Купец Костромин был на верху блаженства. Он второй раз представлялся царице; при этом он получил от нее ценный подарок — серебряную кружку, специально для него сделанную. На ней был золотой портрет Екатерины с надписью вокруг него: «Екатерина II, императрица и самодержица всероссийская, жалует сию кружку Михаилу Андрееву, сыну Костромину за добродетель его, оказанную над механиком Иваном Петровым, сыном Кулибиным, 1769 года апреля 1 дня».
Потом он получил тысячу рублей награды, что с лихвою покрывало все издержки на Кулибина: «…на содержание моего дома, на одежду и на всякие домовые потребности в 4 года и 5 месяцев издержано кошту всего 600 рублей, кроме того отдано долгу всего за меня 60 рублей», — признавался позднее Кулибин. Так что купец и на великодушии своем выгадал.
Кулибина не сразу допустили к должности заведующего мастерскими, занимаемой до тех пор неким Рафаилом Пачекко. Поступлению его предшествовала, согласно обычаям века, уйма всяких канцелярских процедур: и переписка, и «согласование», и «постановления», и «подписания условий». А главное, надо было выдержать испытание. Период испытания тянулся почти год: с марта 1769 по 1 января 1770 года. Что он делал это время, мы пока не знаем.
Сохранилась опись от 1769 года, по которой Иван Петрович принял дела инструментальной палаты и прочих мастерских. Опись эта, помимо прочего, интересна тем, что показывает, как бедны еще были мастерские. Там дорожили каждым циркулем, даже клещи и гайки брались на учет, как большая ценность. Но, с другой стороны, в «Описи зачатым в деле инструментам», которую принял Кулибин, значилось, что в мастерских «зачаты» работы над сложными для того времени приборами. А «зачаты» были, то есть находились в ремонте у старого смотрителя инструментальной палаты Рафаила, ватерпас, микроскоп, зрительные трубы, часы универсальные, солнечные с компасом, медный глобус, готовальни, «хрустальный физический шар» и т. д.
Лишь после того как убедились в знаниях Кулибина и добросовестности, в протокол академической комиссии от 23 декабря 1769 года было занесено решение:
«Для лучшего успеха находящихся в Волкове доме и от Академии Наук зависящих художеств и мастерств принять в академическую службу на приложенных при сем кондициях нижегородского посадского Ивана Кулибина, который искусства своего показал уже опыты и привесть его к присяге».
Протокол подписали: директор Академии Наук Владимир Орлов, профессора — Штелин[20], Альбрехт Эйлер за себя и за своего отца, знаменитого Леонарда Эйлера, Семен Котельников[21], Степан Румовский[22], Алексей Протасов[23].
К присяге тогда приводились все, которым предстояло работать в Академии. Кулибин подписал «Клятвенное обещание», начинавшееся так:
Аз нижепоименованный обещаюсь и клянусь всемогущим богом перед святым его евангелием в том, что хощу и должен ея императорскому величеству моей всемилостивейшей великой государыне императрице Катерине Алексеевне, самодержице всероссийской и ее императорского величества любезнейшему сыну государю цесаревичу и великому князю Павлу Петровичу, законному всероссийского престола наследнику, верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови, и все к высокому ея императорского величества самодержавству, силе и власти принадлежащая права и прерогативы (или преимущества) узаконенные, и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять, и при том, по крайней мере старатися поспешествовать, все что к ея императорского величества верной службе и пользу государственной во всяких случаях касатися может. О ущербе же ея величества интереса вреде и убытке, как скоро о том, уведаю, не токмо благонамеренно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущатися; и всякую мне вверенную тайность крепко хранить буду, и поверенной, и положенной на мне чин, как по сей (генеральной, так и по особливой) определенной и от времени до времени ее императорского величества именем (от представленных надо мною начальников) определяемым инструкциям и регламентам и указам, надлежащим образом по совести своей исправлять, и для своей корысти свойства дружбы не вражди противо должности своей и присяги не поступать, и таким образом себя весть и поступать, как доброму и верному ея императорского величества рабу и подданному благопристойно есть и надлежит, и как я перед богом и судом его страшным в том всегда ответ дать могу, как суще мне господь бог душевно и телесно да поможет. В заключении на сей моей клятвы целую слова и крест спасителя моего, аминь.
У сей присяги прапорщик Денис Устинов был и подписался. У сей присяги Иван Кулибин был и подписался.
У сей присяги приходской церкви Андрея Первозванного священник Дионисий… 1770 год, января 2 дня».
Нижний Новгород. Литография 1838 г.
Часы Кулибина яичной фигуры. 1767 г.
Потом Кулибину надо было написать «покорнейшее представление» в комиссию Академии, в котором он обязался делать телескопы с металлическими зеркалами и микроскопы, починять и чистить астрономические часы и другие «художественные вещи». Дальше он добавлял, что «имеет желание испытать в сделании телескопа длиною в 12 футов», и все, что касается до «механического художества», станет исполнять по приказанию «профессорского собрания» и академической комиссии. Кроме того, Кулибин обязывался обучать там «художествам» своих учеников и не утаивать от них никаких секретов «механического искусства». Чтобы иметь время для личного изобретательства, он выговорил себе освобождение от службы во второй половине дня.
Академическая комиссия рассмотрела «покорнейшее представление» Кулибина и вынесла свое решение, записанное в особом протоколе. Она переписала все условия и прибавила к ним несколько своих. Вот они, эти окончательные кондиции (условия), подписанные Кулибиным.
«Кондиции, на которых нижегородский посадский Иван Кулибин вступает в Академическую службу,
а именно:
Будучи ему при Академии:
1. Иметь главное смотрение над инструментальною, слесарною, токарною, столярною и над тою палатою, где делаются оптические инструменты, термометры и барометры, чтоб все работы с успехом и порядочно производимы были: оставя непосредственное смотрение над инструментальною палатою Кесареву.
2. Делать нескрытое показание академическим художникам во всем том, что он сам искустен.
3. Чистить и починивать астрономические и другие при Академии находящиеся часы, телескопы, зрительные трубы и другие, особливо физические инструменты от Комиссии к нему присылаемые; а мелочные дела, как до принятия оного Кулибина исправляемы были находящимися при Академии художниками, те и ныне они же исправлять должны.
4. Для отправления препоручаемых ему дел от Академии должен он быть в механической лаборатории до полудни, а после полуденное время оставляется, на его собственное расположение; однако с тем, чтобы временем и после полудни приходил в препорученные ему палаты для надзирания, все ли художники и мастеровые должность свою и порядочно ли отправляют в работах, которые он, Кулибин, для Академии справлять будет, в помощь употреблять ему академических служителей, а при работах, кои он для себя будет делать, дозволяется ему употреблять вольных.
В бытность его при Академии определяется ему жалования 350 рублей в год, начиная с 1 генваря 1770 года; и для удобнейшего отправления должности своей отвесть ему при механической лаборатории квартиру. Сверх всего, ежели из определенных к нему для обучения мальчиков доведет одного из некоторых до такого в художестве своем степеня, что они сами без помощи и показания мастера в состоянии будут сделать какой-нибудь большой инструмент, как, например, телескоп или большую астрономическую трубу от 15 до 20 футов посредственной доброты, так что по свидетельству Академии оной в дело употреблять можно будет, то на каждого мальчика Академия обещает ему в награждение сто рублей; а ежели кто из приданных ему для обучения сделает инструмент добротою равной тем, каковы он сам делает, тогда Академия обещает ему большее награждение, глядя по инструменту, который сделан будет; в продчем волен он, Кулибин, службу при Академии, когда заблагорассудит, оставить.
20
Штелин, Яков (1709–1785) — профессор элоквенции (красноречия), конференц-секретарь Академии; по его мысли с 1768 года стали издавать календари: исторический, географический, экономический. Он сделал редкую опись книг академической библиотеки. Писал много од, переводил пьесы, рисовал, гравировал.
21
Котельников, Семен Кириллович (1739–1806) — академик, сын рядового Преображенского полка. После семинарии занимался под руководством Ломоносова физикой, ее и избрал своей специальностью. Учился также в Германии, где слушал Эйлера. Оттуда прислал в Петербург диссертацию. Отзываясь с большой похвалой об этом труде, Эйлер вообще давал самые лестные отзывы об успехах и знаниях Котельникова и рекомендовал его на кафедру высшей математики Петербургской Академии наук, отдавая ему предпочтение перед иностранными учеными, пользовавшимися известностью в науке. По предложению Ломоносова избран в 1760 году экстраординарным профессором. Работал над проблемами равновесия и движения тел. Позднее был ученым цензором в Петербурге. Котельников имеет много сочинений разного характера. Его библиотекой пользовался Кулибин.
22
Румовский, Степан Яковлевич (1732–1815) — сын священника Владимирской губернии. После университета изучал математику в Берлине у Эйлера. Сравнительно молодым получил звание профессора и члена Академии. Занимался математикой, физикой, астрономией и геодезией. Получил большую известность также за границей, был избран в члены Стокгольмской Академии наук. Труды его многочисленны. Между прочим, он издавал в течение тридцати лет астрономические календари, перевел «Эйлеровы физические письма», «Тацитовы летописи», несколько частей «Естественной истории Бюффона», участвовал в составлении русского словаря и прекрасно сознавал огромную роль, которую играет чистота и богатство языка для культуры народа. Находился в приятельских отношениях с Кулибиным.
23
Протасов, Алексей Протасьевич (1725–1796) — сын солдата Семеновского полка, доктор медицины, писатель и переводчик. Был аттестован Миллером как самый способный из академических студентов. Провел восемь лет за границей, совершенствуясь в медицине. Работы его немногочисленны. Серьезно подготовленный и имеющий склонность к научной деятельности, он всю жизнь вынужден был заниматься практической работой: преподавал, лечил, редактировал, нес обязанности секретаря академической Комиссии, наблюдал за гравировальной, барометренной и инструментальной мастерскими — «палатами», был непосредственным начальником Кулибина, от которого изобретатель многому научился.