Мудрое решение! Тайну божественного металла, гибкого, прочного и ковкого, нельзя доверить первому встречному! Недаром этот бог пришел в Ломарру, а не к проклятым сарлонцам и не к жадным недоумкам из Тарка! Он, Тедрик, первый кузнец в Ломпоре и должен доказать, что его мужество равно его искусству… Даже если в небе вспыхнет дюжина сарпедионовых глаз!
Сделав еще один шаг вперед, Тедрик глубоко вздохнул и произнес:
— Величайший из наших богов, Сарпедион, — злобный, мерзкий бог, мой Повелитель. И я… я собираюсь убить его!
Он стоял теперь совсем близко к сфере, и сквозь двойной туман — невольного гнева, который вызвало ненавистное имя, и мерцающего сияния — мог более ясно различить лицо и фигуру своего бога. Бог улыбался.
— Значит, злобный и мерзкий? В чем же это выражается?
— Во всем! — взволнованный кузнец повысил голос. — Что хорошего можно ждать от бога, который умеет только убивать и сводить людей с ума? Народ прекрасной Ломарры, Повелитель, хочет жить спокойно и не бояться зеленых алтарей Сарпедиона. Но откуда взяться покою и счастью, когда в любой год больше смертей, чем рождений? Ломпор обезлюдел… безумцы бродят по его улицам… и в провинциях тоже… Нас осталось слишком мало! И нам всем — кроме жрецов, конечно, — приходится тянуть из себя последние жилы, чтобы не сдохнуть с голоду!
— Я догадывался об этом, добрый кузнец… Вся Ломарра брошена на алтарь чудовища… — лицо неведомого бога стало грустным. — Скажи же мне, если ты получишь обещанный дар… эту сталь… что ты станешь с ней делать?
— Из твоего божественного металла, Повелитель, я выкую меч и доспехи — острый меч, способный рассечь медь и обычное железо; прочный панцирь, который не смогут повредить медные и железные клинки. И тогда-тогда я смогу пробиться сквозь толпы вооруженных жрецов и крыс из Тарка, их наемников! Пробиться к алтарю Сарпедиона!
Один? Но почему! Разве у тебя нет надежных друзей?
— Потому, что я не могу просить их о помощи… не могу даже поведать кому-нибудь то, что сказал тебе. Любой, кто узнает и не донесет, скоро ляжет на зеленый жертвенный камень. Или лишится разума… Жрецы давно подозревают… ищут на мне вину… — Тедрик судорожно сглотнул.
Нет, он не боялся честной смерти, но гнусная смерть страшила даже его. Подняв глаза к божественному лику, к этому сухому, костистому и немолодому лицу, он понял, что бог взирает на него с явным сочувствием. Это подбодрило Тедрика, и он сказал:
— Я — лучший кузнец в Ломпоре и, наверно, во всей Ломарре… Лишь это — да милость короля Фагона — хранит меня… вот почему я еще жив. И я буду жить, пока не найду того, что ищу!
— Полагаю, что для сражения с целым отрядом солдат нужно что-нибудь посолиднее, чем хороший меч и панцирь, — задумчиво произнес бог. — Ты большой оптимист, мой юный дикарь.
— Божественный металл — все, что я прошу, Повелитель, — упрямо возразил кузнец. — Остальное — моя забота.
— Пусть будет так. Значит, ты сделаешь доспехи и выкуешь меч. Что же дальше?
— Как ты, наверное, знаешь, мой Повелитель, изображение Сарпедиона высечено из камня — с добавками из дерева, меди и золота. Я разобью его молотом в пыль! — Тедрик скрипнул зубами. — Я вырву его сердце, печень и мозг, полью горючим маслом и принесу в жертву…
— Подожди! Статуя Сарпедиона — не живое существо! Ты же сам сказал, что его изображение сделано из камня, меди и…
— Не будь наивным, мой Повелитель! Или ты проверяешь меня? Каждому известно, что боги — нетленные духи. Они связаны со своими изображениями и с жрецами, которые служат им, духовной силой. Жизненной силой, можно сказать… Если разорвать эту связь с помощью огня и жертвоприношения, Сарпедион, конечно, не умрет, и даже Глаз его не погаснет в небе, но он не сможет мстить. Он будет бессилен, пока его жрецы не изготовят новую статую и не проведут много времени в молитвах, чтобы восстановить связь… А если заодно прикончить и жрецов… — Тедрик свирепо оскалился и стиснул могучие кулаки. Затем, прищурив глаза, пристально осмотрел свое божество сквозь мерцающую невесомую завесу. — Я сделаю твое изображение, Повелитель, чтобы ты мог обитать в нем. И я принесу Сарпедиона в жертву тебе, мой странный новый бог. Клянусь холмами Ломарры, пока я жив, ты будешь моим единственным богом!
Он на мгновение призадумался, потом спросил:
— Но как твое имя, мой Повелитель? Я не могу всегда называть тебя «странный бог».
— Меня зовут Скандос.
— Ск… Скн… Прости, мой язык не в состоянии выговорить это слово. — Кузнец снова погрузился в размышления, решая какую-то сложную проблему; губы его беззвучно шевелились. Наконец он произнес: — Отец говорил мне, пока был жив… На севере, в Средней Марке, откуда мы ведем свой род, в старые времена был другой бог. Его звали… звали… Ллосир, вот как!
— Подожди! Ты знаешь, когда воцарился Сарпедион?
Кузнец пожал плечами.
— Это было давно… много поколений назад. В небе вспыхнул кровавый глаз злого бога — такой же, как горит сейчас. Людей беспокоили странные видения… странные и страшные! Их обуял ужас! Многие начали поклоняться Оку Сарпедиона, приносить жертвы — даже собственных детей… Тогда великий Ллосир в печали покинул холмы Ломарры, и удача отвернулась от нас… — голова Тедрика поникла, голос стал глухим и невнятным. — Говорят, — пробормотал он, — что Око пылало в небе пять лет, потом угасло… потом вспыхнуло вновь, но в другом месте… и так повторялось много раз… Сарпедион словно следит за нами!
Бог за сияющей завесой молчал.
— Отец рассказывал, что у Ллосира были четыре руки и в каждой — по грозному молоту… — нерешительно произнес Тедрик. — Ты совсем не похож на него, Повелитель, но я хотел бы называть тебя Ллосиром.
— Зови меня как угодно, но запомни — я не бог.
— Ты смеешься надо мной, Повелитель Ллосир, — кузнец обиженно поджал губы. — То, что человек видит своими глазами, слышит своими ушами, и есть правда. Любой, увидевший тебя в этом светлом сиянии, услышавший твой беззвучный голос, признал бы в тебе бога!
Скандос сдался. Он мог бы спорить неделю с упрямым кузнецом без всякого успеха. Этот крепкоголовый Тедрик хорошо знал, где лежит истина; его душа не ведала сомнений, обуревавших более цивилизованных потомков.
— Но договоримся еще об одном, Повелитель, — продолжал Тедрик. — Понял ли ты, что я хочу прекратить человеческие жертвы? Их больше не будет — даже во славу твоего имени. Я готов предложить тебе все, что пожелаешь — кроме человеческих жизней. И я не изменю своего слова, даже если ты откажешься дать мне божественный металл.
— Хорошо! Пусть твое решение будет твердым и окончательным. Мне не нужны никакие жертвы — ни сейчас, ни в будущем. Ты понял меня, кузнец?
Будто подтверждая слова странного божества, сфера, окружавшая его, вспыхнула, на миг высветив серебристый обруч, полуприкрытый прядями темных волос.
— Да, Повелитель, — Тедрик почесал в затылке. — Конечно, Сарпедион — грозный и могущественный бог, и когда я принесу его печень на твой алтарь, между нами установится крепкая связь. Но хватит ли этой единственной жертвы на все будущие времена? Может быть, пара барашков и бочонок вина окажутся не лишними?
Скандос выругался про себя. Он не хотел снова ввязываться в спор. В конце концов, если Тедрик желает принести такую жертву, это его дело.
— Уверяю тебя, печени Сарпедиона будет вполне достаточно. Что касается моей статуи, которую ты собираешься изваять… в этом нет никакой необходимости.
— Иначе нельзя, мой Повелитель. Если у тебя не будет изображения и своего алтаря, все подумают, что ты — маленький и слабый бог. Кроме того, изображение поможет мне вызвать тебя в случае нужды.
— Ты не сумеешь меня вызвать. Даже если б я ухитрился услышать твой зов, что очень сомнительно, я не смог бы ответить. Если ты когда-нибудь снова встретишься со мной, то это произойдет по моей воле, а не по твоему желанию.
— Замечательно! — воскликнул Тедрик. — Все боги действуют подобным образом и, несмотря на это, они говорят — через своих жрецов, конечно. Я рад, что ты откровенен со мной, Повелитель Ллосир. И если мы договорились насчет печени Сарпедиона, барашков и вина, то не пора ли нам перейти к божественному металлу?