«Не обязательно! Убить его вы всегда успеете, подождите! — Ифнесс повернулся к Хозману, пойманному Этцвейном за шиворот. — Говорите! Вам есть о чем рассказать».

«Что рассказывать? Кому? Зачем? — Хозман истерически всхлипывал. — Все равно меня разорвут на части — людоеды, звери!»

«Тем не менее, мне будет интересно вас выслушать. Вам нечего терять — говорите».

«Все это сон, — бормотал Хозман. — Сон, больше ничего. Я летал по воздуху, как бестелесный призрак. Я говорил с чудовищами. Я умер и восстал из мертвых».

«Прежде всего, — деловито прервал его Ифнесс, — где девушки, похищенные вчера ночью?»

Хозман дико взмахнул рукой и чуть не упал навзничь, потеряв равновесие: «За облаками! В царстве небесном! Оттуда никто, никто не вернется. Их унесло на волшебном челне».

«Так-так, понятно. Их увезли на летательном аппарате».

«Увезли? Их не просто увезли. Их больше нет на Дердейне!»

«Когда прилетает корабль-челнок?»

Хозман боязливо отвел глаза, хитро сморщив губы трубочкой. Ифнесс резко повысил голос: «Не увиливайте! Алулам не терпится устроить вам мучительную казнь. Не заставляйте их ждать!»

Работорговец хрипло смеялся: «Мне плевать на пытки! Я умру в мучениях — так предсказал колдун, мой повивальный дядька. Убивайте меня, как хотите, мне все равно».

«С каких пор вы носили асутру?»

«Это было давно… Так давно, что я забыл прежнюю жизнь. Сколько лет? Десять? Двадцать? В мой шатер заглянули двое — двое в черных одеждах. Таких людей в Каразе нет, нет на Дердейне. Я в ужасе поднялся им навстречу, они… они прижили мне наставницу». Дрожащими пальцами Хозман нащупал тыльную сторону шеи и покосился на алулов. Те стояли кругом наготове — каждый опустил руку на эфес кривой сабли.

«Где четыре девушки, украденные ночью?» — спросил Каразан.

«В ином, далеком мире. Что с ними теперь? Как они живут? Не знаю. Наставница ничего не объясняла».

Ифнесс жестом призвал гетмана к спокойствию и вежливо спросил: «Каким образом вы общались с наставницей?»

Хозман уставился в пространство помутневшими глазами. Слова срывались с его языка невольным, прерывистым потоком: «Невозможно описать, это особое состояние… Сначала, обнаружив на себе захребетника, я обезумел от омерзения — но только на один миг! Асутра тут же сотворила благодатное чудо — меня переполнила радость. Мрачные болота Бал ха источали восхитительные ароматы — воздух пьянил меня, я преобразился. В этот момент я был способен на все, ничто не могло меня остановить!» Хозман воздел руки к небу: «Блаженство длилось несколько минут. Потом вернулись люди в черном и разъяснили мои обязанности. Я быстро подчинился — за непослушание приходилось платить страшную цену. Наставница вознаграждала наслаждением и наказывала мучительной болью. Она понимала человеческий язык, но сама говорить не могла — только шипела да посвистывала. Я так и не выучил ее наречие. Но я мог говорить с ней вслух и спрашивать, если таково было ее желание. Наставница стала моей душой, частью меня самого — роднее и нужнее рук и ног. Нервы ее сплелись с моими неразрывно. Асутра заботилась о моем благополучии, не заставляла работать под дождем или в холоде. Я никогда не голодал — мой труд вознаграждался слитками червонного золота, меди, иногда даже стали».

«И в чем, собственно, состояли ваши обязанности?» — поинтересовался Ифнесс.

Хозман снова разразился лавиной слов, будто давно накипевших, ждавших первой возможности вырваться: «Обязанности? Очень простые. Я скупал рабов, здоровых рабов — столько, сколько можно было купить. В работорговле мне не было равных! Я обшарил, обчистил каразскую землю от реки Азур на дальнем востоке до бескрайних степей Дулговы на западе, до Турусских гор на южном побережье! Тысячи рабов отправил в космос Хозман Хриплый, гроза Караза!»

«Как их отправляли?»

«Ночью, когда вокруг никого не было и наставница могла предупредить об опасности, я вызывал челнок с орбиты и загружал моих рабов — порой одного или двух, иногда дюжину и больше. Рабы послушно всходили на борт, беспечные, отупевшие — им в питье подмешивают наркотик. Если нужно было спешить в другое место, я тоже поднимался на борт, и челнок стремительно уносил меня безмолвной птицей над черными облаками ночи. Например, из Оргая в Шахфе».

«И куда же доставлял рабов ночной челнок?»

Хозман показал пальцем вверх: «Там, высоко над небом, ждет летучий корабль. В нем тихо, рядами, лежат спящие рабы. Когда корабль наполняется, он улетает к миру наставниц — в сторону витков Хисторбо, созвездия Змеи. Как-то ночью мне было нечего делать — я задавал наставнице вопросы, а она отвечала „да“ или „нет“. Зачем асутрам столько рабов? Существа, служившие им раньше, плохо понимали указания или перестали слушаться. Так или иначе, настала очередь людей. Они должны защитить наставниц от страшного врага, притаившегося среди звезд». Хозман замолчал. Алулы, окружившие его тесным кольцом, теперь взирали на работорговца скорее не с ненавистью, а с ужасом, пораженные его невероятной судьбой.

Ифнесс опять спросил, самым безразличным тоном: «Как вызывается челнок?»

Закусив губу, Хозман отвернулся и смотрел на пыльную равнину. Ифнесс настаивал, осторожно и мягко: «Вам больше не приведется носить асутру, отравляющую мозг быстротечным блаженством. Теперь вы снова один из нас, а мы считаем, что асутры угрожают всему роду людскому».

Хозман отвечал неохотно, глухим говорком: «У меня в сумке коробка с маленькой кнопкой внутри. Когда мне нужен челнок, я ухожу в безлюдное место темной ночью и жму на кнопку до тех пор, пока челнок не спустится с неба».

«Кто управляет челноком?»

«Он движется сам, побуждаемый таинственной волей».

«Отдайте мне коробку с кнопкой».

Хозман медленно опустил руку в сумку на поясе и вынул прямоугольную коробку. Ифнесс сразу отобрал ее. Этцвейн, встретившись глазами с кивнувшим ему историком, обыскал сумку и одежду Хозмана, но нашел только три небольших слитка меди и великолепный стальной кинжал с рукояткой из резного белого стекла.

Хозман наблюдал за происходящим с недоуменно-вопросительным выражением: «Что вы собираетесь со мной делать?»

Ифнесс взглянул на Каразана. Тот покачал головой: «Хозман не человек, а кукла, игрушка на ниточках! Он не заслуживает возмездия».

«Справедливое решение, — согласился землянин. — В стране работорговцев его нельзя обвинить ни в чем, кроме излишнего усердия».

«Этим дело не кончится! — недовольно отозвался гетман. — Нам не вернули дочерей. Пусть Хозман вызовет летающий челн. Мы его захватим и потребуем девушек в обмен!»

«На борту никого нет — у кого вы будете требовать?» — спросил Хозман, но вдруг добавил: «Впрочем, вы могли бы подняться на орбиту в челноке и лично предъявить возражения хозяевам корабля».

Каразан издал тихий задумчивый звук, обратив лицо к лиловому вечернему небу — гигант в белой рубахе навыпуск и черных шароварах. Этцвейн тоже смотрел в небо, представляя себе Руну, Ивовую Прядь, среди копошащихся бурых насекомых…

Ифнесс спросил Хозмана: «Вы когда-нибудь бывали на орбитальном корабле?»

«Только не я! — содрогнулся работорговец. — Я только того и боялся, чтобы как-нибудь там не очутиться. Изредка в челноке приземлялся серый карлик с наставницей на спине. Тогда приходилось часами стоять в темноте, пока две асутры шипели и пересвистывались. После таких посещений я мог отдыхать — накопитель на орбите наполнялся, рабов увозили, и какое-то время их скупка не требовалась».

«Когда асутра с орбитального корабля спускалась в последний раз?»

«Довольно давно. Точно не помню. Мне не давали размышлять, я не считал дни».

Ифнесс задумался. Каразан грузно шагнул вперед: «Так мы и сделаем: вызовем челнок, поднимемся на орбиту, уничтожим врагов и освободим дочерей алулов! Остается дождаться ночи».

«Идея захвата корабля-накопителя напрашивается сама собой, — сказал Ифнесс Иллинет. — Успех сулит значительные выгоды, возможностью изучить технологию противника трудно пренебречь. Тем не менее я предвижу, что вы столкнетесь с трудностями, особенно в том, что касается возвращения и приземления. Допустим, вам удастся захватить корабль на орбите — но вы не умеете им управлять и можете оказаться в отчаянном положении. Рискованное предприятие. Рекомендую воздержаться».