Да, у Сарпедиона были причины для гнева!

За всю жизнь Дивейна великий Сарпедион ни разу не показывался на глаза смертным, хотя в далеком прошлом, как гласили легенды, он иногда соизволял жрецам услышать свой грозный глас. Обычно это случалось в те времена, когда его кровавое багряное Око светило над миром. Такие эпохи разделялись десятилетиями или столетиями — как было угодно божеству; но рано или поздно они наступали с той же неотвратимостью, с которой подымается на востоке солнце. Глаз Сарпедиона неожиданно вспыхивал в небе, повергая людей в трепет, и пылал пять, десять или пятнадцать, лет; никто не мог заранее предвидеть, сколько времени на сей раз бог решит созерцать прегрешения человеческие и карать отступников и святотатцев. Он мстил сам, насылая безумие, и руками жрецов пускал потоки крови из грешников.

Великие и страшные времена — дни Кровавого Ока! Звездный час верных слуг Сарпедиона! Года, когда их могущество, сила и власть были неоспоримы; эпохи, когда они правили миром, попирая земных владык! И ему, Дивейну, выпала честь возглавить в такой период жрецов Ломарры… Это было огромной удачей. Однако бог ревнив и не терпит соперников; горе тому, кто его разгневал — глупый ли простолюдин или сам верховный жрец, промедливший покарать отступника. Правда, сей отступник имел могучего покровителя…

Дивейн огорченно покачал головой. Нет, ему не справиться с Ллосиром… Нужно молить бога о том, чтобы он показался снова и заговорил; чтобы он сам дал указания, как уничтожить вредоносного демона и защитить его, Сарпедиона, непререкаемую власть. Древняя процедура общения с божеством была хорошо известна верховному жрецу — несмотря на то, что за свою долгую жизнь он никогда к ней не прибегал, да и не стремился прибегнуть; дело это казалось страшноватым и малоприятным. Но ситуация требовала экстраординарных мер.

В Ломпоре, столице Ломарры, Сарпедион обитал сразу в двух местах — в своем огромном, величественном и мрачноватом Храме, что высился в центре города, и в подземном лабиринте под усыпальницей Скина — древнего властителя, под водительством которого ломариане, хлынув некогда из Верхней и Средней Марки, исконных своих территорий, захватили плодородные равнины Мидвела и Побережье. В Храме располагался главный алтарь, рядом с которым стояла десятифутовая статуя бога, высеченная из гранита и, как и положено, полая внутри — чтобы разместить наиболее важные органы. Здесь производились торжественные жертвоприношения на глазах народа, знати и короля; здесь же были покои Дивейна и большинства высших жрецов, а также караульный пост с сотней наемников.

Гробница Скина, выстроенная в форме усеченной пирамиды, на вершине которой находился второй алтарь, черной каменной громадой торчала на северной окраине столицы — прямо напротив парков, окружавших королевский дворец. Это массивное строение, на сотню футов возносившее к небесам, будто бы напоминало светскому владыке, что в Ломарре существует более грозная и могучая сила, чем та, которую олицетворял король. В подкрепление данной ситуации, гробницу окружали казармы тарконцев — не менее тысячи человек. Вся королевская гвардия, охранявшая порядок в городе и покой его величества Фагона Третьего, насчитывала не больше пяти сотен бойцов.

В подземелье под каменной пирамидой хранилась казна Храма, а в самой далекой и тайной камере сокровищницы — Скрытый Лик, второе изображение Сарпедиона довольно скромных размеров (в человеческий рост, насколько помнил Дивейн), которое извлекали раз в десять-двадцать лет в особо важных случаях. Этот идол, неимоверно древний и грубо вырезанный из черного мрамора, считался более могущественным и священным, чем статуя в главном Храме; его не стоило беспокоить по пустякам. Ежегодно Кайтор, старший жрец усыпальницы Скина и будущий преемник Дивейна, осматривал скрытый Лик бога и делал пророчество, поражавшее своей неизменностью: да будет всяк в Ломарре покорен Сарпедиону и его слугам, иначе жизнь нечестивца пресечется быстро и болезненно. Никаких благ покорствующим Сарпедион не обещал; он только грозил и карал.

Кроме золота и древней статуи, в лабиринте Скина скрывались и другие ценности — десятка три наиболее важных узников. Одни, некогда благородные и значительные персоны, приберегались для торжеств и публичного устрашения воинственных баронов Ломарры; другие… другие как раз и были предназначены для того, чтобы в случае крайней необходимости получить указание божества.

Но одновременно с этим требовалось совершить жертвоприношение. Несомненно, то был самый надежный способ привлечь внимание Сарпедиона — принести ему достойную жертву. Конечно, не раба и не сотню рабов. И не девственницу из простой семьи. Эта жертва должна доказывать глубочайшее уважение к богу, размышлял верховный жрец. Может быть, настала очередь самого короля? Нет… Слишком стар и обременен грехами… Однако, его дочь… его старшая дочь… При этой мысли Дивейн ощутил холод где-то в глубине живота. Но отчаянная ситуация требовала экстраординарных мер. Он вызвал младших жрецов и отдал приказ.

8

Лаборатория Скандоса в горах Ампассера; тот же день, девять часов вечера.

Тхар, историк и хранитель архивов, прикончив бутылку рубинового мидвелского вина, оправился от потрясения и начал проявлять свою обычную жизнерадостность и любопытство. Ткнув пальцем в экран аналитического блока, на котором зловещим зигзагом продолжала пылать молния Сарпедиона, он спросил:

— Похоже, размеры кружков, изображающих сгоревшие звезды, уменьшаются по мере приближения к нашей системе. В этом есть какой-нибудь смысл?

— Не больший, чем заложен мной, — пожал плечами астроном. — Если помните, Тхар, я запрашивал у вас сведения по всем документально зафиксированным вспышкам за два последних тысячелетия. Порывшись в старых хрониках, вы представили необходимые даты, но с некоторым допуском — тем меньшим, чем ближе находилось интересующее нас событие к современности. Вот, скажем, эта звезда, загоревшаяся во времена Тедрика, — Пайрот коснулся пятнышка в почти в самом начале красного зигзага, — превратилась в очередной Глаз Сарпедиона в месяце Скрещенных Мечей. Согласно вашему же комментарию, Тхар, сейчас никто не знает точно, какой это месяц по счету; известно лишь, что он соответствовал концу весны или началу лета. Поэтому я считаю, что дата известна нам с точностью до тридцати дней. В моей модели, — ученый окинул задумчивым взглядом экран, — размеры изображающего звезду пятна пропорциональны ошибке, с которой мы можем установить дату ее возгорания. Чем в более древние времена это служилось, тем больше допуск и тем больше кружок.

— Вот как! — произнес хранитель, криво усмехнувшись. — Ваша диаграмма, друг мой, отражает глубину моего невежества… в строгой математической форме!

Астроном молча развел руками, молодой Фурмин фыркнул, а Винг со Скандосом переглянулись. Тхар в нерешительности потер лоб; было заметно, что историка обуревает сотня вопросов одновременно. Что ж, превосходно! Для того его и пригласили сюда. Если Скандос и Пайрот, каждый в своей области, являлись великими учеными, а Винг был гениальным конструктором аналитических машин, Тхар прославился своим острым, критическим умом. Этот человек умел задавать вопросы! К тому же, его познания были поистине энциклопедическими. Но сейчас он явно колебался.

— Значит, даты, даты… — пробормотал он. — Но ведь с помощью хроноскопа можно… Нет, с этим успеется, — историк повернулся к Скандосу. — Объясните-ка лучше, коллега, как вы общались с нашим кузнецом? Только не надо уверять меня, что вы за пару дней овладели разговорным ломарианским! — Тхар с улыбкой покачал головой. — Я изучаю его двадцать лет, но это невозможное древнее произношение… Нужно иметь луженую глотку! Люди сейчас не способны так реветь, рычать и хрипеть, как полтора тысячелетия назад.

Скандос обратил взгляд на своего ученика; оба они выглядели смущенными.

— Ну, говоря по правде, я использовал маломощный ментальный усилитель…


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: