Медсестра не пустила ее в комнату, где был Воротников, — он спал.
Тамара решила осмотреться. Сначала — чтобы себя занять и собраться с мыслями. Но после увлеклась и с любопытством прошлась по дому. Она еще не видела, чтобы «содержание» дачи насколько разительно отличалось от ее же «внешности». Во-первых, благодаря прекрасной планировке складывалось впечатление, что внутри дом гораздо больше, чем снаружи. И шикарнее: великолепная мебель, ковры, теле-, видео- и радиоаппаратура. Первым делом женский инстинкт повел ее на кухню. Она тоже оказалась просторной и роскошно оборудованной. Вспомнив, что и больного надо кормить, Тамара осмотрелась. Судя по грязной посуде на столах и в раковине, тут недавно пировала целая толпа, но в двух огромных холодильниках осталось немало продуктов. Правда, в основном мясных, жирных и соленых.
На первом этаже, кроме огромного холла и кухни, размещались кабинет, в котором сейчас спал хозяин, и два туалета. Один из них, отделанный в розово-голубых тонах, явно служил и «дамской» комнатой. Наверху хилая внешне мансарда умудрилась вместить три спальни. Каждая была обставлена, как номер в пятизвездочном отеле, имела ванную-туалет.
Панкратова вышла во двор и обошла здание кругом. Только тогда она поняла то, что совершенно не было заметно с улицы. Видимость скромной советской дачки служила лишь маскировкой прекрасно вписавшемуся между старыми деревьями дому. Что само по себе, наверное, стоило немалых денег. Воротников и тут был верен своему принципу: не демонстрировать достаток. Он категорично отметал предложения о покупке шикарных иномарок или смены арендуемого на Новом Арбате офиса на что-то более престижное, вроде отдельного особняка.
— Масса тружеников ни за что ни про что попали в нищету. В других странах гаев бедняков сдерживается необразованностью и религией, а наши нищие хорошо образованны. Они знают, что такое прибавочная стоимость, и ссылки на Всевышнего их не сдерживают. Глупо дразнить гусей. Слишком много бесконтрольного оружия, слишком много желающих если не отомстить, так хоть ограбить.
Участок вокруг дачи тоже в стиле Воротникова — не так мал, чтобы чувствовать тесноту, но и не столь велик, чтобы привлекать излишнее внимание, — красив своей заброшенностью. Пяток сосен, несколько елок и два ряда плодовых остались тут с незапамятных пор и стояли живописными уютными группами. Среди них пряталась застекленная беседка. Внешне неказистая и потрепанная непогодой, а внутри — прекрасные диванчики, письменный стол с компьютером, шкафчик для электрокофейника, бутылок, чашек и прочей посуды. Наверное, здесь отлично думалось и беседовалось.
Трава на участке росла дикая, по колено, обступая дорожку из щербатых тротуарных плит. Панкратова сорвала травинку, прикусила ее задумчиво и огляделась. Вокруг высились деревья, и лишь кое-где среди них проглядывали крыши и чердачные балконы других, по-новомодному фешенебельных особняков. Они занимали большую часть улицы. «Разумно, — прикинула Панкратова, оценивая выбор места Воротниковым. — Их охранники в какой-то степени стерегут и соседские дома».
— Прицениваешься?! — как крапивой обожгла ее резкая реплика.
Тамара испуганно обернулась и увидела Ирину. Та, пренебрежительно обдав взглядом простенький сарафан, ревниво покосилась на гладкие округлые плечи, уже чуть загорелую вокруг ложбинки грудь и едва прикрытые легким подолом упругие ноги.
— Как вызнала? Чего заявилась?! — по-базарному наседала Колоскова, походившая на злющую кошку, у которой отбирают кусок колбасы. — Да еще и вырядилась, как на пляж!
— В чем была, в том и приехала, — начала Панкратова смущенно, но осеклась. Только сейчас, благодаря подозревающему взгляду «кошки», до нее дошло, что в открытом и приталенном сарафанчике она смотрится слишком женственно. Что ж. Если обстоятельства вынудили ее прятать свою фигуру, это вовсе не означало, что она ее стесняется.
— А что, собственно… Чем вы недовольны? — В саркастическом тоне Тамары Владиславовны явственно звучало: «А какое твое собачье дело?!»
Она тоже человек и вполне может иной раз и зубы показать. Даже фаворитке. Пусть не зарывается.
И так-то небольшие глаза ее собеседницы превратились в щелочки.
— Чем я недовольна? Да тем, что с Валерием Захаровичем случилось несчастье! — Колоскова тут же перешла в наступление. — Чего ты тут гуляешь? Полуголая!
Голос Ирины Павловны, обычно переполненный той хрипотцой, которую дамы ее толка считают «интимной», визжал, как несмазанные ворота. Тамара почувствовала себя увереннее.
— Вы предлагаете мне биться в истерике? Это ему поможет?
— Но и шляться тут, вынюхивать тоже нечего!
Женщины еще некоторое время грозно глядели друг на друга, а потом Панкратовой стало смешно. Ей-то что делить с этой, боящейся упустить добычу хищницей? Единственное, чем тут дорожит Тамара, — работа. Но на нее Ирина Павловна как раз не претендует.
— Чего улыбаешься? — совсем вульгарно зашипела та. — Думаешь, ты кого-то обдурила своим маскарадом? Я сразу поняла: освоишься и начнешь задом вертеть перед шефом. Не обольщайся! Видала я таких. Чуть что — мигом кости переломаю. Есть кому!
У Панкратовой хватило ума сдержаться.
— Володя сказал: Валерий Захарович требует срочно приехать, — сухо доложила она. — Я прямо с дачи. Не успела переодеться.
— Да? — ехидно ухмыльнулась Ирина Павловна. — Что, завербовала пацана? Что-то я ничего такого не слышала!
— Спросите сами.
— Тамара?! — позвала с веранды медсестра. — Кто тут Тамара? Больной требует, аж до крика. Быстрее! Ему нельзя нервничать.
Пока Панкратова несколько мгновений соображала, кто это «больной», Ирина, оттолкнув ее, взбежала на крыльцо и властно распахнула дверь. Тамаре пришлось поторопиться следом.
Забинтованный Воротников лежал, опутанный проводами и трубочками, как герой американского боевика. Глаза у него были затуманенные, как у пьяного. Причем очень сердитого пьяного.
— Ты чего тут?! — напустился он на Ирину Павловну. — Я же сказал: езжай домой. И чтобы завтра к вечеру был подробный план.
Он закашлялся и, повернув голову к Панкратовой, несколько мгновений озадаченно хлопал длинными, как у женщины, ресницами. Потом обрадовано узнал:
— Так это — ты?! Наконец-то. Видишь, как оно повернулось? Ты была права: пора кончать с экспромтами и налаживать планирование. Ира! Чего ты ждешь?
— Но я могу и тут… Позволь мне! Я хочу быть с тобой, — взмолилась та, и Тамара Владиславовна по лихорадочно блестящим глазам и плаксиво подрагивающим губам Колосковой поняла, что та действительно переживает. — Кто-то должен готовить, например? Позволь мне остаться!
— Так. — Валерий Захарович прикрыл глаза и попытался быстро вдохнуть полной грудью.
Была у него такая привычка. Стараясь сдержать свой темперамент в разговоре с проштрафившимися подчиненными, он демонстративно глубоко дышал. Это было знаком поскорее исчезнуть. Но сейчас у него ничего не получилось. Вдохнув, он сморщился от боли и побурел, сдерживая новый приступ кашля. Медсестра быстро подошла к его изголовью и ловко приподняла его за плечи, словно укачивая. Колоскову от ее сноровки передернуло.
— Ира, — отдышавшись, попросил шеф, — у меня сейчас куча проблем. Не добавляй себя. Пожалуйста! Тамара приехала. Тут есть кому готовить. Уезжай! Я тебе дал кучу заданий. Делай!
Колоскова, понимая, что далее спорить опасно, мрачно потупилась и вышла, не смиряя стук каблуков. Воротников отстранил медсестру, чтобы она не загораживала Панкратову, и велел:
— Давай садись сюда. Записывай!
Тамара Владиславовна взяла с письменного стола книжку, несколько листов бумаги, ручку и придвинула было кресло на колесиках к дивану, на котором лежал шеф, но тот, неуклюже шатая непослушной от лекарств головой, зарычал:
— Да нет же! Садись сразу за компьютер. Чего двадцать раз переписывать одно и то же?
— Так, больной, — тихо, но непреклонно подала голос медсестра. — Если будем нервничать, я всех отсюда выгоню!