На следующий день никто уже не вышел на берег. Но к чему! Надежда и отчаянно сменяли друг друга. Медленно тянулось время. Кое-кто из зверобоев вернулся к вечеру. Но не все…

На третье утро недалеко от села выбросило на берег разбитую лодку. В ней находился чуть живой, полузамерзший, голодный и измученный человек. Это был самый младший из койдинских охотников — семнадцатилетний Филька. Отогревшись, он, запинаясь от волнения, рассказал, что с двумя своими товарищами — братьями Федором и Кириллом Горшковыми — обнаружили большое лежбище зверя. Зверобои отдыхали у костра после удачной охоты на тюленей, когда внезапно налетел шторм невиданной силы. Он, Филька, побежал к лодке и прыгнул в нее. В ту же минуту льдину раскололо на несколько частей. Ветер быстро унес обломки льдины с двумя людьми в море. Фильке удалось спастись, а Горшковы, вероятно, погибли…

Избы братьев стояли рядом, на самом краю села. У старшего, Федора, дом был побольше. С ним жил отец, вдовая сестра. У Федора было пять душ детей. Кирилл лишь недавно отстроился. В новом доме он жил с молодой женой, тещей и грудным сыном.

Снохи не ладили между собой. Но горе объединяет людей. И семьи братьев Горшковых трое суток были неразлучны. Женщины уже выплакали все слезы п только часто моргали красными, воспаленными веками. Старик все время подливал деревянное масло в лампаду, горевшую перед большим старым образом Николы-чудотворца. Детишки, забравшись на печку, с любопытством наблюдали оттуда за народом, битком набившимся в просторную Федорову избу. Все село от мала до велика перебывало здесь в эти печальные дни. Люди входили, истово крестились и молча стояли, выражая присутствием свое соболезнование. Поморы, выросшие в краю суровой, скупой природы, привыкшие но многу недель во время промысла быть один на один со льдами и морем, вообще неразговорчивый народ. А тут еще такое несчастье. Что говорить? К чему утешать? Ведь море все равно не вернет своих пленников.

В избе царила тишина, нарушаемая только хлопаньем входной двери и негромким плачем Кириллового мальца. И эта гнетущая тишина, в которой слышался голос неутешного горя, поразила летчика, когда он, стряхнув с себя в сенях снег, вошел в избу. Он, сняв шапку, низко всем поклонился.

— Не горюйте, мы будем искать ваших мужей. Полетаем над льдами, может, и найдем, — сказал летчик женам зверобоев, хотя сам мало рассчитывал на успех.

Его слова не произвели никакого впечатления. Никто не ответил. Летчик совсем недавно появился в Койде, и к нему относились здесь с неприязнью.

В 1926 году правительство решило отправить в Белое море самолет в помощь тюленьему промыслу. Ежегодно в начале зимы сюда приходят сотни тысяч гренландских тюленей. Огромные ледяные пространства покрываются черными, лоснящимися телами. Найти их с самолета, конечно, легче, чем с лодки, с трудом пробирающейся между льдами.

Первым «авиаохотником» за тюленями стал уже известный в те годы полярный летчик Михаил Сергеевич Бабушкин.

В глухих селах на Беломорском побережье люди еще ни разу не видели, как человек летает. И вдруг как снег на голову прилетела и опустилась за Койдой невиданная птица. При виде его все разбежались с криками: «Сатана! Сатана!»

Женщины кликали ребятишек домой.

Механик Федор Иванович Грошев быстро закрыл чехлами мотор, привязал самолет веревками к вбитым в мерзлую землю кольям, чтобы ветер не опрокинул машину, и пошел в село.

Летчик остался дежурить у самолета.

Он увидел осторожно пробирающихся к нему стариков и услышал вблизи шамкающие голоса:

— От сатана! И кожа на ем черная…

Это о его летной куртке.

— А очи, очи-то бесовские, стеклянные… Зверя, сатана, распугает. Помяните, братцы родные…

Это о его летных очках.

Бабушкин сделал шаг вперед. Любопытные старцы шарахнулись в стороны…

Еле-еле они с Грошевым нашли в селе пристанище.

Казалось, что волна революции еще не докатилась до этого забытого богом и людьми глухого селения. Здесь большим влиянием пользовались главари религиозных сект — старцы и старицы. С их помощью кулаки-скупщики обирали честных и доверчивых зверобоев.

Сколько раз Бабушкин изумлялся, глядя, как здоровый помор, рослый, бесстрашный зверобой покорно слушает вздорное бормотание зловредной «пророчицы» или «баш». Дети, правда, уже начинали уходить из-под их влияния, но взрослые еще оставались покорными рабами предрассудков.

Вскоре после прилета в Койду Бабушкин с Грошевым шли по селу. За ними следовала на значительном расстоянии большая толпа. Подростки робко расспрашивали о самолете.

Летчик остановился и стал с увлечением рассказывать, как строят самолет и почему он летает. Вдруг перед ним появилась «божья старушка» — настоящая баба-яга из сказки. Старуха стукнула о землю клюкой, потом ткнула ею в сторону летчика, будто хотела проколоть его, как пикой, и начала свою проповедь:

— Слыхано было от дедов, что придет большущий корабель и пролетит над ним птица мерзкая, сатанинская… На шее у той птицы — страшенный дьявол. Наведет она и на зверя мор, и на людей мор, и на землю, и на воду… А из брюха той птицы — струи огненные…

«Технически грамотная старушка, — подумал летчик, — заметила выхлопную трубу».

— Брось, бабка, ругаться. Слетай-ка лучше в небеса, — шутливо предложил Грошев. — Главный дьявол прокатит весело.

— Тьфу, окаянный, проклятущий, вот я вам… — отплевываясь, бормотала баба-яга.

Ребята захихикали, но бабка так свирепо на них взглянула, что смех тотчас же замер.

…Бабушкин решил во что бы то ни стало найти Горшковых.

Как назло пурга бушевала еще двое суток.

В первое ясное утро Грошев стал заводить мотор. Стоял мороз в сорок три градуса. Остывший мотор не заводился. Летчик и механик раз десять меняли в радиаторе горячую воду и масло. Им помогал Филька. Парень, чуть ли не единственный в селе, поверил, что «бесовская птица» спасет его товарищей, и не отходил от летчиков.

Наконец затарахтел мотор, завертелся винт. Самолет побежал по снежному полю и легко взмыл в воздух.

Где искать Горшковых, летчик не знал. Он решил обследовать море в радиусе не менее ста километров.

Под крылом самолета проплывали большие ледяные поля с причудливыми нагромождениями торосов. Кругом лед и вода — черная, студеная вода Белого моря.

Едва летчик замечал на ослепительно белой льдине какое-нибудь темное пятно, он снижался и проходил над морем бреющим полетом. Тюлени поднимали вверх свои усатые, смешные морды и смотрели на невиданную шумную птицу.

Бензин и короткий северный день были на исходе, когда Бабушкин посадил свой самолет за околицей села. Он был поражен, увидев, что его возвращения ждут чуть ли не все жители Койды. Как и тогда, после бури, люди в угрюмом, молчаливом ожидании стояли плотной толпой, только на этот раз море было позади них. Летчик прочел в глазах женщин Горшковых и печаль, и страх, и проблески надежды. У него больно сжалось сердце. Что он мог ответить на их немой вопрос? Бабушкин стал помогать Грошеву натягивать чехол на мотор…

На следующий день была нелетная погода. Дул свежий северный ветер. Небо заволокли тучи. По опыту он знал, что вот-вот может разбушеваться пурга. Лететь было опасно. Но летчик вспомнил полные тоски и мольбы глаза маленькой, худенькой жены Кирилла и отрывисто приказал механику:

— Заводи мотор!

Бабушкин и в этот день никого не обнаружил. Ему стыдно было смотреть в глаза койдинцам, и он пробрался к дому задворками.

На следующее утро летчик опять отправился на поиски зверобоев и опять не нашел их. Он уже окончательно потерял веру в то, что обнаружит охотников. К тому же Грошев ворчал:

— Зря бензин жжем!

Кажется, он был прав.

И все же Бабушкин летал еще и еще…

На восьмые сутки, уже положив самолет на обратный курс, летчик заметил на небольшом обломке льдины, километрах в шестидесяти от берега, две черные точки.

«Опять, наверное, тюлени. А все-таки надо проверить!» — подумал оп.