Еле уловимый шорох привлек внимание пленника.

Валентин вдруг почувствовал чье-то горячее дыхание за спиной и напрягся в ожидании дальнейших событий.

— Тихо, тихо, — прошептали по-русски за спиной, — это я, Гусев. Мы за вами.

— Где Василий?

— В ста метрах. При малейшей тревоге мы усыпим всех. Правда, шеф считает, что лучше имитировать самостоятельный побег.

— А он не считает случайно, что прежде со мной надо бы посоветоваться? — спросил Валентин. — Спасибо за заботу, но пока я не собираюсь спасаться бегством. Еще не время. Возвращайтесь к Василию и передайте ему, что пока все идет нормально. Да, единственная просьба. Мне нужна связь. Как вас зовут?

— Сергей.

— Значит, Сережа. Так вот отдайте, Сережа, мне ваш переговорный браслет. Думаю, обыскивать меня больше уже не будут и я сумею сохранить приемопередатчик. Вы меня слышите?

— Хорошо слышу, но…

— Не возражайте. Я не хуже вас знаю, чем рискую, и все же так будет лучше. Спасать меня, если это потребуется, вы будете в Калии. Давайте браслет. Со Строковым я потом сам поговорю.

Минуту за спиной Валентина было тихо, только слышалось легкое дыхание Сергея. Затем щелкнул тихо замок цепочки и в ладони Валентина оказался небольшой, но весомый прибор, пластиковый корпус которого еще хранил тепло руки прежнего хозяина.

— Прощайте, — сказал Сергей. — В нужную минуту мы вас вытащим. С вами Земля.

— Спасибо, — Валентин незаметно пожал руку Гусева и еще долго вслушивался в еле различимые в ночи звуки — осторожные шаги уходящего человека.

«Ушел! Все спокойно. Умницы ребятишки! Быстро они меня обнаружили… И сразу жить стало легче и, как это ни глупо выглядит, веселее… Нет, что ни говори, молодец Василий, свое дело знает…»

И Валентин, почти успокоенный и умиротворенный, расслабился и быстро уснул.

Засыпая, он видел над головой все то же чернильное звездное небо, но звезды уже не казались ему такими чужими и незнакомыми, а далекая звездочка Солнце была почти рядом.

Маршал Империи Лов Пирон происходил из старинного рода Пиронитов, или Пиронов, как позднее стали называть этот род. Князьям Пиронам принадлежали обширнейшие земли к западу от Кароса. Еще столетие назад предки Пирона соперничали с родами Корга и Фишу за власть над Ронгонией. И хотя успехи в борьбе за корону у рода Пиронов были более чем скромные, мечта оставалась.

«То, что не удалось предкам, осуществят сыновья!» — это было тайным девизом рода. С этой мечтой Лов Пирон начинал свою службу у императора Фишу. И все прожитые годы, начиная с ранней юности, стремился к одному: к возвеличиванию себя и своего рода, к умножению своих богатств и могущества. Кое в чем ему сопутствовала удача. Он был храбрым воином и смелым политиком. Выдвинувшись по военной службе, скопив в результате ряда удачных спекуляций зерном и грабежей захваченных вражеских городов крупные средства, он создал в Каросе довольно сильную тайную оппозицию центральной власти императора. И даже сам Великий Фишу, хотя и был вполне осведомлен о кознях своего давнего соперника, открыто враждовать с Пироном побаивался, прекрасно понимая, что казнь или ссылка маршала повлечет за собой сильное недовольство старой ронгской знати и крупных землевладельцев, а возможно, и выльется в восстание против власти императора в самом Каросе. Поэтому обычно император только слегка сдерживал устремления Пирона, казнил время от времени зарвавшихся сторонников маршала (не очень крупные фигуры), но старался не доводить дело до крайности. Фишу умел стравливать своих врагов и отводить от себя возможные угрозы, направляя энергию Пирона на борьбу с другими могущественными родами Империи. Так было, когда Пирон враждовал с Коргом, так было и в случае с Кальтами, неожиданно выдвинувшимися из захудалой Калии и ставшими за последние пятьдесят лет фаворитами и родственниками самого Фишу.

Маршалу было уже около шестидесяти, но еще пятнадцать лет назад, когда Лов сватался за старшую дочь императора и получил отказ, он поклялся отомстить Фишу и своему, тогда еще очень молодому, счастливому сопернику Клаю Кальту. И все эти пятнадцать лет Лов Пирон лелеял планы мести. Организовал около десятка покушений на самого императора, подсылались убийцы и к Клаю Кальту. И хотя по какой-то непонятной Пирону роковой предопределенности все его покушения оказывались неудачными, наемные убийцы и заговорщики гибли от рук палачей, самому Пирону удавалось выходить сухим из воды, и он с годами даже начинал верить в свою безнаказанность.

«Дурень Фишу явно боится меня, — размышлял он, самодовольно посмеиваясь, — иначе давно бы казнил. Правда, император очень умело уничтожает моих союзников и друзей, но когда-нибудь и до него доберутся. Ха! Он доверил мне легионы юга. Глупец! Надеется, что я увязну в войне с Харотией. Ничего, у Кальта на севере еще неизвестно как-пойдут дела. Мигу тоже не подарок. Одних пехотинцев из племен своего царства может выставить до ста тысяч. А с Харотией мы еще посмотрим. Царь Буца слишком хитер, чтобы разбивать мои легионы. Он не будет тратить силы. Ему ли не знать, что после каждого поражения ронгов из Кароса последует новая, уже глобальная карательная акция. Нет, с царем я сумею договориться».

И Пирон выжидал. Он осаждал своими легионами мелкие города Харотского царства. Даже захватил и сделал своей резиденцией Тассу — довольно значительный порт на берегу Южного моря. А вот крупных столкновений с войсками царя маршал Пирон избегал, с нетерпением ожидая сообщений с севера о походе Кальта и вестей из столицы. Однако выжидательная тактика себя плохо оправдывала. Сообщения из столицы и с севера не всегда между собой гармонировали и были весьма разноречивы.

Если сторонники маршала в Каросе в каждом донесении писали о том, что здоровье императора плоховато и императору Фишу не долго осталось править миром, то в донесениях о походе Кальта все больше и все определеннее говорилось об удачах Северной армии, об удачах калийского выскочки, как про себя называл своего молодого врага Лов Пирон.

«Император Фишу умрет не сегодня-завтра! — размышлял маршал. — Вот он, долгожданный случай! И какое невезение — меня не будет в Каросе! Проклятый Фишу все предусмотрел! Я сижу в этой дыре — в этой трижды забытой богами и демонами Тассе и веду эту гнусную возню с харотцами, а в столице умирает мой враг. Трон императора освободится. И, конечно, тот же Корг, выжидающий своего часа, постарается захватить власть в Каросе… Хотя, что такое звание императора без поддержки легионов? Мои солдаты пойдут за мной. Выиграет тот, у кого сила. У меня силы хватит. Хотя остается этот калиец. Что у него там? Пять или семь легионов?.. Уже есть кое-какие успехи, выиграл первую битву — этому калийскому выскочке всегда везло. Правда, есть надежда, что люди Мигу оставят от его легионов пустое место и тогда…

Нет, во что бы то ни стало надо сохранить мою армию… Нужен тайный союз с царем Харотии. Сможем ли мы договориться? Конечно, сможем. Два умных человека всегда могут договориться. Но эта затея, пожалуй, будет самая опасная. Если император Фишу, до того как окончательно станет богом, успеет пронюхать о моих интригах и успеет (того хуже) собрать доказательства моего сговора с врагами Империи, то… Меня уже ничто не спасет… Ни древность рода, ни положение… Рискнуть?..»

И Лов Пирон метался но дворцу наместника Тассы, мерил своими тяжелыми солдатскими шагами залы дворца и мучительно искал верное решение.

— Трон! Трон! — бормотал он себе под нос, искоса поглядывая на застывших у дверей часовых.

«На что же решиться? Дать знать царю о моих намерениях? А вдруг Буца продаст меня императору? Что он получит этим шагом? Мирное соглашение? Хотя нет. У прохвоста слишком много прегрешений перед Великой Империей ронгов… Фишу его старый враг. Царь ненавидит императора, пожалуй, еще сильнее, чем я… А если Буца согласится? Я пообещаю вернуть ему все захваченные ронгами за последние тридцать лет земли Харотского царства. Выдам за него свою дочь… Поклянусь в верной дружбе… Хотя, кто сейчас верит клятвам?»