— В этом-то и дело, — выслушав рассказ Кузнецовой о стычке с супругой пациента, подтвердил Апээн. — Один из приятелей рассказал Ряжкову, что его жена намекала: перед тем, кто избавит ее от благоверного, она в долгу не останется. Но слишком тяжело знать, что любишь женщину, которая желает твоей смерти. И Ряжков не желает признавать очевидное. Он как бы «забыл» о сообщенном приятелем. Но подсознание помнит об угрозе и выматывает его предчувствиями. Отсюда и обжорство и кошмары.

— Такова жизнь, — вздохнула Надежда, сочувствуя уже Ряжкову. Человеку, способному полюбить и страдать из-за любви, можно простить многое. — Он сам виноват. Хочешь покупать женщин, будь готов к тому, что они тебя продадут. Но при чем тут страховка?

— Не только жена хочет от него избавиться. Милиция тоже спит и видит, как бы обезглавить его ОПэГэ. Ряжков боится, что если его кто-то убьет, то сыщики усердствовать не станут. А это развязывает руки его конкурентам из мафии, с которой, похоже, уже спелась его супруга. Трудно жить, чуя, что множеству людей приятна твоя смерть. Но недавно Ряжкову сказали, что у страховых компаний сильная детективная служба. И если он застрахуется, а потом с ним что-то случится, то ваши сыщики обязательно найдут злодеев. Тем более, если подозреваемая — жена, которая указана в полисе. Вот умом он и надеется, что страховка усмирит его жену. Но подсознание-то его знает: супруга жадна до глупости!

— Ясно, — догадалась Кузнецова. — Он боится, что страховка ее не удержит, а наоборот, подтолкнет. Ну пусть не страхуется. Что он, как буриданов осел в раздрае? И козней супруги боится, и расстаться с ней не хочет!

— Вот именно. Ты называешь это «раздрай», а психологи — конфликтом ролей. Любовь, Надюша. Он видит, понимает правду, а все ж таки душа рвется любить вопреки очевидному. В общем, его подсознание запуталось и от страха вогнало его в столь глубокий транс, который я и не планировал. Понимаешь? Как только вся правда открылась, его психика спряталась в крепость из сна. Такое бывает и с перегруженным компьютером. Программисты говорят: «Завис». И пока не найдется приемлемый вариант, он будет спать.

Надежда вспомнила грязный запорошенный ржавой листвой джип во дворе Апээна.

— И давно он у вас тут?

— Со вчерашнего дня.

— Ого! То-то запашок чувствуется. А я-то думала: эклер… Сколько он еще может проспать?

— Сколько угодно. Вплоть до летаргии на годы.

— Ничего! Ему полезно. Поголодает заодно. Ишь, расплылся.

— Нехорошо так говорить. Люди много едят, потому что несчастны. Помнишь, сколько у тебя самой было лишних килограммов, когда ты ко мне пришла? Выручай, Надежда. У него пульс все время замедляется. Скоро он и слышать перестанет. А ты же понимаешь, я не могу устроить для него тут госпиталь. Его охрана мне клиентуру распугивает. И к коллегам обратиться не могу. Засмеют. Удар по репутации. Выручай. Придумай что-нибудь.

— И когда я придумаю, он проснется?

— Безусловно.

— Эй, Ряшка! Вставай. Я придумала!.. Чего он?

— Он слышит все, но слушает только меня. Когда я именно к нему обращаюсь.

— Так скажите ему сами, что я придумала.

— А ты правда придумала, как ему выкрутиться?

— Нет. Это придумала его жена. Только она сама об этом пока не знает.

Обсудив все с Апээном и уточнив детали, Надежда села поближе к Ряжкову и позвонила его супруге. Представившись, объяснила ситуацию тем приторно-сладким голосом, каким женщины говорят друг другу гадости, чтобы они становились еще горше:

— …Разумеется, ваш супруг все напутал. Вы же знаете этих мужчин: что-то где-то услышат и бегут, выпучив глаза, ничего толком не узнав. Служба расследований у нашей страховой компании есть. Но хреновая. Там все пенсионеры — бывшие менты и гэбэшники. Почти ничего толком не умеют. Так что он зря надеется, что они смогут в случае чего найти его убийцу… Да-да, его страховка включает все деньги, которые у него есть. Да, и имущество. Да, и акции тоже. Все до цента. Называется «накопительная». Да, включая риски. И от несчастного случая тоже… Конечно, наследница — вы. Конечно, хорошо. Только знаете, в его договоре есть одна существенная оговорочка. Я объясню какая. Это просто: вы унаследуете все, чем он владеет, только в одном случае. Если он умрет «вследствие возрастных изменений в организме»… Что непонятно? Проще говоря: вам достанется все, но только в том случае, если он умрет от старости. Все остальные варианты страховым случаем не являются… Это значит: если причиной смерти будет несчастный случай или убийство, вы не получите ни гроша. Все уйдет нашей компании… Нет, виновников наши искать не будут. Зачем? Деньги-то у нас остаются… Понимаю и сочувствую, но уж так. Да, именно так!.. И я вас тоже… И вам — того же. Все!

Надежда бережно положила телефонную трубку и уставилась на слегка пошевелившегося Ряжкова:

— Не знаю уж, как там любовь, но теперь она вас больше, чем себя, станет оберегать. И от убийц грудью закроет.

— Погоди-ка, — перебив Надежду, Апээн обратился к пациенту: — Ты слышишь эту женщину, ты помнишь все, что слышал раньше. Ты слышишь ее голос и понимаешь, что она говорит.

— Можно? Таким образом, Павел Борисович, ваша проблема решена. Если вы подпишете эти бумаги, то убивать вас станет крайне невыгодно. Если вас убьют, то все ваши деньги достанутся страховой компании. Поэтому ваши дружки из вредности хотя бы будут теперь вас охранять лучше, чем себя самих… Ого!

Огромный, как шкаф, Ряжков поднялся со стульчика, протер глаза и, вдруг согнувшись, взмолился:

— Где тут сортир, мать вашу?

Надежда пододвинула ему бланк договора, протянула ручку и показала нужные графы. Павел Борисович трясущейся рукой поставил росчерки. Протерпевший больше суток бугай вылетел из кабинета, почти отшвырнув с дороги улыбающуюся бодрую «пампушку». Но та была слишком весела, чтобы рассердиться:

— Ой, господин Апээн, спасибо! Я на этот эклер даже смотреть не могу. Тошнит от одного запаха! Все, начинаю новую жизнь.

— Очень хорошо, — улыбнулся чародей, у которого тоже во взоре светилось облегчение. — Через недельку наведайся опять. Подправим, если что не так.

— Обязательно! Так я пошла? Знаете, возле моего дома есть прекрасный скверик, — блаженно прижмурилась полненькая клиентка. — По нему так хорошо бегать. Особенно утром. Бежать и бежать… Аж до самой булочной. Там такие чудные и совершенно постные кексы. Их даже есть не нужно: они сами в рот прыгают!

Кузнецова засмеялась. Но Апээн не огорчился. Сказал, когда клиентка ушла и под окном натужно закряхтела отъезжающая «Ока»:

— Знаю я ту булочную и те кексы. Давиться будет, а больше одного за день не съест. Видишь, мы сегодня с тобой две жизни спасли. Кстати, почему ты сказала, что этот вариант страховки его жена придумала?

— А потому что она нашла кому хамить — страховому агенту!

— Ты уверена, что только поэтому? — спросил Апээн.

— Ну да. А что?

— Не знаю точно. Но по тебе вижу, что все не так просто. Ты у меня дама чуткая. Твой тип личности от природы предназначен прогнозировать развитие отношений между людьми.

— Ты думаешь, что его жена будет мне мстить? — Надежда не все понимала из того, что Апээн, приверженец новой науки соционики, говорил, но к мнению чародея привыкла относиться внимательно.

Апээн несколько мгновений вглядывался в широко расставленные, спокойные глаза Кузнецовой, а потом пожал плечами:

— Его жена вряд ли. Тут я приму меры. Но какие-то бабьи разборки ты — вижу — предчувствуешь. Во всяком случае, я тебе советую быть поосторожнее в ближайшие месяцы.

— Как скажете, учитель, — согласилась Кузнецова.

Через полтора часа, объяснив Ряжкову еще раз, так сказать, уже наяву условия страховки, Надежда вернулась домой счастливая. Ей очень хотелось поделиться сегодняшними успехами с Олегом. Удача вдесятеро слаще, когда есть, с кем ее разделить. Опять помощь Апээну обернулась удачей для нее самой. В том числе и немалыми комиссионными. Конечно, она помнила, что за любое везение нужно платить, но еще не подозревала, что в данном случае оплата должна последовать немедленно. Спохватилась Надежда, когда подняла трубку телефона, чтобы набрать номер Олега, и обнаружила, что гудка нет. В трубке была мертвая тишина.