— Дайте мне поиграть в джентльмена.
Джесси вышел первым и распахнул перед ней дверцу.
— Мадам, разрешите проводить вас до дома. — Он подал ей руку.
«Интересно, что он сделает, если пригласить его в дом». — мелькнуло у нее в голове, но Рении тут же прогнала непрошеную мысль.
Они медленно шли по дорожке, и Ренни держалась за его теплую сильную руку. Расставаться не хотелось.
— Я бы могла предложить вам чашечку кофе, но у меня остался только растворимый с кофеином. И вообще раз мы собираемся выехать пораньше, следует отравляться в постель. — Услышав его смешок, она простонала: — Я не о том, после тяжелого дня нам обоим нужен отдых.
Джесси принялся хохотать над ее смущением, и к ним опять вернулось хорошее настроение.
— К великому сожалению, вы правы. Действительно надо хоть немного… поспать.
Она стукнула его по руке:
— Одна маленькая оговорочка, и вы тут же ею пользуетесь!
— Можете предложить взятку. — Джесси привлек ее себе, уткнулся лицом в волосы.
— И во что мне это обойдется? — Ренни обняла его за шею и, откинувшись, посмотрела на него.
— Для начала вы позволите мне в течение нескольких минут проделать этот опасный — опасный путь вместе с вами.
— Что значит нескольких? — спросила Ренни, прячась от вечерней прохлады в его объятиях.
— Пожалуй, шесть минут я продержусь и не совсем потеряю… — Джесси осыпал быстрыми поцелуями лицо, потом шею.
— Чего не потеряете? — Ей уже было трудно продолжать разговор.
— Представления о том, где мы находимся, — пробормотал он и легонько прикусил ей мочку. — Ведь мы стоим у входа, на крыльце горит свет, еще немного, соседи будут наслаждаться восхитительным зрелищем.
Когда он прижался губами к ее рту, у нее возникло искушение наплевать на соседей и все приличия, а еще лучше — пригласить Джесси в дом.
Но он опомнился первым и, хотя в голове шумело, смог устоять перед страстью, грозившей поглотить их обоих.
— Лучше я пойду, Ренни. — Обычные слова прозвучали так нежно, будто он ласкал ее. — Встретимся утром. Будьте веселой, отдохнувшей, как я.
— Джесси Дэниельс, вы забыли, что я имела удовольствие видеть вас утром, — немного хрипло засмеялась Ренни. — Может, вам и удастся приехать за мной рано, но веселым вы станете только после нескольких чашек кофе. Может, за руль сяду я?
Джесси попытался состроить оскорбленную мину, но в конце концов засмеялся.
— Нет уж, поведу сам. Только не ждите от меня связанной речи, пока я не выпью трех чашек кофе.
Он поцеловал ее на прощание и отступил в сторону дожидаясь, пока она войдет в дом.
Утро было серым и пасмурным, небо закрывали тяжелые облака. Слушая по радио прогноз погоды, она решала, что надеть. Обещали невысокую температуру и дождь поэтому Ренни остановила выбор на удобных джинсах, рубашке, теплом свитере и нейлоновой куртке.
Ровно в семь часов в дверь постучали, и перед ней возник Джесси, прилагавший все усилия, чтобы казаться бодрым. Она молча взяла его за руку, провела в холл сунула в руки большую кружку.
— Благодарю тебя, женщина, — выговорил он после основательного глотка. — Это уже вторая чашка за утро. Если повезет, то смогу прийти в себя до того, как мы доберемся до парома.
— Подождите здесь, я только возьму сумку и проверю заднюю дверь. — Ренни покачала головой и улыбнулась. — Потом я доведу вас до машины. Не хочется, чтобы человек в таком состоянии бесцельно слонялся во окрестностям.
Когда она вернулась в холл, ей показалось, что Джесси бормочет нечто весьма нелестное о язвительных с раннего утра особах. Через минуту они сидели в его машине, а еще через пять мчались по шоссе на север к побережью, в сторону города Анакортеса.
Спустя час они прибыли в порт, и Джесси купил билеты. Они поднялись на борт, и Джесси первым делом отправился в буфет за долгожданной третьей чашкой.
Ренни ждала, пока кофе окажет свое благотворное воздействие, и только когда судно отошло от причала, онасочла возможным начать разговор.
— И часто вы путешествуете по морю? — Нет, я уже много лет сюда не приезжал. Давным-давно, еще в колледже, если мне нужно было уехать на денек из города, я покупал билет на паром, брал с coбой учебники и катался по заливу туда-сюда. Между прочим, самый дешевый способ развлечения.
Студент, в одиночестве катающийся на пароме, как-тоне сочетался с образом преуспевающего молодого адвоката, сидящего рядом. Всякий раз, когда Ренни начинала думать, что уже разгадала его, Джесси открывался ей с другой, неожиданной стороны, и она еше больше запутывалась.
— Я тоже помню студенческие времена, — сказала она.
— Неужели ваша история еще страшнее? — Изучающий взгляд его карих глаз всколыхнул в Ренни старые воспоминания.
— Мы с Робином поженились в первый год моей учебы. Однажды нам пришлось четыре дня подряд есть холодную кашу с молоком, а когда уже не было сил видеть тарелку с этой дрянью, мы поехали в город и сдали в донорском пункте кровь, чтобы получить деньги на еду.
— Неужели вы не могли придумать ничего лучшего? — насмешливо поинтересовался Джесси.
— По-моему, вам тоже все прекрасно известно.
— Да уж, временами я тоже сидел на каше и макаронах с сыром, — кивнул он. — Хотя самым неважным был период, когда мне пришлось подрабатывать натурщиком на факультете искусств.
— И вы стояли там без… ну, я хочу сказать, перед всей аудиторией?
— Да.
Они вышли из буфета на свежий воздух. Временами сквозь тучи пробивалось солнце. Джесси надел защитные очки, поэтому она не видела его глаз. На щеках у него появились ямочки, и Ренни подумала, что, видимо, ему слишком тяжело вспоминать.
— Значит, есть шанс увидеть вас… гм… в один прекрасный день во всей красе в местном музее?
— Боже упаси! — ужаснулся он. — Это же было отделение современного искусства. У меня на портрете три глаза, четыре руки и, как бы помягче выразиться, гигантский… отросток или даже два. — Он хитро взглянул на нее поверх очков.
— А как родители отнеслись к тому, что их трудолюбивый сын, постигающий вершины науки, позирует в обнаженном виде? — Ренни тут же пожалела о своем любопытстве. — Извините, кажется, я задала не совсем уместный вопрос.
Джесси обнял ее за плечи, слегка прижал к себе.
— Все в порядке. А на вопрос отвечу так: они ничего знали. Отец погиб в автомобильной катастрофе, когда мы с Марком были совсем детьми, а матери у нас не стало, когда мне было пятнадцать лет.
— О Джесс, простите. Я ведь знаю по собственному опыту, как тяжело детям, когда умирает кто-то из родителей, тем более оба. От чего умерла ваша мать?
— Я не говорил, что она умерла. — Слова звучали холодно. — Я сказал, что ее не стало. Вернее, она нас оставила. Я был мерзким ребенком, когда учился в школе, настоящим отродьем, и в один прекрасный день мать отвезла меня к брату на перевоспитание. А пока я был у Марка, она собрала вещи и уехала, не оставив даже обратного адреса. Видимо, наших у нее тоже нет, поскольку с тех пор мы никогда больше про нее не слышали.
Ренни опечалилась до слез. Правда, она постаралась скрыть, ибо по виду Джесси поняла, что ее сочувствие неуместно, во всяком случае, не будет принято.
— Не представляю, как мать смогла бросить своих детей.
— Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что она всегда и во всем полагалась на отца, зависела от него, а реле его смерти, когда некому было принимать за нее решения, просто не могла справиться с повседневными тяготами жизни.
— Это не извиняет ее, — отрезала Ренни.
— Пожалуй, да. То есть я не понимаю, как она могла оставить такого сына, как Марк. — Его спокойствие, за которым скрывалась мука, не обмануло Ренни, только она не успела спросить, почему Марк больше достоин материнской любви, чем Джесси.
— Будем наслаждаться солнцем и теплом, пока есть такая возможность, — сказал он, уводя ее на нос корабля.
Ренни подчинилась его желанию прекратить неприятный разговор. К тому же сильный ветер отнюдь не способствовал беседе. Перед ними вставали горы, словно вырастая над зелеными холмами на востоке. Джесси облокотился на перила, Ренни взяла его под руку, и каждый погрузился в собственные размышления.