Ифнесс отвечал терпеливо и нежно, будто обращаясь к несмышленому младенцу: «Ситуация сложнее, чем вы себе представляете. Если ваш запрос получит Дасконетта или любой другой член Координационного совета, его просто-напросто возвратят мне, сопроводив язвительным замечанием по поводу моей некомпетентности. Кроме того, вам известны правила, ограничивающие деятельность корреспондентов Института — нам строго воспрещено вмешиваться в ход событий местного значения. Я нарушил это предписание, конечно, но до сих пор мне удавалось обосновывать свои действия. Если я позволю вам предъявить Дасконетте столь достопримечательное требование, меня сочтут безответственным глупцом. Таковы люди — что поделаешь? Согласен, каразские слухи немаловажны и, каковы бы ни были мои личные планы и предпочтения, я не могу их игнорировать. Давайте вернемся в таверну. Теперь вам придется изложить все факты подробно и по порядку».

Беседа продолжалась не меньше часа. Этцвейн вежливо настаивал, Ифнесс оказывал формальное логичное сопротивление, холодный и непроницаемый, как глыба черного стекла. Он не соглашался предоставить Этцвейну транспорт требуемого типа ни на каких условиях.

«В таком случае, — сказал наконец Этцвейн, — мне придется обойтись менее эффективными средствами передвижения».

Ифнесс удивился: «Вы серьезно намерены отправиться в Караз? Путешествие займет два-три года — допуская, что вы сумеете выжить».

«Все учтено, — заявил Этцвейн. — Само собой, я не собираюсь идти по Каразу пешком. Я намерен лететь».

«В гондоле? На планере? — Ифнесс поднял брови. — Над дикими просторами?»

«Когда-то, в древнем Шанте, строили гибридные летательные аппараты, так называемые „воздушные фрегаты“ — с длинными гибкими крыльями, с фюзеляжем и основаниями крыльев, наполненными газом — достаточно тяжелые для планирования, достаточно легкие, чтобы парить при малейшем дуновении ветерка».

Ифнесс вертел в пальцах серебряное самопишущее перо: «Рано или поздно вы приземлитесь — что дальше?»

«Я окажусь в опасном, но не безвыходном положении. Даже обычный планер можно запустить без посторонней помощи, наподобие воздушного змея — дождавшись сильного ветра. Фрегату, чтобы взлететь, хватит легкого бриза. Согласен, предприятие рискованное…»

«Рискованное? Самоубийственное!»

Этцвейн мрачно кивнул: «Предпочел бы самолет или бронированный вездеход. Конечно же, у Дасконетты найдется что-нибудь в этом роде».

Серебряное перо в пальцах историка раздраженно дернулось: «Возвращайтесь сюда завтра. Я подыщу летательный аппарат — с условием, что все мои указания будут выполняться беспрекословно».

В Шанте даже дела соседнего кантона не вызывали особого любопытства, Караз же представлялся далеким, как Скиафарилья[3] — и гораздо менее заметным. Будучи музыкантом, Этцвейн объездил почти все кантоны Шанта — его кругозор был шире обывательского. Тем не менее, даже ему Караз казался далеким необжитым краем обожженных ледяными ветрами пустынь, вздымающихся за облака гор и головокружительных пропастей. Полноводные реки Караза, слишком широкие, чтобы с одного берега можно было видеть другой, растекались по бесконечным степям и равнинам. Девять тысяч лет тому назад на Дердейне поселились изгнанники, непокорные бунтари, диссиденты. Самые неистовые, самые неисправимые и неуживчивые бежали в Караз, чтобы навсегда затеряться в просторах, блуждая от одного дымчатого горизонта к другому. Их потомки все еще кочевали по безлюдным степям и нагорьям.

К полудню Этцвейн вернулся в гостиницу «Фонтеней», но Ифнесса не нашел. Прошел час, другой. Этцвейн вышел на набережную, стал прогуливаться взад и вперед. Он сохранял спокойствие, хотя не мог избавиться от некоторой подавленности. Этцвейн давно понял, что гневаться на Ифнесса было бессмысленно. С таким же успехом можно было грозить кулаком трем солнцам, безмятежно кружившимся в зените.

Наконец появился Ифнесс, быстрым шагом направлявшийся по проспекту Галиаса в сторону озера Суалле. Историк был чем-то не на шутку озабочен — наморщив лоб, он, казалось, собирался пройти мимо Этцвейна, даже не поздоровавшись, но в последний момент резко остановился. «Вы хотели встретиться с Дасконеттой, — произнес Ифнесс. — Вы его увидите. Подождите здесь, я скоро вернусь».

Землянин зашел в таверну. Этцвейн взглянул на небо — солнца скрылись за пеленой тяжких грозовых туч, стеклянный город сумрачно поблек. Этцвейн тоже нахмурился, нервно повел плечами.

Ифнесс вернулся в длинной черной накидке, драматически развевавшейся по ветру. «Пойдемте!» — бросил он и направился вверх по набережной.

Пытаясь не потерять достоинство, Этцвейн не двинулся с места: «Куда?»

Ифнесс раздраженно обернулся и сверкнул глазами, но ответил, не повышая голос: «Каждый из участников совместного предприятия должен знать, чего следует ожидать от другого. В том, что касается меня, вы можете рассчитывать на получение информации в той мере, в какой этого требуют обстоятельства. Я не намерен отягощать вас чрезмерными подробностями. От вас я ожидаю бдительности, благоразумия и расторопности. Теперь мы отправимся в кантон Дикой Розы».

Этцвейн почувствовал, что добился по меньшей мере какой-то уступки, и, не говоря ни слова, последовал за историком на станцию воздушной дороги.

Гондола «Кармун» нетерпеливо натягивала тросы. Как только Ифнесс и Этцвейн взошли на борт, станционная бригада отпустила переднюю тележку каретки, и гондола взмыла в воздух. Ветровой поставил парус круто к бортовому ветру, каретка зажурчала в рельсе — «Кармун» устремился на юг.

Они пролетели над Джардинским разломом: расступились поднимающиеся уступами холмы Ушкаделя. Этцвейн заметил сверкнувший на склоне, в роще деревьев-близнецов и кипарисов, дворец Сершанов. Перед ними простирались тенистые зеленые долины кантона Дикой Розы. Скоро показались крыши торгового центра кантона, Джамилио. Ветровой «Кармуна» выставил оранжевый флажок. Станционная бригада подхватила крюками заднюю тележку каретки и отвела переднюю вперед, принуждая «Кармун» опуститься к платформе. Ифнесс и Этцвейн вышли. Землянин подозвал дилижанс, дал краткие указания кучеру. Пассажиры сели в карету, быстроходец[4] побежал легкой трусцой.

Полчаса они ехали вверх по долине Джардина мимо сельских поместий гарвийских эстетов[5], потом через сад земляничников к ветхой усадьбе. Ифнесс сдержанно обратился к Этцвейну: «Возможно, вам будут задавать вопросы. Я не вправе вам подсказывать, но будьте добры, отвечайте кратко и по существу, не предлагайте делиться дополнительными сведениями».

«Мне нечего скрывать, — достаточно сухо отозвался Этцвейн. — Если меня станут расспрашивать, я отвечу настолько подробно, насколько это согласуется с моими интересами».

Ифнесс Иллинет промолчал.

Дилижанс остановился в тени у полуразрушенной наблюдательной башни, пассажиры вышли. Ифнесс уверенно направился по тропе через заросший сад и пересек внутренний двор, мощеный бледно-зеленым мрамором. Войдя в приемный зал усадьбы, землянин остановился и жестом приказал Этцвейну сделать то же самое. Внутри не раздавалось ни звука — дом казался давно заброшенным. В воздухе пахло пылью, сухим деревом, старой олифой. Сиреневый полуденный свет струился веером из узкого высокого окна, озаряя половину потемневшего портрета в нелепом старомодном костюме…

В дальнем конце зала появился человек. Какое-то время он молча стоял и смотрел, потом сделал шаг вперед. Не обращая внимания на Этцвейна, он вкрадчиво обратился к Ифнессу на ритмичном языке. Ифнесс коротко ответил. Отойдя в сторону, оба собеседника прошли через открытый дверной проем. Этцвейн ненавязчиво последовал за ними в двенадцатигранное помещение с высоким потолком и стенами, обшитыми гладкими тонкими щитами табачно-коричневого дерева, освещенное шестью пыльными овальными окнами розовато-лилового стекла, под самым плафоном.