В это время Петушок затеял возню с Жорой Челноковым. Наверное, полез драться. Но Жора сильнее Петушка, и тот заплакал.

— Ты чего обижаешь его? — вмешался Лупало. — Я вот тебе покажу, как обижать маленьких…

Лупало повалил Челнокова на койку и загнул ему такие крутые салазки, что у того спина чуть не сломалась.

— Но, Жорка! — Кричал Лупало, усаживаясь на загнутые Жорины ноги. — Но! Не хотел пойти за дровами, поезжай за ними на собственных санках! Поехали!

Издевательств Лупало над товарищами Гурь-ка не мог стерпеть. Он схватил железный прут, что лежал у печки и служил вместо кочерги, подскочил к смеющемуся наезднику и, замахнувшись, сказал:

— Слазь!

— А тебе чего надо? — спросил Лупало, строго посмотрел на Гурьку.

— Слезай, говорю, а то врежу!

Лупало отпустил Челнокова и встал перед Гурькой.

— Тебе чего надо? — снова спросил он, чуточку сузив свои рыжие глаза, в которых светился злой огонек.

— Такой дылда, а обижаешь слабее себя.

— А ты что? Сильнее меня?

— Не сильнее, а не боюсь. А будешь драться…

Лупало выхватил у Гурьки прут:

— А вот посмотрим…

Швырнул прут в сторону и схватил Гурьку за грудь.

В это время в землянку вошел Митя Коробков и сказал:

— Отставить, Лупало.

— Ладно, — сказал Лупало и отошел к своей койке. — Как аукнется, так и откликнется.

Занятий юнги ждали, как праздника.

Наконец, наступил первый день учебы.

Гурька проснулся еще до побудки. В землянке было темно. Сквозь небольшое оконце виднелся кусочек неба с холодно поблескивающими звездами.

Гурька повернулся в постели и услышал, как на койке справа зашевелился Митя Коробков. Слева спал, посапывая, Николай.

— Сколько сейчас времени? — спросил Гурь

ка Митю.

— Скоро, наверно, подъем.

Гурька поднялся и, стараясь не шуметь, начал одеваться. На других койках тоже ворочались. Гурька подошел к выключателю и зажег свет. С подушек поднялось сразу несколько голов.

— До подъема двадцать пять минут, — сказал Ваня Таранин, посмотрев на ручные часы.

Гурька вышел на улицу и увидел сквозь предутреннюю мглу, что около других землянок тоже мелькали фигуры юнгов.

Когда прозвучал сигнал подъема, вторая смена была уже на ногах. Юнги заправляли койки, чистили ботинки, умывались.

Старшина Цыбенко тоже проснулся и оделся. Понимая настроение ребят, он не упрекал их за нарушение распорядка и сам спешил побриться до построения роты.

— Выходи на зарядку!

Обычно на утреннюю зарядку шли неохотно. Еще не освободившись от сна, юнги потягивались, пережидали друг друга, чтобы не стоять на утреннем прохладном воздухе. Сегодня все было иначе. Быстро выбежали из землянки, построились и все упражнения выполнили с особым усердием.

Потом построилась вся рота. В руках у каждого юнги пачка книг и тетрадей. Старший лейтенант Стифеев поздравил юнгов с началом учебы, и они кричали громко и радостно:

— Ура! Ура! Ура!

Позади осталось короткое, но трудное время строительства землянок и заготовки дров. Теперь в лесу работала хозяйственная команда. А юнги будут учиться.

Гурька слышал, как у него бьется сердце. Так оно, кажется, никогда не билось.

До учебных корпусов в Савватьеве шли с песнями.

— Не слышу ноги! — крикнул командир роты, когда подходили к управлению школой, и в его голосе юнги угадали то же волнение, которое переживал каждый из них в эту минуту.

Рота подтянулась. Четко, сразу на всю ступню, ставится нога. В рядах ни шороха. И кажется, что по дороге идет один большой-большой человек, звонко в утренней тишине печатая шаг:

— Так!… Так!… Так!…

— Рота, стой! Нале-во! Смирно! Равнение на середину!

Кругом еще темно и ничего не видно, но Гурька догадался, что роту встретил кто-то из командования школой. Вот слышно, как старший лейте-нант Стифеев четким строевым шагом подошел к встретившему роту и громко доложил:

— Товарищ капитан первого ранга, первая рота к учебным занятиям готова!

Первым был урок по устройству корабля. Преподаватель капитан-лейтенант Читайлов до войны работал в торговом флоте. Полный, круглолицый, он вошел в класс, и Петушок, дежуривший в этот день по классу, доложил ему о готовности смены к занятиям.

— Вы — будущие моряки, — начал урок Читайлов немного сипловатым голосом. — Будете служить на кораблях. Корабль для моряка то же, что родной дом. Но можно ли жить в доме, да еще в родном, и не знать, как он устроен?

— Устройство корабля вам надо знать, как пять своих пальцев. Тогда вы не будете путать форштевень с ахтерштевнем и шпангоут с ран гоутом[4]…

Вторым уроком в этот день было устройство двигателей.

Инженер-капитан Вукулов, который вел этот предмет, рассказал юнгам о подвигах североморцев, о блестящих торпедных атаках Героя Советского Союза Шабалина, топившего вражеские корабли в Баренцовом море, о подвигах Колышкина, Лунина, Фисановича. И хотя о самом предмете — двигателях — Вукулов на этом первом занятии не сказал ни слова, юнги знали, что по его предмету им придется заниматься как ни по какому другому. В перемену Петушок подошел к висевшему на стене плакату, на котором был изображен в красках в разрезе двигатель, и стал объяснять Ване Таранину:

— Вот эта штуковина толкает вот эту пустяковину, а эта пустяковина крутит вот эту ерундовину. Ясно?

Следующим был русский язык. С ним ребята меньше всего ожидали встретиться в школе юнгов. А в расписании занятий на следующие дни недели стояли еще физика, химия, математика. Петушка это смущало. Почти со всеми этими предметами он был в неладах. И зачем ему русский язык на флоте? Он достаточно научен грамоте, чтобы прочитать любую книгу.

Прозвенел звонок на урок.

Юнги уселись за столы, готовые снова подняться по команде дежурного. Они еще не знали, кто у них будет вести русский язык, и появление нового преподавателя ждали с интересом. Петушок хотел бы выкинуть какую-нибудь шутку при первом знакомстве с ним, но ничего не мог придумать. К тому же он сегодня дежурил по классу.

Вошел замполит роты лейтенант Соколов. Петушок подумал, что он, вероятно, обходит все классы в первый день занятий, и поэтому скомандовал: «Встать!», как этого требовал устав при появлении офицера. Докладывать ему о готовности смены к занятиям он не собирался.

Лейтенант стоял и чего-то ждал. Потом он спросил Петушка:

— Ну, а дальше?

— Что дальше, товарищ лейтенант?

— После команды «встать» при появлении преподавателя в классе что дальше надо сделать?

— Преподава-а-теля? Так ведь вы…

— Я буду вести у вас русский язык.

Петушок растерялся еще больше. В горле у него запершило, он откашлялся и совсем тихо, срывающимся голосом скомандовал:

— Смирно! Товарищ лейтенант, вторая смена к занятиям готова. Дежурный по классу юнга Агишин!

— Вольно! Садитесь.

Петушка увезли в госпиталь. Диагноз — дизентерия: то ли наелся всякой лесной снеди, то ли по другой причине. Заболело еще несколько юнгов. Зараза быстро распространялась. Из городка ежедневно приходила санитарная машина и увозила в госпиталь больных.

Врачи всюду сыпали хлоркой, советовали юнгам пить только кипяченую воду. Не все юнги слушали эти советы. Иные, заболев, старались скрыть болезнь: боялись попасть в госпиталь. Там продержат больше месяца, отстанешь в учебе, и потом трудно будет наверстать упущенное. И вообще противны все эти медицинские клизмы и уколы. Чего ради из-за какого-то поноса позволять колоть себя по нескольку раз в день?

Врачи ежедневно обходили землянки и спрашивали, есть ли больные.

Между юнгами строго соблюдался неписаный закон: не выдавать. Кто нарушал его, тот терял уважение среди товарищей. Поэтому, хотя юнги и знали, кто из них болен, но не выдавали их врачам, пока страшные боли не заставляли больного самого обратиться в санчасть.