— Вот это силища!

Стало ясно, что началась наша артиллерийская контрподготовка. Дремов посмотрел на часы. Стрелки показывали два часа двадцать минут. Так пятого июля сорок третьего, разорвав предрассветную тишину, на обширном участке фронта южнее Орла началась одна из решающих битв Отечественной войны.

Контрподготовка оборвалась так же внезапно, как и началась. Наступила гнетущая тревожная тишина, тянувшая за душу свыше двух часов. Наконец противник опомнился после нашего мощного удара, но начал он свою огневую подготовку недостаточно организованно и только в четыре часа тридцать минут. Спустя еще около получаса на НП полка послышалось резкое дребезжание телефона. Дремов поднял трубку и узнал голос командира второго батальона капитана Лаптева. Тот пытался доложить обстановку.

— Говоришь, танки выходят в исходное? Слышу! Шум двигателей доносится и из рощи севернее. — Понять комбата до конца Дремову не удалось: на правом фланге полка противник открыл такую сильную пальбу, что в трубке слышались лишь металлический лязг, грохот и треск. Дремов понял, что противник сосредоточивает главные усилия на правом фланге полка и будет вбивать клин в стык между ним и соседом справа. Прошло несколько минут, и появились танки.

— Смотри! — Дремов толкнул в бок Кобзева. Тот начал считать:

— Четыре, семь… Десятка полтора, но, по-моему, они на участке соседа.

— Пусть и так. Но мы тоже отвечаем за стык!

Пока Кобзев подавал команду на огневые позиции, из-за высоты появились вражеские самолеты. Одна их группа направилась к району позиций артгруппы, а вторая обрушила удар по району НП полка. Под ногами задрожала земля, а роща, вблизи которой находился наблюдательный пункт, заполыхала. В воздух взлетели раздробленные стволы деревьев, корневища, комья земли. Вскоре высотку затянуло едким дымом, пламя подступало и к НП. Несколько минут спустя вокруг установилась зловещая тишина. Только на дне тсода-сообщения надрывно зуммерил вывалившийся из ниши телефон.

Удержавшись на ногах, Дремов потянулся к телефону, но, шаря рукой в задымленном окопе, не мог найти трубку. Рядом появился начальник штаба майор Великий.

— Танки прорвались на стыке справа, — выкрикнул он.

Дремов направил бинокль в ту сторону.

— Как прорвались? Я вижу, что горят!

Впереди действительно горело несколько танков. Оглянувшись, Дремов встретился взглядом с радисткой.

— Заикин вас, — поспешно обратилась она.

По радио еще громче, чем по телефонной связи, раздавались помехи разразившегося боя. Из доклада комбата Дремов с трудом понял, что противник прорвался на участке соседнего полка и продвигается в глубину. Было Заикиным еще что-то сказано о пушках, но командир полка уже принимал решение, как предотвратить прорыв танков противника в тыл батальона. Его мускулистое лицо жестко напряглось, глаза покраснели от едкого дыма, туго сжимались кулаки. Отдав приказание майору Кобзеву усилить огонь на стыке, он велел вызвать комбата-два Лаптева, но не успел возвратить трубку радистке, как внезапно налетевший новый огненный вихрь швырнул девушку в конец траншеи. Над головой понеслись, сотрясая воздух, тяжелые снаряды. Дремов понял, что противник начал обстрел дальнобойной артиллерией. Вслед за разрывом он увидел, как на колючем кусте рядом повис окровавленный кусок чьей-то гимнастерки. Из колыхавшегося рукава торчала, кровоточа, раздробленная кисть руки. Не только роща, но и вся высота, продолжая вздрагивать, полыхала бурым пламенем.

Еще несколько снарядов разорвалось непосредственно у НП. Падая как подкошенный на дно траншеи, Дремов успел заметить, что тот ее угол, куда была отброшена радистка, сровняло с землей. Удушливый толовый дым, смешанный с пылью, сжал горло. А над районом обороны полка появилась новая группа вражеских бомбардировщиков. Пикируя с небольшой высоты, они бомбили район обороны первого батальона. Рядом_: слышались надрывные команды майора Кобзева, но грохнули очередные разрывы, и команды оборвались. Дремов вздрогнул, что-то больно обожгло его изнутри. Преодолевая наступившее оцепенение, он заставил себя посмотреть назад: Кобзев с окровавленной головой лежал на краю разрушенной траншеи.

Дремов вместе с подбежавшим артиллерийским разведчиком бережно опустили майора на дно траншеи. На груди Кобзева поблескивал орден Красного Знамени, который был ему вручен всего лишь несколько дней назад, после возвращения из госпиталя.

Чувствуя, как перехватило горло, Дремов хотел глотнуть из фляги воды, но подбежал сержант-радист.

— Вас комдив!

Доложив обстановку, Дремов не стал обращаться с просьбами, понимая, что положение на его участке не сложнее, чем перед фронтом других частей дивизии. Заканчивая разговор, комдив обрадовал сам:

— Сейчас на вашем стыке нанесут удар штурмовики, обозначьте ракетами передний край полка.

Через полчаса в небе действительно появились самолеты. Дремов внимательно за ними наблюдал. Он был уверен, что штурмовики вот-вот нанесут удар по танкам. Но пришел в недоумение, когда самолеты пошли дальше, в тыл противника. Однако досада сразу прошла, когда часть рощи, находившейся в ближайшем вражеском тылу, после потрясающих взрывов буквально подняло в воздух. «Ясно. Нанесли удар по складу боеприпасов», — рассудил Дремов, а штурмовики, развернувшись в сторону правого фланга полка, дружно накрыли атаковавшего противника.

Оторвавшись от рации, майор Великий развернул карту и стал докладывать Дремову:

— Противник обходит правый фланг. Предлагаю один дивизион вместе с подвижным отрядом заграждения выдвинуть на первый рубеж, но подкрепить его надо хотя бы одной ротой от третьего батальона.

— Давай сигнал артиллеристам, а с ротой воздержимся. В военном деле ничего не может быть вреднее, чем дробить силы. Расточительством заниматься не будем. Батальон Ефимова нам совсем скоро потребуется в полном составе для нанесения контратаки или прикрытия стыка с соседом.

Великий поспешил передать приказание артиллеристам и ПОЗу [3], а Дремов, продолжая наблюдать за передним краем, схватил трубку дребезжавшего полевого телефона. Он сразу узнал голос Заикина, но выслушать доклад комбата до конца опять не удалось, так как связь снова оборвалась. И хотя она вскоре была восстановлена, Заикина на НП уже не оказалось. Ответил телефонист:

— Товарищ комбат побежали на правый фланг. Там прорвался противник.

Швырнув со злостью умолкшую трубку, Заикин прокричал начальнику штаба:

— Рындин! Остаешься здесь! Да смотри за первой ротой. Ни шагу назад! Помнишь такой приказ? — Мотнул головой, позвал ординарца: — Кузьмич! Где ты там? За мной! — И, выпрыгнув из окопа, не пригибаясь, рванул прямиком во вторую роту, а встретив через несколько минут ротного, торопливо спросил: — Как тут у тебя?

— Напирает, но пока держусь. Вон там, — Супрун бросил взгляд в сторону, где была во втором эшелоне третья рота, — там дело хужее. Как бы не смял роту.

Комбат нервно передернулся.

— Оставь пару пулеметов на позиции, пусть вместе с Ладыгиным и первой ротой сдерживают противника с фронта, а роту сними и быстро за мной! — скомандовал он, торопясь на позицию третьей роты, где неистово кипел бой. Не отстал от комбата и ординарец. Быстро пошарив в противогазной сумке, Кузьмич протянул Заикину две «лимонки».

— Возьми. Пригодятся.

Добежав до северо-западных скатов плоской высотки, где начиналась позиция второго эшелона батальона, комбат увидел, что противник пытается прорваться на высоту. Были хорошо видны и его пехота, и танки, полосовавшие из пулеметов по окопам длинными очередями. Местность на всем участке атаки утопала в дыму, но на переднем крае роты кое-где вспыхивали слабые светлячки. Заикин понял, что по танкам били противотанковые ружья.

— Ух, твою… — выругался он. — Иметь бы здесь хотя бы пару орудий. Как раз шуганули бы по борту. А так…