хрупкая, а как лезвие стилета. Вот-вот, именно такие стилеты в Испании - изящные, узкие и твёрдые. И не сказать, что холодное совершенство - россыпь мелких родинок на правой щеке и над ключицами, куда ныряет золотая цепочка. Несмотря на марксизм, на цепочке наверняка висит крестик, и аж пот прошиб при мысли о долине меж двумя полушариями, где спряталось распятие.

  Я что, влюбляюсь? Это не банальная похоть, испанские девушки по-дружески помогают авиадорес русос снимать напряжение, чтоб в бою не отвлекали дурные мысли. Но разобраться во внутренних волнениях Мария не дала мне времени.

  - Спасибо. Грасиас за обед. Адиос!

  - Постойте!

  Что сказать? Банальное - о неземной красоте, внезапно вспыхнувшей страсти? Не то! Ей банальности говорили миллион раз, не подействует.

  - Да?

  - Чувствую в вас разочарованность. Как журналистка вы не удовлетворены интервью.

  Поднявшаяся было девушка снова опустилась на стул.

  - Признаться, я не ожидала иного. Сначала русские говорят обычные фразы, стараясь не выдать никакие секреты, затем пытаются навязать знакомство.

  - Я тоже не против знакомства, но позвольте узнать, что именно вы хотите услышать? Устройство двигателя "Чатос" вряд ли вас сильно волнует.